☰
Скачать fb2
Канкан для братвы

Канкан для братвы

Аннотация

    В `Канкане для братвы` читатель вновь встретится с дикими, но симпатичными братками: Ортопедом, Комбижириком, Гугуцэ и К°, а также с их `идейным` вдохновителем Денисом Рыбаковым и станет свидетелем новых приключений веселых пацанов.


    Да! Пусть завтра будет даже хуже, чем вчера!
    Да! Пусть обнаглели мусора!
    Но! Братва не сдастся ни за что и никогда!
    Прорвемся! Горе – не беда…
    Народная братанская песня

ПРОЛОГ

    Рыбаков успел изрядно замерзнуть, прежде чем дедок на стареньком обшарпанном «москвиче»-универсале, изрыгающем клубы сизого дыма, соизволил принять на борт ругающегося под нос пассажира.
    Но в любом жизненном явлении есть как отрицательная, так и положительная сторона. В этом Денис многократно убеждался и раньше. И теперь, бросив взгляд на суету возле ресторанчика, понял, что Высшая Сила в очередной раз уберегла его от участия в весьма и весьма сомнительном мероприятии.
    У самых дверей увеселительного заведения ничком лежал здоровенный африканец в бордовой ливрее, имея вид подстреленного злобным английским колонизатором самца-орангутана. Из разбитого окна второго этажа свешивался еще один чернокожий в накрахмаленной белой курточке. Сквозь распахнутые настежь и перекошенные двери на улицу неслись веселые крики «почтенных бизнесменов», занятых загоном остатков персонала на огромную искусственную пальму, установленную в самом центре обеденного зала.
    Денис вздохнул.
    По застекленной галерее, огибавшей здание ресторана на уровне бельэтажа, пробежал негр с подносом, уставленным стаканами с разноцветными коктейлями, и скрылся из виду. На четверть минуты вопли братков утихли, но затем возобновились с новой силой.
    Рыбаков посмотрел на автостоянку, где сияли свежевымытыми боками ярко-алый кабриолет «Меrcedes-Benz SL320» Горыныча, вишневый «Lincoln Navigator» Ортопеда, серебристый «Jaguar S-type» Паниковского, темно-зеленый «GMC Jimmy» Антифашиста и яично-желтый «Dodge Durango» Гугуцэ, и почесал затылок. Состав участников спонтанного погрома не оставлял надежд на быстрое окончание побоища и свидетельствовал лишь о том, что веселье будет продолжаться вплоть до прибытия усиленных нарядов милиции, стянутых из трех соседних районов.
    Бурное прошлое нынешних предпринимателей, занимавших солидные должности директоров акционерных обществ самого разнообразного типа, время от времени прорывалось наружу, приобретая гротесковые формы физического воздействия на недостаточно расторопную обслугу питейных заведений или на несговорчивых партнеров по бизнесу, имевших наглость заниматься крючкотворством при составлении договоров.
    Из ресторана вылетел Паниковский и помчался к своему «Ягуару», на ходу помахав рукой задумчивому Денису.
    – Мы щас! Ты заходи! – Браток выволок из багажника английского седана три изрядно потертые бейсбольные биты. – Ну, блин, я вас!
    – Может, не стоит? – осведомился Рыбаков.
    – Стоит, стоит! – Паниковский крутанул биту. – Делов-то на полминуты!
    – Ты скоро?! – на пороге появился Горыныч, держащий за шкирку вяло трепыхающегося повара-мулата. – А-а, Диня, здорово!
    Плод любви белой женщины и чернокожего мужчины попытался было вывернуться из халата, но не сумел и безвольно повис в полуметре от сугроба.
    – Там пятеро шоколадок на кухне забаррикадировались, – сообщил Горыныч.
    – Ничего! – бодро гаркнул Паниковский.
    – И это называется деловой встречей? – ехидно спросил Денис.
    – Никто не совершенен! – Горыныч картинно повернулся в профиль.
    Из-за поворота с проспекта Просвещения показалась головная машина милицейской автоколонны. Улицу огласил вой доброго десятка сирен.
    – Опаньки! – Горыныч отбросил мулата в сугроб. – Быстро они сегодня!
    – Мотаем отсюда! – Паниковский кинул биты обратно в багажник «ягуара». – Через черный ход! Все, Диня, давай! Завтра на Думской, в два часа. На балюстраде Гостинки…
    – Понял, – Рыбаков успел кивнуть, прежде чем два бугая скрылись под сводами ресторана. – Да-а! Не стареют душой ветераны…
    Из подъехавших «канареек» посыпались облаченные в бронежилеты автоматчики и толпой бросились в подсвеченный рождественскими гирляндами дверной проем. Бегущий первым милиционер запнулся об обледеневшую ступеньку и шмякнулся на ковровую дорожку перед входом. АКСУ* отлетел в снег. Упавший вознамерился вскочить на ноги, но сзади на него налетели перевозбужденные коллеги. Мелькнули чьи-то ноги, и спустя пару секунд на пороге ресторана образовалась куча мала, из которой во все стороны торчали автоматные стволы и неслись приглушенные опущенными забралами шлемов проклятия.
    Денис пожал плечами, выразив тем самым свое личное мнение об уровне подготовки местных групп захвата, прошел несколько шагов по газону и поднял руку, останавливая попутную машину.

Глава 1 НЕ ДУМАЙ О СЕКУНДАХ СВЫСОКА! КУПИ МОБИЛЬНИК– САМ ПОЙМЕШЬ, НАВЕРНОЕ…

    Денис отвел взгляд от Горыныча, старательно ковыряющего десертной ложечкой в разрезанной пополам ягоде киви, и сцепил руки на животе.
    – Так что на этот раз вменяется Глюку?
    – Бандитизм, пиратство и незаконная порубка деревьев и кустарников, – с тоской произнес Гугуцэ.
    – Как это? – удивился Рыбаков. – Что за идиотский набор статей?
    – А так, – пожал плечами дотоле молчавший Садист. – Это надо у следствия спрашивать…
    – Ну, бандитизм я еще понимаю, – Денис сделал глоток кофе. – Сие есть, можно сказать, профильная статья Глюка. Да и не только его… Но пиратство и незаконная порубка деревьев?..
    – И кустарников, – напомнил Горыныч, откладывая на блюдечко очередную раздавленную мощными пальцами киви.
    – Да, и кустарников, – согласился Рыбаков. – Эти-то обвинения как образовались?
    – Элементарно, блин, – Гугуцэ закурил. – Все началось с материала Гоблина в «Калейдоскопе». Ты ж знаешь, Димон у нас нынче журналист. Так вот… Гоблин накропал эссе о старых тополях в Летнем саду, типа, они такие трухлявые, что в любой момент могут на статуи свалиться. Глюк совершенно случайно тот материал увидел и решил, блин, братану помочь. Подумал, что Димон сильно озабочен сохранением культурного достояния… Заехал в магазин на Литейном, купил бензопилу и заявился в садик. Там отловил какого-то служителя и ну допытываться, какой из тополей надо первым рубить! Служитель в крик. Глюк ему в грызло… Подумал, блин, что тот что-то скрывает… Пока то да се, пока ментовка приехала, он уже успел три дерева зафигачить…
    – Пьяный? – поинтересовался Денис.
    – В том-то и дело, что нет! – Гугуцэ раздраженно потряс пудовым кулаком. – Трезвый как стеклышко! Дальше – больше… Мусора его обложили, так Глюк от них к Неве чесанул. Прыгнул на пристань, откуда пароходики прогулочные отходят, сбросил сходни и заставил капитана отойти от берега. Тут речная ментовка подоспела… Аркашка по кораблю заметался, пилу свою включил, размахивать начал. Цирк, короче! Его целый час взять не могли. Потом, блин, пожарный катер подогнали и струёй из водяной пушки с ног сбили. Вот так и повязали. Хотели поначалу терроризм вменить, даже эфэсбэшники приезжали, но потом передумали. Решили, что с него и пиратства хватит…
    – Что Гоблин по этому поводу думает? – улыбнулся Рыбаков. – Ведь такая читательская реакция не каждый день встречается.
    – Обозвал Глюка придурком, – хмуро сказал Садист. – В чем-то он прав…
    Горыныч закончил безуспешную битву с дюжиной киви, в процессе которой ему перепало всего несколько кусочков сладкой зеленой мякоти, и оценивающе посмотрел на россыпь нектарин в вазе.
    Денис на время отвлекся от обсуждения главной темы.
    – Еврейского фруктика захотелось?
    – Почему это? – патриот Горыныч отдернул протянутую к вазе руку.
    – Да так, – Рыбаков пожал плечами. – У нас ведь половина нектарин из Израиля поставляется, а половина прямо тут производится. Из обычных персиков.
    Даниил Колесников выпятил подбородок.
    – Как это?
    – Берут персик, безопасную бритву и соскабливают с кожуры весь пух. Получается гладкая нектарина. По цене, прошу отметить, в два раза больше, чем фрукт-прототип…
    Горыныч тут же представил себе пейсатых коммерсантов, сидящих в подсобке и скребущих «жиллетом» по спелым дарам солнечного Азербайджана, развернулся вполоборота и злобно посмотрел на темноволосого курчавого хозяина маленького ресторана, протирающего стаканы возле стойки.
    – А ну, блин, иди сюда!
    Ресторатор выронил тряпку.
    – Стой, где стоишь! – через плечо бросил Садист. – Диня, ну на фига ты Даньку заводишь? Он, блин, и так дерганный…
    – Я просто выдвинул свою теорию происхождения нектарин, – пояснил Рыбаков. – Ладно, к делу… Как я понял, материалец-то у ментов имеется. И отнюдь не фуфловый, несмотря на мнение уважаемого Гугуцэ. Бензопила была, три дерева уничтожены, захват прогулочного катера тоже был…
    Горыныч со товарищи насупились.
    – Остается бандитизм, – Денис отхлебнул кофе. – Что по нему?
    – Старая история…
    – А именно?
    – Ты Сашу-Носорога помнишь? – спросил Садист.
    – Смутно. Что-то слышал, но лично ни разу не встречался.
    – Пылкин его фамилия, – встрял памятливый Горыныч.
    – Ага, Пылкин, – кивнул Гугуцэ. – Ну вот… Мусора кинулись за Саньком, тот как-то прознал про это дело и решил сваливать. Только из дома выскочил – СОБР* тут как тут! Санек в «бээмвуху» свою прыгнул и по газам. Те за ним. Часа два по городу гоняли, даже вертолеты подключили. Ну, блин, и догонялись… На Гражданке Сашка вылетел на развязку и сорвался с эстакады. В лепешку, короче…
    – А Глюк тут каким боком? – не понял Рыбаков.
    – Пылкин и на Глюка успел написать.
    – Каким образом?
    – Ну, видел его вместе с Носорогом в каком-то кабаке, запомнил, – Гугуцэ пожал широченными плечами. – Санек же богатым пацаном был, с десятка фирмочек навар имел. Вот менты, видать, до сих пор за деньгами и охотятся. Всех подряд чешут. Когда Носорог копыта откинул, мусора в первую голову стали капусту искать. И не нашли…
    – Говорили, что Санек какую-то экспедицию проплатил, – буркнул Горыныч.
    – Верно, – поддержал Садист. – Он прошлым летом на месяц из города пропал. Вроде на Волгу ездил, клад Стеньки Разина разыскивал.
    – Нашел? – осведомился Денис.
    – Непонятно. Но вернулся довольный…
    – И башней повредился, – дополнил хмурый Гугуцэ. – До этой свой экспедиции он нормальные картины собирал, пейзажи, по Айвазовскому прикалывался, а после всякой мути накупил. Абстракционистов, блин…
    – Точно, – закивал Горыныч. – Я у него прошлой осенью был. Целую стенку в одной комнате под эту фигню отвел. Мазня, блин, да еще на какой-то пленке прозрачной, типа целлофана…
    Слишком продвинутое абстрактное искусство братки не уважали. Им были чужды завихрения сопливой интеллигенции, стенающей от восхищения на выставках Малевича, Кандинского и Филонова, жадно пожирающей бесплатные закуски на презентациях новомодных лауреатов Букеровскрй премии и обсуждающей бесконечные и бессмысленные творения маститых кинорежиссеров-символистов вроде Феллини или Сокурова. Нормальным пацанам был ближе реализм Рафаэля, Шишкина или, на худой конец, боевичков типа «Терминатора» и «Крепкого орешка». Заумь «образованщины», не способной ни к какому серьезному делу, они почитали за проявление комплексов физической и интеллектуальной неполноценности. И были абсолютно правы.
    – Щас его хата племяннику отошла, – сказал Садист. – Менты хотели квартирку себе забрать, ан не вышло! Правда, крови они ему попортили немало. Одних судов штук пять было…
    – Так, мы отвлеклись, – Рыбаков прервал поток воспоминаний. – К покойному Носорогу можно будет вернуться позже. Меня больше интересует заява на Глюка и то, что заявитель скоропостижно помер. Подробности имеются?
    – Не-а, – Гугуцэ качнул бритой головой. – Судя по всему, барыга перенервничал. Попросил, типа, защиты, его рубоповцы в свое СИЗО посадили на пару дней, да не уследили. Ночью приступ начался, а камера одиночная. До двери доползти не успел. Утром уже холодненьким был…
    – Мертвый заявитель – это очень хороший заявитель, – резюмировал Денис. – Кто у Глюка адвокатом?
    – Сулик Волосатый, как обычно, – проворчал Садист. – Тебе он нужен?
    – Не помешает… Кстати, а где Ортопед?
    – Домой рванул.
    – Зачем?
    – У них в деревне, блин, нечисть какая-то завелась, – обрадованно сказал Горыныч. – По ночам в клубе воет. Часиков эдак с двенадцати. «У-у-у! У-у-у!!!» – от мощного баса Колесникова звякнули фужеры на стойке бара. – Вот так примерно. Народ уже на улицу выходить боится. Мишка и решил разобраться…
* * *
    Сидя в «додже» Гугуцэ, несущемся мимо Петропавловской крепости, Денис вспомнил об одной характерной примете бывшего руководителя Саши-Носорога.
    – Слушай, Боря, а что у Хотгабыча за шрам поперек башки? Волосы как на пробор уложены… Его, случаем, саблей по голове не били?
    – Не. – Гугуцэ меланхолично перекатил шарик жевательной резинки из-за правой щеки за левую. – Это его расстрелять пытались.
    – На стрелке?
    – Да какой там! Натурально, по приговору суда…
    – Ничего себе! – поразился Рыбаков. – Как же он в живых остался?
    – Это еще до моратория на смертную казнь было, – объяснил Гугуцэ. – В девяностом. Хоттабыча за тройное убийство замели. Подставили, понятное дело, но суд быстренько дал «вышку». Пока пацаны настоящего мочилу искали, Хоттабыча уже в спецзону направили… Тогда в разных зонах по-разному расстреливали. В той, куда Хоттабыч попал, все под медосмотр обставляли. Приводили зека в кабинет, измеряли давление, вес, легкие и напоследок рост. Ставили к планке у стенки, а там сзади окошечко маленькое было… Только встанешь – врач кнопку нажимает, и готово. Автоматика, блин. Прямиком в затылок…
    – Но ведь у разных людей рост разный, – возразил Денис.
    – Там эта фиговина со стволом вверх-вниз двигалась. И окошечек было несколько, – браток нетерпеливо просигналил замешкавшемуся у светофора грузовику. – Ну, привели Хоттабыча, поставили у ростомера… Ба-бах! А тот, блин, чо-то буквально за полсекунды почувствовал. То ли глаза медсестрички не понравились, то ли еще что… Вот и дернулся слегка. Пуля по черепухе скользнула, клок кожи содрала и аккурат дохтуру в пузо. Просекаешь? Вместо осужденного исполнитель маслину получил! И это еще не все! Хоттабыч локтем назад треснул, думал, там палач со стволом обосновался. Хотел напоследок хоть одного цирика* с собой на тот свет утащить. И попал в стену точно напротив какого-то электропривода. Пара кирпичей – вдребезги! Машинку-то и заклинило! Пока вся обойма не вылетела, автомат не угомонился. Пилюлькин еще две пули схлопотал, одна медсестре досталась, весь кабинет разнесло… Конвоиры влетают, а Хоттабыч на полу сидит, орет благим матом и за локоть держится. Вокруг кровища, сестра с врачом у стола валяются, дым, агрегат расстрельный наполовину из стены выпирает, провода какие-то искрят. Провели, блин, медосмотр… В общем – ужас! Всех троих в больничку отправили. А тут и братва подоспела. Мочилу тепленького на одной хазе отловили и ментам с полным раскладом выдали. Вот такие дела. Правда, Хоттабыч с тех пор на людей в белых халатах как-то нехорошо посматривает…
    – Немудрено, – вздохнул Рыбаков.
* * *
    В ремонтном депо Финляндского вокзала стоял такой холод, что теплолюбивому электрику Резвану Лечиевичу Пифие пришлось нацепить на себя, помимо свитера и ватника, огромный овчинный тулуп. Диагностировать электропроводку на тепловозах или заниматься еще каким-нибудь общественно полезным делом в подобном снаряжении было практически невозможно, но гражданин Пифия никогда и не отличался склонностью к трудовым подвигам. Он мнил себя молодым политиком-демократом и по этой причине львиную долю своего рабочего времени посвящал чтению пропагандистской литературы. Его непосредственное начальство в лице спившегося мастера Петровича, перманентно занятого поиском средств на «огненную воду», не обращало внимания на либерала-электрика, и Резван был предоставлен сам себе.
    Вот уже три года Пифия входил в боевую ячейку мелкой псевдодемократической «партии», чья численность составляла целых тридцать человек. Возглавлял сие потешное объединение бывший сокурсник нынешнего вице-премьера Грефсона, оказавшийся за бортом реформ, но не утративший при этом правозащитного пыла и желания любыми способами пробиться во властные структуры. Для чего он регулярно выводил своих «орлов» на несанкционированные митинги в поддержку энергетического беспредела товарища Чубайсенко, где партийцев тупо месили омоновцы, и участвовал во всех мало-мальски значимых мероприятиях питерской демтусовки…
    Резван воровато оглянулся, перекусил пару проводков на электрощите тепловоза с бортовым номером 4402-Б и запихнул в карман тулупа здоровенное реле.
    Боевая ячейка под руководством Гриши Старовойтова, куда вместе с Пифия входили недоучившийся студент Института культуры Альберт Песков и безработная повариха Антонина Стульчак, готовилась к совершению террористического акта. Партийный босс пребывал в полнейшем неведении относительно планов молодежи. Его решили не ставить в известность до самого последнего момента. Истеричный «главный демократ» мог помешать группе Старовойтова взорвать памятник Ленину, расположенный в сквере недалеко от станции метро «Чернышевская».
    Идея теракта родилась в пропитанных клеем «Момент» мозгах Старовойтова давно. Однако все упиралось в невозможность осуществления задуманного, так как ни один из членов ячейки навыками взрывотехники не владел. А обвязывать памятник китайскими петардами и поджигать фитиль было глупо. Мощности петард явно не хватало, чтобы сковырнуть с постамента полутораметрового латунного уродца, ноги которого по странной прихоти скульптора были в два раза длиннее торса, а засиженная голубями кепка с длинным козырьком, украшавшая голову, издалека напоминала бейсболку.
    Решение нашел Пифия, чем очень гордился. Будучи однажды в гостях у одного своего приятеля, стоявшего в плане материального достатка на три ступени выше электрика депо, Резван открыл для себя мир компьютерных сетей, в которых можно было найти любую информацию на любую тему. По просьбе Пифии обладатель умной машины вышел в Интернет и скачал с одного из бесплатных сайтов «Памятку террориста», где в доступной форме излагались несколько способов изготовления взрывчатки и детонаторов. Радостный Резван схватил вылезшие из принтера листы, ощутил себя местным Карлосом «Шакалом»*, сухо простился с удивленным такой переменой настроения знакомцем и убыл на встречу с единомышленниками, где выложил перед товарищами по борьбе распечатку «Памятки» и предложил начинать подготовку к операции. Истосковавшиеся по настоящему делу единомышленники бурно одобрили такой подход к борьбе с тоталитарным наследием прошлого и отметили появление инструкций масштабной пьянкой, в результате которой Старовойтов и Стульчак были задержаны на улице за хулиганство, выражавшееся в заблевывании прохожих на пешеходном переходе, погружены в «хмелеуборочную» и помещены в вытрезвитель. Пифия и Песков, травившие рядом, успели убежать при первых звуках сирены.
    Появившиеся на следующее утро Гриша с Антониной поправили здоровье недорогим портвейном и стали соображать, где достать мешок аммиачной селитры. Песков взял на себя изготовление корпуса для бомбы, а Пифие поручили свистнуть из родного депо комплектующие к электродетонатору…
    Резван еще раз оглянулся, перебрался к соседнему тепловозу, залез в кабину машиниста и вырвал из-под приборной доски пару метров провода в черной рассохшейся изоляции.
    Супруга Дениса сняла с плиты заголосивший чайник, повесила полотенце на крючок и уместилась с ногами на кухонном диванчике рядом с погруженным в чтение комментариев к Уголовному кодексу Рыбаковым.
    – Ну, и что ты скажешь? – Ксения первая нарушила затянувшееся молчание.
    – Думать надо, – Денис захлопнул книгу, положив вместо закладки карандаш, коим он отмечал в комментариях наиболее полезные для предстоящего мероприятия абзацы. – С пиратством все ясно. Оно либо вообще не пройдет, либо будет переквалифицировано на другую статью… Остальное похуже. Деревья Глюк точно рубил, тому имеется сотня свидетелей. И бандитизм – штука тонкая. Аркашке вменяют «участие в организованной преступной группе», что позволяет следствию держать его в клетке до суда. Исходя из соображений тяжести деяния…
    – Но доказательства… – Ксения поджала губы.
    – А им они и не нужны. Достаточно заявить, что Глюк был членом банды. Соответственно, несет ответственность за все преступления, действительные или мнимые, которые совершали другие члены ОПГ.
    – Не объясняй мне элементарных вещей. Я это и без тебя знаю…
    – Тогда чему ты удивляешься?
    – Я не удивляюсь, а размышляю. Этот… как его… Саша-Носорог имел отношение к Аркадию? – Ксения почти никогда не называла приятелей мужа по кличкам.
    – Только косвенное, – Денис подпер щеку рукой. – Были знакомы, как и все более-менее известные братаны в городе. В одну команду никогда не входили.
    – Уверен?
    – Ага. Глюк уже десятый год в антоновском коллективе.
    – А совместные проекты?
    – Ребята говорят, что не было.
    Ксения кивнула.
    Врать Рыбакову никто бы не стал. Это было не только не в традициях давно сложившихся взаимоотношений, но и представляло серьезную опасность для арестованного Клюгенштейна. Сказать Денису неправду или не сказать всей правды означало свести на нет подготовительную работу по освобождению прохлаждающегося на нарах коллеги, ибо неверная предпосылка была даже опаснее реального деяния, предусмотренного в Уголовном кодексе. От факта деяния еще можно отбиться, а перестраивать начатую операцию на ходу сложно и не всегда разумно. Особенно в том случае, когда в процесс вовлечены и сочувствующие братки, и противостоящие им организмы из правоохранительной системы.
    – Заявитель точно умер?
    – Однозначно. А почему ты спросила?
    – Видишь ли… Не получится ли так, что смерть заявителя – ловкая инсценировка? И он в самый неподходящий момент вылезет со своими разоблачениями? Недавно был похожий случай, по телеку о нем чуть ли не неделю вещали.
    – Слишком много времени прошло. Год его бы мариновать не стали. Хотя…
    – Тебя что-то настораживает? – улыбнулась Ксения.
    – Есть какая-то странность в этом деле, – признался Денис.
    – Просвети.
    – Меня немного беспокоит присоединение к вполне понятным действиям Глюка обвинения в бандитизме. Это ведь из другой оперы, совсем по другому делу… Зачем? Все и так ясно. Вандал с бензопилой похулиганил, плюс еще захват катера. Пиши обвинение – и в суд. А тут целый год чего-то выжидают, Глюка не трогают, даже в качестве свидетеля не вызывают… Несмотря на наличие письменной заявы.
    – Может быть, до него только сейчас очередь дошла? – предположила жена.
    – Не исключаю. Трудовой энтузиазм наших ментов эквивалентен активности недавно пообедавшего ленивца, так что подобное развитие событий вполне вероятно. Если посчитать обычную численность ОПГ… например, в двадцать человек… отрабатывать по паре людишек в месяц… Да, пожалуй, ты права. Чтобы дошли руки до Глюка, следствию надо около года.
    – Адвокат у Аркаши нормальный?
    – Спрашиваешь! Великий и могучий Сулик Волосатый, гроза нечистоплотных следаков! Плюс группа общественной защиты во главе с товарищем Эдиссоном. Правда, особых сдвигов пока нет.
    – И ты, естественно, органично вливаешься в эту группу?
    – Безусловно, – Рыбаков наморщил лоб. – На святое дело иду, дружбана с кичи выручать…
    – Ага! – Ксения заинтересованно посмотрела на мужа. – И как, позвольте спросить, ты ему намереваешься помочь?
    – Пока не знаю, – Денис постучал согнутым пальцем по бордовой обложке Уголовного кодекса. – Но надеюсь, что сия умная книга подскажет мне путь к достижению нирваны. Параллельно с этим надо с Андрюхой Воробьевым посоветоваться. Мы так и так собирались его навестить. Вот и совместим приятное с полезным…
    Андрей Валерьевич Воробьев* был в Санкт-Петербурге личностью известной.
    Экс-военный прокурор и заслуженный юрист России подвизался на ниве защиты печатных изданий от наглых наездов якобы оскорбленных журналистами персонажей статей, бывших по странному совпадению сплошь чиновниками местных администраций и представителями вороватой «либеральной интеллигенции».
    Постоянным противником Воробьева выступал занудливый и недостреленный Руслан Пеньков, с периодичностью раз в два месяца писавший тупые иски о защите чести и достоинства трупа депутатши, замоченной в собственном подъезде более двух лет назад. Суды Русланчик проигрывал, но свою бурную деятельность не останавливал, чем лишь повышал престиж бывшего прокурора в глазах прогрессивной патриотической общественности. Андрей ржал над каждой фразой исковых заявлений, цитировал их в юридических журналах и с нетерпением ожидал очередного прилива активности Пенькова, дабы обогатиться дополнительным перлом в своей адвокатской практике.
    Уровень профессионализма Воробьева сомнений не вызывал. Как в гражданском, так и в уголовном судопроизводствах. По этой причине Ксения полностью согласилась с предложением супруга.
    – До Нового года осталось всего четыре дня…
    – Ничего! – бодро отреагировал Денис. – Воробей будет рад нас видеть в любое время. Хоть сегодня, хоть тридцать первого. Он недавно верещал о своем желании презентовать нам очередную свою книжку, так что мой звонок согреет его утомленную писательскую душу.
    – Сегодня я не могу.
    – Тогда завтра, – Рыбаков схватил телефон и быстро набрал номер. – Занято… Ладно, до вечера прозвонюсь. Что у нас на ужин?
    – Курица.
    – Отлично, – Денис ссадил с коленей заснувшую карликовую пуделиху Дашу и потянулся. – Сейчас набьем живот и приступим к визуализации планов по освобождению узника совести.
    – Это лучше делать на пустой желудок. Злее будешь.
    – Неправда ваша! Когда я голоден, у меня одна мысль – о еде. Ты же не хочешь, чтобы стратегия и тактика защиты Глюка строились на фундаменте из кулинарных рецептов. Так что давай запихивай птицу в чугунок…
    Ксения усмехнулась и, не поднимаясь с дивана, щелкнула переключателем автоматической газовой плиты. За толстым стеклом духовки вспыхнуло голубоватое пламя.
    – Все давно готово. Через десять минут будем ужинать.
    – Монтана! – Рыбаков набулькал из тетрапакета стакан томатного сока. – То, о чем я мечтал с самого утра…
    – Ты что, не мог на встрече чего-нибудь перехватить? – Ксения подняла брови. – Вы ж вечно в ресторанах сидите.
    – Не до того было. Только кофеем нахлебался и все. А потом, ты же знаешь, если начать перед братанами есть, так и они захотят. Для сугрева водочки закажут. И понесется… Вместо серьезного базара получится примитивная обжираловка, плавно переходящая в народное гулянье. На стрелках одному Горынычу позволено жевать…
    – Интересно знать, почему?
    – А Данька привык к регулярному питанию. Ему давным-давно кто-то рассказал, что от голода он может впасть в диабетическую кому. Пошутили… Но Горыныч отнесся серьезно и теперь не упускает шанс что-нибудь в пасть забросить. У него даже наручный хронометр раз в три часа звонит. Напоминает, что пора подкрепиться…
    – Я даже знаю имя того человека, кто ему про диабетическую кому рассказал, – Ксения легко поднялась на ноги и распахнула дверцу холодильника.
    Рыбаков сделал вид, что слова супруги к нему не относятся.
    Кухонный приемник, настроенный на волну радиостанции «Азия-минус», созданной Толиком-Нефтяником в пику слишком популярной «Европе-плюс» издал мелодичный звон маленьких колокольчиков, возвещающих о том, что музыкальная программа подошла к концу и наступило время новостей.
    «В семье есаула черной сотни Опанаса Петренко, – бодрым голосом сказал диктор, – родился еврейский ребенок. Мальчик чувствует себя отвратительно…»
    Денис хихикнул и немного прибавил звук.
* * *
    Старший следственной группы, созданной для изучения творческого наследия Александра Ивановича Печенкина, известного также по погонялу Саша-Носорог, пребывал в мерзейшем настроении. Младшего советника юстиции Моисея Филимоновича Нефедко окончательно достала бравая милиционерша Панаренко, требовавшая от скромного работника прокуратуры все новых и новых санкций на задержание подозреваемых, в разряд которых ищейка с Захарьевской* заносила каждого, кто был даже шапочно знаком с покойным Печенкиным или был упомянут в многостраничном доносе бизнесмена Пылкина, скончавшегося на несколько часов позже Саши-Носорога.
    Рвение Ирины Львовны Панаренко, в девичестве – Фиры Лейбовны Стукельман, было легко объяснимо. Майор милиции подошла к рубежу пенсионного возраста, оттрубив в ГУВД почти двадцать лет, и желала с блеском завершить свою карьеру, напоследок разоблачив самую масштабную банду в истории Санкт-Петербурга. Ей грезились благодарность от самого министра внутренних дел, орден, подполковничьи погоны, солидная денежная премия и уговоры коллег и начальства остаться на рабочем месте еще хотя бы на годик-другой.
    Панаренко-Стукельман ради удовлетворения собственных амбиций была готова пересажать по камерам половину населения северной столицы.
    Нефедко чурался подобного подхода к расследованию уголовных дел. Ему было гораздо ближе неспешное течение событий, обычно приводящее к тому, что потерпевшие сами отказывались от борьбы за собственные нарушенные права, переставали появляться в здании прокуратуры, и папки со следственными материалами покрывались пылью в углу кабинета. По истечение пары лет дела сами собой прекращались «за отсутствием состава преступления» или по очередной амнистии. В молодости Моисей Филимонович прошел стажировку у районного прокурора Терпигорева, который и научил юношу всем тонкостям «настоящей» следственно-надзирающей работы, за что Нефедко был очень благодарен старшему товарищу. Советы Терпигорева сильно помогали недалекому и хилому выпускнику заштатного юридического вуза благополучно продвигаться по служебной лестнице, в личном деле у него было ровно в два раза больше поощрений, чем замечаний.
    К тому же Нефедко, как и многие его коллеги, страдал легкой формой умственной отсталости, это выражалось в том, что он мог усваивать лишь небольшие объемы информации, да и то – с перерывом в несколько дней. Его попытка выучить английский язык на ускоренных курсах закончилась истерическим срывом.
    Полечившись в пансионате, куда он был отправлен по настоянию невропатолога из ведомственной поликлиники, Моисей Филимонович предпринял еще одну попытку овладеть тонкостями произношения определенного артикля «the» и увеличить свой лексический запас с трех английских слов «table», «pencil» и «paper» хотя бы до сотни. Нефедко приобрел кассеты с записями уроков Илоны Давыдовой, для чего, будучи дежурным следователем, обчистил карманы одного из задержанных, и спустя сутки был госпитализирован с острым помутнением сознания. Как выразился один из врачей, сей случай можно было бы назвать «грыжей головного мозга». Но, к сожалению, подобного заболевания в реестре не числилось, и потому Моисея лечили от обычного переутомления…
    – Ну и что вы опять от меня хотите? – заныл Нефедко, с неприязнью глядя на всклокоченную Панаренко, вот уже битых полчаса рассказывающую следователю о своих грандиозных планах.
    – Идите к прокурору и берите санкции!
    – На кого опять?
    Майорша помахала перед лицом Моисея пачкой желтоватых листков, в которых он узнал выгоревший на солнце донос бизнесмена Пылкина.
    – Я вычислила тех, кого заявитель называл «неизвестными» ему лицами! – гордо выкрикнула Панаренко. – Это сторожа с автостоянки и дворник! С ними Печенкин тоже поддерживал преступные связи!
    От визгливого голоса майорши у Нефедко заложило уши.
    – А основания?
    – Вот! – на стол к прокурорскому работнику бухнулась толстая папка с какими-то документами. Моисей Филимонович опасливо посмотрел на пачку «оснований», состряпанных в РУБОПиКе по прямому указанию Панаренко. – Здесь все! Результаты наружного наблюдения, оперативная информация и выводы. Для санкций на арест достаточно!
    – А санкции прокурора на проведение наружного наблюдения были? – Нефедко неожиданно вспомнил одну из процессуальных норм и гордо надулся.
    – Ах, оставьте! – на мгновение крашенная пергидролем майорша превратилась в манерную дамочку, игриво подмигивающую кавалеру на балу в честь окончания школы милиции. – Проведем задним числом.
    Младший советник юстиции раскрыл папку, прочитал первые строки заявки на получение санкций, почувствовал, как голову наполняет серая муть непонимания, и пригорюнился. Усилия по овладению языком Шекспира окончательно нарушили хрупкие связи в сером веществе Нефедко, и теперь он мог с трудом одолеть лишь юмористическую страничку в журнале. На большее следователя не хватало. Прочесть хотя бы треть из представленных Панаренко материалов было выше его сил.
    Моисей Филимонович понял, что долго держать оборону он не сможет, и мысленно махнул рукой. Пусть майорша арестовывает сторожей и дворника. В конце концов это будет не его вина. Как решит прокурор, так и произойдет. Дело Нефедко маленькое – заполнить три бланка и принести их на подпись. Слава Богу, это следователь был еще в состоянии сделать.
    – А они не станут жаловаться? – Нефедко приложил последнее усилие к тому, чтобы отбрить Панаренко.
    – Я им пожалуюсь! – злобно рыкнула милиционерша.
    – Хорошо, хорошо, – следователь достал пустые бланки. – Сейчас я все оформлю… Или, – Нефедко с надеждой посмотрел в глаза Ирине Львовне, – вы сами?
    – Давайте! – Панаренко схватила со стола шариковую ручку и принялась активно чиркать на четвертушке стандартного листа. – Не пишет!
    – Чернила высохли, – заунывно сказал Нефедко не пользовавшийся ручкой уже почти год. Все бумаги за него писали стажеры, а свою подпись он ставил забытым кем-то из посетителей «паркером». – Вот, возьмите фломастер…
    Через сорок минут на стол к районному прокурору легли остро пахнущие ацетоном бланки, заполненные ядовито-зелеными строчками постановлений о привлечении трех граждан в качестве подозреваемых по уголовному делу за номером 390229. Прокурор удивился насыщенному цвету букв, но санкции подписал.
    На квартиры к сторожам с автостоянки, на которой Саша-Носорог держал свой «BMW», и к дворнику, подметавшему тротуар перед подъездом дома, где проживал Печенкин, выехали оперативные группы.
* * *
    Лысый, в миру – Роман Альтов, ткнул пальцем в запорошенную снегом вышку, с которой летом прыгали привязанные за ноги бесстрашные отдыхающие, и причмокнул.
    Головы Пыха и Мизинчика повернулись в сторону неработающего аттракциона.
    – Это, блин, идея, – весомо сказал Лысый. – Пока братаны будут с одной стороны подходить, мы, типа, с другой.
    – Конкретно, – подтвердил Мизинчик, вдавливая педаль тормоза.
    Серо-зеленый «Ford Expedition» встал точно напротив деревянного пирса, уходящего почти до середины озера.
    – А получится? – Пых перегнулся с заднего сиденья.
    – Если, блин, рассчитать все грамотно, то получится, – кивнул Лысый.
    – А где мы специалистов возьмем? – поинтересовался Мизинчик. – Щас зима, их тут нет никого…
    – Спокуха! – Лысый достал телефон. – У меня возле «Премерзкой»* чувачок знакомый живет. Так он, это, первый в городе «тарзанку» поставил… Поможет разобраться… Э, Слава?.. А кто?.. Славу позови сюда… Здорово. Ты мне нужен… Ага, сейчас… Лады, – браток спрятал трубку в карман. – Поехали. Ждет…
* * *
    Рыбаков дозвонился до Воробьева и был тут же приглашен в гости. Никаких отговорок вроде предновогодних забот, необходимости навестить родителей и купить что-нибудь к празднику Андрей даже слушать не стал.
    Правда, Денис особенно и не спорил. Договорились на двадцать девятое декабря. Воробьев пообещал организовать горячие мясные блюда, семейство визитеров взяло на себя холодные закуски и фрукты. В середине разговора Рыбаков упомянул о необходимости получить консультацию по одному уголовному делу, на что бывший военный прокурор отреагировал крайне благожелательно.
    Андрей не отказывал себе в удовольствии попинать российских ментов и выставить их полными идиотами.

Глава 2 СТРАНА БУХИХ

    – …И вообще, дискутировать с большинством наших судей об уровне интеллекта следователя – только зря время терять, – Андрей Воробьев смешал в высоком тонкостенном стакане джин с тоником, бросил туда пару кусочков льда и воткнул соломинку. – Ибо умственные способности нынешних судей, за редким исключением, находятся в зачаточном состоянии. Где-то между рефлексами ленточного червя и амбициями хохла-сержанта в стройбате… По нашим дурным законам все решения в процессе судебных слушаний принимаются судьей единолично, вне зависимости от их важности. Естественно, кроме приговора. Судья может отказать в любом ходатайстве, в вызове любого дополнительного свидетеля, в производстве экспертизы…
    – Но все это остается в протоколе, – Денис прервал монолог приятеля.
    – Безусловно, – экс-военный прокурор присосался к трубочке и за раз выхлебал четверть стакана. – Протокол – великая вещь. Если в деле заявлено несколько оставленных без удовлетворения ходатайств, то защита имеет все шансы на апелляции и повторные слушания в суде более высокого уровня. И так до бесконечности.
    – Мы сейчас говорим о суде, где будет решаться вопрос об изменении меры пресечения, – напомнила Ксения.
    Воробьев вскочил и прошелся по комнате, заложив руки за спину и поблескивая очками. Со стороны могло показаться, что он на собственном примере демонстрирует правила передвижения арестованных по коридорам следственного изолятора.
    – Нам как выгоднее? – прищурился Рыбаков.
    – Не понял, – Андрей оперся на спинку стула.
    – Растянуть заседание или укоротить?
    – Естественно, растянуть. Кстати, в каком районе это будет происходить?
    – В Центральном…
    – Так-так-так, –Воробьев ухмыльнулся. – С председателем суда я неплохо знаком. В принципе, можно его попросить, чтобы он указал судье на необходимость внимательного рассмотрения…
    – Сколько это будет стоить? – тут же отреагировал Денис.
    – Нисколько, – экс-прокурор махнул рукой. – Там нормальный мужик. Правильный.
    – Нам бы еще делишки уголовные разделить, – мечтательно заявил Рыбаков. – Бандитизм отдельно, пиратство и незаконную порубку – отдельно…
    – И не думай, – Воробьев уселся верхом на стул. – Раз соединили, обратного пути нет.
    Денис критически посмотрел на приятеля.
    – Ты знаешь, как называется та поза, в которую ты уселся?
    Воробьев бросил взгляд на свои ноги и с подозрением уставился на ехидного Рыбакова. Склонность Дениса к дурацким розыгрышам и проведению фрейдистских аналогий была общеизвестна.
    – Нет, а что?
    – Серьезно, не знаешь?
    – Не знаю, – четко произнес Андрей. – По-моему так сидит один телеведущий, обожающий слово ВЦП «однако»… А в чем, собственно, дело?
    – Какашка он небритая, а не телеведущий, – выдал Рыбаков. – А вот что касается позы, то, согласно классификации известного психолога Райха, она называется позой «стеснительного онаниста».
    Воробьев мгновенно развернулся на стуле и положил ногу на ногу.
    – Так, надеюсь, нормально?
    – Так нормально…
    – Почему «стеснительный онанист»? – заинтересовалась Ксения.
    – Широко раздвинутые ноги говорят о подсознательном желании явить всему миру свое мужское достоинство, – объяснил Денис. – Но индивидуум не уверен в своих силах, поэтому все же прикрывает причиндалы спинкой стула. Хотя я лично обозначил бы данное кокетство «позой стеснительного эксгибициониста». Более точное определение…
    – Интересно, – Воробьев поправил очки. – У тебя нет книжек этого Райха?
    – Есть.
    – Дашь почитать?
    – Конечно, – Рыбаков открыл жестяную коробочку с тонкими сигарами «Cafe Creme» и закурил. – Используешь в своем литературном творчестве?
    – А то! – согласился Андрей. – Психологические экзерсисы – штука весьма полезная. Можно такого наворотить…
    – Сделай проводку через всю повесть, – посоветовал Денис. – Начни с юных лет героя и заставь его действовать в соответствии с психологическими комплексами. Я тебе еще Отто Вайненгера дам. Там вообще труба. Фрейд с Юнгом отдыхают…
    – Це дало, – кивнул Воробьев. – Народ это любит…
    Ксения повертела в руках последнее творение бывшего прокурора, затянутое в яркую целлофанированую обложку. Под картинкой, изображающей обнаженную девушку с торчащим в груди огромным кинжалом, переливалась багровая надпись «Юрист. Дело об утраченной девственности».
    – Это ты сам названия повестей придумываешь?
    – Не-а, – плодовитый литератор, разделивший пополам с соавтором псевдоним «братья Питерские», повернулся к супруге приятеля. – Редакция. Чем больше бьет по глазам, тем лучше… В оригинале книжка именовалась «Ошибка в субъекте». Но редактору показалось слишком безлико…
    – Надо было назвать «Вагинальной рапсодией», – прокомментировал Рыбаков. – Или «Мэри Жоппинс, до свидания!». Бить – так бить.
    – Фу! – Ксения сморщила носик.
    Воробьев всосал еще четверть стакана джина с тоником, закусил долькой апельсина и потянулся за пачкой сигарет.
    – Однако вернемся к нашим баранам, то есть к ментам, – Денис поднес консультанту-надомнику огоньку. – Вот, Андрюха, скажи – пройдет такой дебилизм, как я тебе поведал, через суд?
    – Легко, – экс-прокурор окутался клубами дыма. – В нашей стране что угодно пройдет. Важны не победа законности, а участие подсудимого в процессе оценки доказательств и прениях… Тут все дело можно разделить как бы на три этапа. Первый: чисто ментовская работа. Проверка заявления или события преступления, работа дознавателя и другая лабуда. Заканчивается на факте возбуждения дела или отказа… Затем наступает черед следака. Протоколы, экспертизы, допросы, очные ставки и обвинительное заключение. Что будет с делом в суде, следствие и прокуратуру волнует мало. Главное, чтоб обратно на дополнительное расследование не отправили… Потом суд. Можно сказать, сумеречная зона. Решение совершенно непредсказуемое и никак не базирующееся на обычной человеческой логике.
    – А эмоциональный фактор?
    – Имеет место быть и в большом объеме, – витиевато заявил Воробьев. – Фактически, исход любого дела процентов на пятьдесят зависит от отношения судьи к каждой из сторон. Если кто-то из участников активно не нравится, есть масса способов осложнить ему жизнь. Например, начать слишком подробно опрашивать свидетелей, назначать экспертизы… Да мало ли что! Вот, к примеру. На предпоследних прениях с моим любимым педиком, – Андрей имел в виду скандалиста Пенькова, – тот смог-таки довести судью до крайней степени озлобления тем, что вместе со своим безумным адвокатом обвинил меня и подзащитную газету в неприятии либеральных реформ. А судья на этих реформах потерял свои сбережения, отложенные на покупку дачи… Ну, и ты понимаешь, чем все закончилось. В иске – отказать, Русланчика – пинком из зала, адвоката Шмуца – на пятнадцать суток за оскорбление состава суда. Решение обжалованию не подлежит…
    – Ага! – глаза Рыбакова радостно блеснули. – Значит, если прокуроришка или следак достанут судью, тот дело развалит?
    – Смотря, на каком этапе.
    – Для начала – по вопросу содержания под стражей.
    – Легко. Только ты особо не обольщайся… Мусора могут спокойно опять забить в камеру свежеосвобожденного. По «вновь открывшимся обстоятельствам». Тут надо действовать хитрее… Следует изменить статус подследственного. С подозреваемого или обвиняемого на свидетеля. Если суд переведет твоего кореша в свидетели, то у ментов возникнет серьезная проблема. Быстро ее не решить…
    – Принципиально это возможно?
    – Законом не запрещено, – Воробьев отрицательно покачал головой. – Решение суда обязательно для прокуратуры и следственных органов. Чтобы его обжаловать, требуется куча бумаг от того прокурора, что подписывал санкцию на арест. А при таком раскладе прокурор на обжалование может и не пойти. Скажет следаку, что тот сам не доработал и вообще… Мол, ищи доказательства, с ними и приходи.
    – Подобные прецеденты бывали? – деловито спросила Ксения.
    – Конечно, бывали, – Андрей прикончил стакан коктейля и нацедил себе почти чистого джина, плеснув чуть-чуть тоника. – Но вы не забывайте, что я в последние годы от уголовки отошел, многого не знаю из современной практики… В мое время суд еще не рассматривал вопроса о законности применения меры пресечения. И следствие немного по-другому шло. Вон, – защитник свободы слова от посягательств обнаглевших представителей секс-меньшинств дотянулся до книжной полки и вытащил толстенную, прошитую суровой нитью папку. – Ксерокопии некоторых материалов по тем делам, которые я вел в качестве следователя прокуратуры. Извольте… Только осмотр места происшествия занимает сорок страниц, – Воробьев полистал документы. – Вот снятие объяснений по факту того, угощал ли рядовой Джангильдеев сержанта Опухалко конфетами или тот их отнял. Двенадцать листов через один интервал… Экспертиза автомата по «самострелу». Три листа… Опять протокол осмотра… А-а! Это вообще песня! Постановление в отказе в возбуждении дела о хищении горюче-смазочных материалов. Двадцать семь листов! Допрошено сто три человека… Сейчас, к сожалению, все иначе. Из общего числа необходимых документов в деле находится от силы процентов тридцать. Остальное – домыслы следователей. Что меня совсем не удивляет. Если у нас дознавателями и следаками работают бывшие парикмахеры и гинекологи, другого ожидать не имеет смысла…
    – Так что перспективы есть? – подытожил Денис.
    – Это зависит от того, сможете ли вы перетянуть судью на свою сторону.
    – Сможем, – улыбнулся Рыбаков. – Я даже знаю как…
* * *
    Миша-Ортопед любовно огладил черненый ствол своего любимого ружья «SPAS 12»*, заряженного патронами с выплавленными из дореволюционных полтинников серебряными пулями, поправил сбившуюся на затылок ушанку и продолжил наблюдение за темными окнами клуба. Немного мешали огромный нательный крест из полированной латуни и вязанка чесночных головок, висящие поверх дубленки, но предусмотрительный браток не обращал внимание на мелкие неудобства.
    Жизнь дороже.
    Никому неведомо, что за чудище появляется по ночам в поселковом клубе и упражняется в вокале. То ли оборотень, то ли снежный человек, то ли вампир какой-нибудь… Так что серебряные пули и чесночок могут прийтись очень кстати. На самый крайний случай в кармане дубленки гражданина Грызлова лежала граната Ф-1, но Ортопед надеялся, что воспользоваться ею не придется.
    Горыныч предлагал взять пулемет, даже хотел снабдить Мишу двуствольным чудом российского ВПК на треноге. Ортопед отказался. Поливать бревенчатое здание клуба из агрегата, предназначенного для поражения низколетящих и легкобронированных целей, было чересчур. К тому же Михаил надеялся взять пришельца живьем. Или хотя бы не сильно попортить шкурку…
    Вдали возле перекрестка истошно заорал местный алкоголик Гришка Мыкин. Судя по последовавшим за воплем тяжелым ударам, жена Григория встретила припозднившегося суженого во всеоружии и теперь охаживала сковородой.
    Ортопед сплюнул в снег, отпил из походной фляжки крохотный глоток коньяку, отодвинул в сторону яблоневую ветвь и вновь уставился на окна…
    Первым вой из ночного клуба услышал местный участковый. Воспитанный на бабушкиных сказках милиционер не на шутку струхнул и не стал проверять, кто это там бродит по темным помещениям. Однако наутро, подкрепившись двумя стопками самогона, тщательно облазил все здание, но никаких следов не обнаружил.
    На следующую ночь все повторилось. Теперь уже вой слышали мужики, собравшиеся у агронома на празднование его именин и курившие в ожидании хозяина, который полез в сарайчик за очередной банкой соленых огурцов. И опять утренний осмотр клуба не дал результатов. Ночной гость таинственно появлялся около полуночи, с полчасика тихонько подвывал и испарялся.
    По поселку Волосянец поползли слухи о лешем. Представители интеллигенции в лице киномеханика и паспортистки несколько дней насмехались над необразованной деревенщиной, пока утробные звуки не застали их врасплох на крылечке клуба, куда местный «Спилберг» пригласил работницу милиции на вечерние посиделки, дабы вручить привезенные из города рулоны розовой туалетной бумаги и получить взамен немного женской ласки. Выскочившие из своих домов жители с наслаждением наблюдали, как полуодетые киномеханик и паспортистка с визгом неслись по центральной улице, петляя между подмерзших луж и разбрызгивая грязь. Вслед за беглецами тянулся длинный серпантин из развернувшейся бумаги, что придавало картине несколько карнавальный оттенок.
    Случившееся окончательно утвердило сельчан во мнении, что ночной вой из клуба не является следствием неумеренного употребления горячительных напитков группой «очевидцев», а представляет собой жуткую реальность, основанную на материалистическом восприятии мира.
    Участковый попробовал созвониться с районным центром, чтобы вызвать подмогу и сообщить о происходящем. Но не рассчитал силу своего убеждения и в результате был послан в грубой форме дежурным по райотделу милиции. Капитан из райотдела здраво рассудил, что деревенский старлей опять нажрался и теперь ему мерещатся голоса. Оскорбленный в лучших чувствах участковый принял на грудь пол-литра водочки, поплакался сочувствующим мужичкам и в порыве бесстрашия связался с дежурным по антитеррористическому центру УФСБ по Санкт-Петербургу. Мирно начавшийся разговор быстро перешел в плоскость взаимных оскорблений, когда эфэсбэшник понял, что абонент на другом конце провода пьян в зюзю. Обозвав старлея «чмырем-алкоголиком» и получив в ответ «гэбэшную падлу», приправленную утробным ревом скрученного рвотными спазмами милиционера, майор Кричевский возжелал крови участкового из Волосянца, но был вовремя остановлен начальством, которое сочло лишним устраивать разборки с МВД из-за одного-единственного телефонного звонка. Пусть даже хамского.
    Непонятый никем участковый смачно потравил из окна своего кабинета, забрызгав непереваренным винегретом трясущихся от страха паспортистку с киномехаником, был избит подоспевшим мужем своей сослуживицы, ошибочно принявшим его за прелюбодея, и ударился в многодневный запой. В поселке воцарилось безвластие.
    Надежда у жителей Волосянца оставалась лишь на Ортопеда. К нему отправились ходоки и через сутки принесли радостную весть о согласии храброго земляка поспособствовать отлову воющей нечисти…
    Михаил поерзал в сугробе и подышал на замерзшие пальцы. Три с половиной часа на посту – и все без толку. Прогрессивная мысль Садиста, предлагавшего просто-напросто сжечь здание клуба из огнемета и не тратить время на засаду, уже не казалась такой безумной.
    Внутри здания что-то тихо скрипнуло. Ортопед медленно размял затекшие плечи и прислушался.
    – У-у-у! – откуда-то сверху раздался слабый звук.
    Браток бесшумно переложил ружье в правую руку и приподнялся.
    – У-у-у!!! – вой стал чуть громче.
    Ортопед на цыпочках просеменил до угла дома, взобрался на крыльцо и выставил перед собой ствол.
    – У-У-У! А-у-у! – вой изменил тональность, и в нем проявились нотки сладострастия.
    Михаил миновал сени, прокрался по узкому коридорчику и остановился перед дверью в подсобное помещение, где уборщицы хранили инвентарь и иногда ночевал совхозный сторож. Из-под двери пробивался слабый свет.
    – У! У! У! А-а-а! – в резкие выдохи неведомого существа вкрался шелест бумаги.
    «Гадит он там, что ли?.. – подумал озадаченный браток и снял ружье с предохранителя. – Но тогда бы следы оставались…»
    За тонкой фанерной перегородкой тяжело задышали.
    «А если он там, блин, не один? Эх, была – не была…» – Ортопед отогнал ненужные мысли, примерился и с маху выбил ногой хлипкую дверцу.
    На пол каморки обрушилось чье-то тщедушное тело затянутое в линялый тренировочный костюм, и заверещало. От пронзительного визга у братка заложило уши.
    – Лежать! – громовым голосом гаркнул Грызлов и вонзил оконечность ствола под ребра неизвестному.
    – Миша! Это же я, я!!! – нечисть на поверку оказалась сторожем.
    – Это ты выл? – зарычал Ортопед, проведший полночи в снегу и не выкуривший за это время ни одной сигареты из опасений демаскировать схрон.
    – Я ничего! – затрясся сторож, потрясенный сверкающим крестом, болтающимся на груди у двухметрового бугая. Со стороны Михаил сильно смахивал на рыцаря-храмовника, нависшего над плененным сарацином. – Я книжку читал!
    – Какую, блин, книжку?!
    – Вот, – поселковый дозорный вытянул трясущуюся длань в направлении топчана, над которым располагалась открытая вьюшка печной трубы. – Там лежит…
    Грызлов опустил ружье, снял с шеи крест и вязанку чеснока, взял в руку толстый фолиант в синей обложке.
    – «Книга о вкусной и здоровой пище»… Та-ак. У ты, блин, и придурок… А звук по трубе шел, – браток тяжело опустился на топчан. – Но выть-то зачем?
    – Забылся, – потупился сторож. – Там такие картинки, такие вкусности…
* * *
    Выворачивая с улицы Широкой, называвшейся до распада СССР улицей Ленина, на Большой проспект Петроградской стороны, Денис услышал знакомый голос и через секунду нос к носу столкнулся с Мизинчиком, который выгуливал упакованного в ярко-зеленый комбинезон отпрыска возле закрытого на обеденный перерыв магазина спорттоваров.
    – Чтоб я этого даже не слышал! Мной учительницу больше не пугать, ясно?
    – Ясно, – пообещал Мизинчик-младший.
    – Ха, Диня! – Павел Кузьмичев узрел затормозившего Рыбакова. – Привет! Каким ветром?
    – Прогуливаюсь, – уклончиво ответствовал Денис и с интересом посмотрел на ребенка. Для своего возраста сын Кузьмичева был высоковат. Впрочем, если учесть рост папаши, на семь сантиметров превышающий двухметровую отметку, это было неудивительно. – А вы?
    – Подарок к Новому году ищем, – вздохнул Мизинчик. – Полрайона уже перепахали…
    – Кому подарок?
    – Этому, – браток положил руку на плечо дитяти.
    – Тогда зачем ты отпрыска с собой взял?
    – Не с кем оставить. Маринка только завтра из Испании приедет, тесть с тещей вчера на дачу укатили…
    Мизинчик-младший прилип к витрине и принялся рассматривать выставленные за стеклом кроссовки «Reebok».
    – Купи ему пейджер. Или трубу, – посоветовал Рыбаков. – А лучше ствол, чтобы ко взрослой жизни готовился.
    – Рановато, – серьезно отреагировал Паша. Вот насчет мини-кара я уже думал.
    – И как?
    – У нас их, блин, не продают. А заказ надо месяц ждать. Не успеваю…
    – Насчет видеотехники подумай. Можно камеру купить, – предложил Денис.
    Мизинчику мысль понравилась. Видеокамера должна была отвлечь непоседливого сынулю минимум на неделю.
    – Тут недалеко магазинчик «Сони» имеется, – продолжил Рыбаков. – Пошли вместе. Заодно и я себе чего-нибудь присмотрю.
    – Далеко магазинчик? – Кузьмичев оглянулся на застывший у тротуара джип. – Не хочу тачку здесь бросать.
    – И не надо. Дальше по проспекту целых три салона. Объедем все, – Денис дисциплинированно выбросил окурок в урну.
    – Папа-а! – Мизинчик-младший дернул братка за рукав. – Купи мне «риибок»!
    – Отвали! – коротко буркнул родитель, нащупывая в кармане ключи от машины.
    – Ну, па-апа! Ну купи мне «ри-и-ибок»! – заныло чадо.
    – Я сказал – отстань! – Павел расстегнул куртку и полез во внутренний карман.
    – Тебе что, жалко? – не понял Рыбаков.
    – Сначала черепаха, потом хомяк, теперь рыбки! Перебьется! – Мизинчик поднял сынка за шиворот и переставил на метр в сторону. – Покупает он, а кормить мне! Марш в машину и сидеть тихо!
    Денис сдержался и не стал объяснять приятелю, что отпрыск имел в виду отнюдь не водоплавающую живность.
    – Да, кстати, – замялся Кузьмичев. – Ты не знаешь, где можно достать новогодний костюм большого размера?
    – На тебя? – уточнил Денис.
    – Ну, примерно, – Мизинчик покраснел. – Типа того…
    – А зачем тебе?
    – Да надо… – Павел ушел от прямого ответа.
    Операция по спасению Глюка, которая была задумана им совместно с Лысым и Пыхом, держалась в секрете от остального коллектива. Мизинчик и два его корешка не были уверены в том, что братаны одобрят инициативу, и потому готовились к осуществлению грандиозного плана совершенно автономно.
    Внимательный Рыбаков отметил про себя некоторую нервозность Мизинчика, но счел ее следствием предновогодней суеты.
    – Костюм какого типа?
    – Это, блин… Супермена, – выдохнул громила.
    – Не знаю, – задумался Денис. – В магазинах твоего размерчика явно не найти… А к какому сроку тебе нужно?
    – К Старому Новому году, – нашелся Паша.
    – Время есть пока, – Рыбаков выпятил нижнюю губу. – Придется на заказ шить…
    – Но где? – развел руки браток. – В ателье я уже был. Не катит. Говорят, не умеют…
    – Это вопрос… Знаешь что, попробуй-ка ты в театральные мастерские обратиться, – сообразил Денис. – Там что хошь сошьют. Хоть Супермена, хоть Мефистофеля. Мефистофель даже покруче будет.
    – Серьезно? – Мизинчик сдвинул брови. – А где эти мастерские?
    – Да при любом театре. Вон, тут неподалеку Ленком, заедь туда…
    – Давай вместе! – попросил браток. – А то я, блин, чо-то не то скажу еще…
    – Это ты можешь, – кивнул Рыбаков. – Хорошо, поехали…
    Обрадованный Мизинчик затопал к своему внедорожнику.
* * *
    Вопреки «Закону о милиции» и идиотически-радостным реляциям генералитета МВД, основной деятельностью многих рядовых сотрудников правоохранительной системы России является сбор дани с мелких лоточников, проституток и сутенеров, карманных воров, бомжей, наркоторговцев и задержанных в нетрезвом виде обычных граждан.
    Иначе на ту нищенскую зарплату, что им положило родное государство, не прожить. Сорока-пятидесяти долларов в месяц элементарно не хватит даже на полноценное питание и оплату коммунальных услуг, не говоря уже об обеспечении более-менее сносного существования семье.
    Все госчиновники, от которых зависит принятие финансовых решений, это прекрасно знают, однако ничего, что могло бы изменить ситуацию в лучшую сторону, не делают. Сильная и независимая розыскная система невыгодна прежде всего бюрократам всех уровней, отщипывающим кусочки от бюджетных потоков и с пафосом рассуждающим о криминогенной обстановке в стране и методах борьбы с валом преступлений. Выделяемые милиции средства обычно не доходят до низовых структур, распыляясь где-то на уровнях министерства и трансформируясь в генеральские дачи, многодневные круизы начальства в экзотические страны для «обмена опытом» и торжественные приемы по праздникам.
    Народ, на протяжении многих веков воспитанный в традиции противопоставления понятия «Родины» понятию «государства», воспринимает само существование милиции как неизбежное, но не очень страшное зло, и предпочитает выживать автономно, общаясь с людьми в сером лишь тогда, когда они сами начинают приставать с разными дурацкими вопросами типа «Откуда у вас автомат Калашникова?» или «Где украденные в прошлом году пыжиковая шапка и три бюстгальтера?».
    Милиция со своей стороны граждан тоже недолюбливает и старается отыграться на наиболее незащищенных представителях общества вроде простых работяг, «очкастых интеллигентов» и бездомных. Последних регулярно отлавливают, избивают и за их счет выполняют план по раскрытию преступлений, вешая на какого-нибудь алкоголика дядю Васю сотню-другую квартирных краж, совершенных за год тремя независимыми группами профессиональных домушников. Благо дядю Васю можно безнаказанно прессовать в камере и объяснять отсутствие украденных вещей тем, что бомж «успел их продать и пропить»…
    Юра Петров осторожно выглянул из-за платформы, загнанной в тупичок на запасном пути Московского вокзала, за секунду оценил обстановку и спрятался обратно.
    Цепь матерящихся милиционеров из территориального отдела продолжала прочесывать район складов. Пузатый подполковник в бронежилете потрясал кулаком и орал на подчиненных, вот уже битых два часа заставляя их бродить по шпалам и искать спрятавшихся бездомных. Перед Новым годом подполковнику нужны были два десятка «пойманных с поличным» вагонных воров, дабы отрапортовать наверх об успешном завершении очередного отчетного периода. «Поличное» из вскрытого дюжим сержантом контейнера валялось неподалеку.
    Однако бомжей так просто не возьмешь. Завидев выползающих из дежурки сонных ментов и поняв, что охота началась, вокзальные завсегдатаи мгновенно растворились в толпе и попрятались по одним им известным убежищам. Улов линейного отдела составил всего три единицы «подозреваемых», чего для красивого рапорта было явно недостаточно.
    Петров заметил бурную и бестолковую активность правоохранителей достаточно поздно, но это не помешало ему юркнуть под бетонный настил платформы, на карачках пробежать сотню метров в полумраке и выбраться из оцепленного пространства прямо перед подходящим к перрону сочинским поездом.
    Загонщики были отрезаны от беглеца громыхающим составом.
    Юра пулей промчался мимо отстойника, где гнили старые вагоны, и схоронился за насыпью тупиковой ветки, куда отгоняли пустые платформы и цистерны. Возле тупика широко раскинулась лужа из сливаемого многими годами мазута, и Петров надеялся, что в такую грязь привыкшие к теплой дежурке милиционеры не полезут.
    В свои семнадцать с небольшим Юра имел опыт сорокалетнего мужика.
    Он бомжевал уже второй год, оказавшись на улице и без средств к существованию сразу после выхода из ворот детского дома. Оставленная ему умершими родителями квартира оказалась занята семьей грузинского коммерсанта, перебравшегося из нищей республики на берега Невы, а приход Петрова в райотдел милиции закончился тем, что у него отобрали все документы, сильно поколотили, отвезли на «уазике» в другой конец города и вышвырнули в лесополосе, предупредив, чтобы он и думать забыл о каком-то своем жилье и вообще о появлении в том районе, где существовал те пять лет, пока родители были живы. Начальник райотдела лично способствовал гостю из Тбилиси обрести вожделенные квадратные метры и не хотел лишиться нескольких тысяч долларов из-за какого-то мальчишки.
    Детдомовское воспитание помогло Юре не растеряться и начать выживать. Он прибился к компании привокзальных бомжей, проявил талант попрошайки и тем самым обеспечил себе какие-никакие пропитание и одежонку. Волчонок, с пятилетнего возраста видевший подлость и лицемерие взрослых и привыкший не верить ни одному человеку, превратился в молодого волка, готового зубами отстаивать свое право на кусок хлеба и крышу над головой…
    Сгрудившиеся у одного из контейнеров милиционеры завопили.
    Заскрипела ржавая дверь, и из железного ящика появились трое бездомных, привычно держащие руки на затылке.
    – На землю! – приказал подполковник и заглянул в темное чрево контейнера. – Есть еще кто?
    – Идите сюда! – позвал полупьяный майор замначальника линейного отдела по воспитательной работе, безуспешно возившийся с дверью соседнего вагона. – Тут заперто! Не иначе как изнутри забаррикадировались!
    Подполковник махнул рукой.
    – Ломайте!
    Двое сержантов с гвоздодерами наперевес бросились на помощь майору. Промзону огласили удары железа по железу. Минуты три милиционеры колотились в покрытую толстой жестью дверь, подбадриваемые суетливым майором.
    – Товарищ подполковник, никак! – запыхавшийся сержант опустил фомку.
    – А-а! – замначальника по воспитательной работе оттолкнул нерадивого подчиненного и вытащил пистолет. – Смотрите, орлы, как надо! – Майор встал в паре метров от вагона и направил ствол на огромный навесной замок. – Эй, там! На выход по одному! Считаю до трех! Раз!..
    – Идиот. – Опер из уголовного розыска, издалека наблюдающий за «штурмом» вагона, повернулся к своему товарищу. – Неужели они не соображают, что дверь заперта снаружи?
    – Два! – рявкнул майор.
    – Если б ты столько выпил, – вяло отреагировал коллега.
    – Три! – Майор выждал еще секунду, прищурился и немного присел на кривоватых ногах. – Получай!
    Грохнул выстрел.
    Выпущенная с двух метров девятимиллиметровая пуля чиркнула по дужке замка, по касательной прошла вдоль мощного стального швеллера, налетела на выступающую округлую головку заклепки, отрикощетила под прямым углом и угодила точнехонько в плечо тяжело дышащего сержанта.
    Тело с тремя лычками на погонах развернулось вокруг своей оси, взвизгнуло, смешно брыкнуло ногами и укатилось под откос.
    Несколько мгновений все находились в ступоре. Майор так и застыл с «Макаровым» в вытянутой руке, остальные разинули рты.
    Первыми очухались опера из уголовки.
    – Вызывай «скорую»! – старший лейтенант спрыгнул на рельсы и побежал к раненому. – Вот ведь мудаки!
    Его напарник стремглав бросился к телефонной будке…
    Юра Петров растянул тонкие губы в язвительной улыбке, поплотнее запахнул старое ворсистое пальто и, не оглядываясь, побрел к торчащей в километре от места происшествия водонапорной башне. Ближайший час доблестные стражи порядка будут заняты своим раненым товарищем и разборками с вышестоящим начальством. Так что у детдомовца была масса времени, чтобы отойти подальше от ставшего временно опасным ареала своего обитания.
* * *
    Бывший участковый инспектор Вячеслав Цуцуряк, изгнанный из органов по причине неоднократных случаев применения физической силы по отношению к заявителям, облокотился на перила крыльца и уставился на воркующих в вольере голубей.
    – И чо, летят, куда надо? – Цуцуряк сделал вид, что не верит уверениям продавца пернатого товара.
    – Как выучишь, так и полетят, – ворчливо сказал старичок в потертой кожаной тужурке.
    – А учить как?
    – Заплатишь – научу…
    – Долго?
    – Что долго? – голубятник неприязненно посмотрел на обрюзгшего Цуцуряка.
    – Учить долго?
    – Смотря что ты хочешь, – уклончиво заявил старикашка, теряя интерес к навязчивому, но нерешительному собеседнику.
    – Чтоб отлетел с письмецом километра на три-четыре, – объяснил экс-участковый.
    – Так знать надо, мил человек, откуда и куда, – старик уставился на забор, ограждавший территорию Пулковской обсерватории. – Ежели сюда, домой, то совсем учить не надо. А вот если куда еще…
    Цуцуряк воровато огляделся.
    Избушка старожила-голубятника располагалась совсем недалеко от центрального подъезда к зданию института и с трех сторон была окружена деревьями. С крылечка открывался вид на аэропорт, до которого по прямой было ровно шесть с половиной километров.
    – Вот что, дед, – решился Цуцуряк. – Я тебе залог за птиц оставлю. Тыщу рублей. Через недельку-другую, когда решу, чо и как, отдам остальные…
    – Не прогадаешь, – старичок посветлел лицом, увидев в руках посетителя свою пенсию за два месяца. – Но ты уж не тяни со второй половиной-то…
    – Не боись, – пробормотал бывший милиционер, – ты пока корми их нормально. И чтоб не засиживались, летали…
    – Само собой, – закивал голубятник, пряча деньги во внутренний карман комиссарской кожанки. – Ну что, по грамульке? Покупки обмывать положено, – дед с вожделением бросил взгляд на позвякивающий в руках посетителя полиэтиленовый пакет.
    – Я за рулем, – отказался Цуцуряк и извлек на свет Божий пол-литровую бутылку «Охтинской». – А ты выпей. И за себя, и за меня… Тебя как тут искать-то?
    – Я чо ж меня искать? – старичок бережно принял презент и сглотнул. – Я завсегда туточки. В любое время. Либо в доме, либо дорожки мету. В магазин для меня внучка бегает… А для сугреву?
    – В следующий раз. Бывай, – экс-участковый развернулся и пошел к машине, стараясь ступать по узкой, протоптанной по снежной целине тропинке.
    – Может, на посошок? – в последний раз предложил дед.
    В его голосе слышалась надежда на отказ, но правила хорошего тона все же заставляли пожилого дворника настаивать на совместном банкете.
    – Сам пей, – Цуцуряк отмахнулся и нажал на кнопку дистанционного управления.
    Грязно-серая «девятка» пискнула и мигнула фарами.
    – Тогда до встречи! – старичок скрылся в доме.
    Вячеслав тяжело уселся на водительское место, завел двигатель и опустил рычаг ручного тормоза. «Девятка» плавно покатилась под уклон, к выезду с территории астрофизического института.
* * *
    Как это обычно происходило вот уже на протяжении многих лет, каждый разговор Дениса с Ортопедом в результате оканчивался обсуждением еврейского вопроса.
    Случайная встреча возле компьютерного магазина на Литейном проспекте, куда Рыбаков подъехал тридцатого декабря, дабы подарить самому себе карманный ноутбук, не стала исключением из правил.
    Ортопеда он заметил слишком поздно. Вернее, не замечал до тех пор, пока обрадованный громила не подскочил сзади и от души не хлопнул приятеля по спине. Денис как раз делал шаг вперед, к стенду фирмы «Toshiba», и ладонь братка придала ему дополнительное ускорение.
    Выбравшись из-под рухнувших полок с аппаратурой и поорав на смущенного Михаила, Рыбаков сменил гнев на милость и разрешил Ортопеду загладить столь неудачное приветствие легким завтраком в гостинице «Невский Палас» и тем, что Грызлов доставит его домой.
    – …Когда я базарил с палестинцами, – браток отставил в сторону тарелку, заполненную обсосанными хвостами тигровых креветок, – то понял, чо у Израиля будущего вообще нет. Арабы, блин, не успокоятся…
    – Это неоднозначное утверждение, – Денис расслабленно откинулся на стуле.
    – Точно тебе говорю! Пока жиды коптят небо над Красным морем, интифада не прекратится, – словечко «интифада», означающее освободительную борьбу палестинского народа за возвращение собственных земель, Ортопед прочитал в словаре и теперь оперировал этим мудреным понятием с той же легкостью, что и пистолетом. Планы по освобождению из-под стражи товарища Глюка он тоже называл «интифадой», правда, прибавляя к этому определению прилагательное «антимусорная». – Еврейцы не по понятиям живут, на чужой земле. Если б не америкосы, блин, то с пархатыми давно бы покончили… Задавили бы, как клопов.
    – Не уверен, – возразил Рыбаков.
    – Почему?
    – Там не все так просто. С правом на землю – вообще бардак. Часть земель евреи купили у местечковых шейхов, часть до сорок восьмого года находилась под юрисдикцией англичан, и те передали их в состав новообразованного государства, часть была ничейной… Сам черт ногу сломит. Нормальных документов нет ни у той, ни у другой стороны. Одни легенды да ссылки на Библию. Существование Израиля – это как наличие у дверей школы круглосуточного пивного ларька. Вроде и лицензии нет, и родители учеников против, а сделать ничего нельзя. Ибо барыга заплатил в местной администрации и ментовке, и те его негласно охраняют…
    Сия житейская аналогия была Ортопеду очень хорошо понятна. Он сам неоднократно пользовался вышеуказанным методом, определяя дислокацию торговых точек подшефных коммерсантов вблизи мест массового скопления людей. Все решалось через районных чиновников, готовых за весьма скромную сумму дать разрешение на строительство борделя хоть в трех метрах от детского садика.
    – К тому же, – продолжил Денис, – Израиль нужен и арабам тоже. Без общего врага они бы перегрызлись между собой еще в пятидесятых годах. В том регионе у всех имеются территориальные претензии практически к каждому из соседей. Возьми войну Ирана с Ираком, захват Кувейта, конфликт между Северным и Южным Ливаном, проблемы в Йемене… А наличие Израиля, как точки приложения всеарабской ненависти, сглаживает противоречия и позволяет нынешним границам других государств более-менее устаканиться. Через одно-два поколения арабы уже не станут желать изменения территорий. Нарезали-то их от балды, карандашиком по карте! Так что иудеи выполняют некую стабилизирующую миссию на Ближнем Востоке. Прям по Библии… Все их не любят, все стараются насадить на пику как можно больше пархатых голов, и тем самым избегают крупных межарабских и межперсидских конфликтов. Куда, кстати говоря, втянули бы и Турцию с Азербайджаном, и Грецию, и половину Африки…
    – Тебя послушать, так жидов в Красную книгу заносить надо, – надулся Ортопед.
    – Неверный вывод, потому что есть и другая сторона медали. Диалектика, Мишель, диалектика… Если для арабского мира Израиль играет консолидирующую роль, то для всего остального мира – дестабилизирующую.
    – Как это? – заинтересовался громила-патриот.
    – На примере Израиля, – Рыбаков добавил в кофе сливки, – слишком много наций захотели самоопределения. Ведь что получается? Первыми массовый террор во имя великой национально-государственной идеи развернули именно евреи…
    – А наши, блин… ну, эти… народовольцы? – Ортопеду стало обидно за Россию, должную, по его мнению, быть первой во всем. Хоть в благих начинаниях, хоть в организации репрессий.
    – Детский сад, – Денис недовольно скривился. – Точечные акции… Я говорю о другом. О действительно масштабных террористических актах против другого народа в целом. Ничего подобного тому, что творилось в Палестине в период с сорок восьмого по пятьдесят второй год, ранее в истории не было… И это даже не партизанская война.
    Грызлов щелкнул пальцами, подзывая официанта.
    – Еще соку… Я как-то не слышал о тех событиях.
    – Очень зря. Они, естественно, не афишируются, но и скрыть их невозможно. А дело было так… Когда поток переселенцев из Европы стал достаточно большим, возник вопрос о захвате новых земель. Где-то году в сорок седьмом тогдашние духовные лидеры Израиля приняли решение о силовом воздействии на окружающие их народы. Но как это сделать? Мощной армии нет, мужчин немного, воинский дух не очень силен. Костяк отрядов самообороны составляли фактически подростки, воспитанные в лагерях для переселенцев. Единственный выход – терроризм. И иудеи принялись методично взрывать бомбы в палестинских поселениях. Не проходило и недели, чтобы не погибали десятки мирных жителей… И так – четыре года подряд. По независимым статистическим данным, от бомб погибло примерно восемь тысяч арабов, еще столько же – в мелких стычках с так называемыми «патрулями». Проще говоря – с мелкими отрядами, выходившими на вольную охоту… Территории Израиль получил, но одновременно с этим сам же и создал все предпосылки для контрнаступления…
    – То есть арабы дают оборотку? – резюмировал Грызлов.
    – Совершенно точно. Увидев, каким именно способом их выдавливают в пустыню, палестинцы приняли на вооружение метод еврейских бомбистов. И понеслось! Причем пархатые не просчитали менталитета своих соседей. Арабу не страшно погибнуть самому, ибо все в руках Аллаха, а согласно доктрине иудаизма, жизнь любого жиденка представляет великую ценность… Короче, риск не приветствуется.
    – Я вообще слышал, что иудаизм – это, блин, не религия, – серьезно сказал Ортопед.
    Рыбаков подождал, пока официант поменяет пустой графин на полный и удалится.
    – Проблемы теологии весьма запутаны. Особенно в иудаизме. Там и Тора, и Каббала, и учения хасидов… Вероятнее всего, и мы с тобой уже как-то раз говорили на эту тему, иудаизм – это общественно-политическая стратегия. Нечто вроде еврейского «Кодекса строителя коммунизма» в развернутом виде плюс свод практических рекомендаций.
    – Надо как-нибудь купить Тору и почитать, – решил браток, занося эту ценную мысль в электронную записную книжку. Сразу под пунктом «Не забыть отвести Гошу к ветеринару!».
    – Ага! – улыбнулся Денис. – Врага надо знать изнутри…
    – Точно!
    – Но мы несколько ушли в сторону… Так вот, последствия своих непродуманных действий евреи пожинают до сих пор и будут пожинать еще много лет. Арабов много, недостатка во взрывчатке они не испытывают, демографическая составляющая нормальная. В год те же палестинцы могут выставить десять тысяч камикадзе. Пусть даже девяносто процентов будут пойманы до взрыва. И что? Тысяча взрывов все равно произойдет… Тут никакое государство не выдержит. Прибавь к этому нервное напряжение, которое испытывают израильтяне. Нация, находящаяся под прессом паранойи, только слабеет, вредные генетические мутации закрепляются…
    Судя по широкой ухмылке Ортопеда, он мгновенно представил себе будущий «избранный народ мутантов», копошащийся на озаряемой взрывами территории и укладывающий штабелями мертвые тела.
    – Перейдем к глобальному восприятию, – Рыбаков промочил горло стаканом сока. – Пример Израиля заразителен. Чеченцы, ирландские католики, баски, тамильцы и многие другие говорят: «Почему евреям можно создавать собственное государство, а нам нельзя?». И они совершенно правы! Право наций на самоопределение, занесенное в устав ООН, не может применяться выборочно. Либо все, либо никто… Израиль – это бомба замедленного действия в общемировом масштабе. Как и сам принцип права наций на самоопределение… Разделение Хомо Сапиенсов по этническому принципу хуже любого другого противоречия. Это даже не средневековые представления, а родоплеменной строй.
    – Слушай, а как ты думаешь, у евреев в натуре есть ядерное оружие или они лажу гонят? – неожиданно спросил Ортопед.
    Денис с подозрением посмотрел на приятеля, пытаясь понять глубинный смысл вопроса.
    – Зачем тебе?
    – Да так…
    – Я не знаю. Может, есть, может, нет.
    – Разобраться бы надо, – браток уставился куда-то вдаль.
    Рыбаков хмыкнул.
    – Ты еще Мизинчика для разборки пригласи. Он в костюме мистера Икса будет очень вальяжно смотреться на еврейской военной базе.
    – А чо Мизинчик? – Грызлов вскинул брови.
    – Да я с ним вчера в театральные мастерские заезжал. Карнавальный костюм заказывали. Пашка поначалу хотел Суперменом стать, но потом узрел одеяние «господина Хэ» и остановился на нем.
    – На фига ему костюм? – искренне удивился Ортопед.
    – На Новый год, наверное, – Денис пожал плечами. – Киндера развлечь…
    Михаил Грызлов вновь извлек свою записную книжку и оставил в памяти вопрос о Мизинчике. Идея пошить себе карнавальное одеяние и в таком виде появиться, например, в сауне, пришлась Ортопеду по душе.
* * *
    За полтора часа до боя курантов и исполнения свежепринятого «старого-нового» гимна России Антону Антонову сообщили о том, что его обожаемая супруга благополучно разрешилась от бремени третьим ребенком.
    Сопровождаемый голосящими друзьями счастливый отец ворвался в роддом через пятнадцать минут после радостного известия, успев в процессе поездки до больницы имени Отто вылакать бутылку шампанского и чекушку водки. Для его небольшого веса сия доза была чрезмерной.
    Чадо вынесли еще спустя четверть часа, голенькое и обмытое.
    – Боже, какая у него улыбка! – задушевно сказал Антон, пытаясь сквозь туманное марево разглядеть хотя бы некоторые подробности новорожденного и баюкая в руках крошечное тельце.
    – Вы держите ее вверх ногами, – мягко поправила медсестра, страхуя покачивающегося папашу.
    – И задом наперед, – добавил старший акушер, поддерживая Антона под локоть. – Это девочка… А то, что вы нащупали – мой мизинец.
    – Блин! – громко выдал возвышающийся у дверей Кабаныч. – Но мы уже имя придумали! Владимир!
    – А чо? Нормальное имя, – заплетающимся языком сообщил Стоматолог, не просыхающий с католического Рождества.
    – Имя-то нормальное, но девка с ним еще наму-учается… – протянул возлежащий поперек больничного коридора Тулип.

Глава 3 БАКСЫ МЕЛКИЕ НАД ГОРОДОМ КРУЖАТСЯ…

    – Что веселишься? – спросила хлопочущая у плиты супруга.
    – На вопрос «Как ты себя чувствуешь?» девяносто пять процентов респондентов затруднились ответить. Оставшиеся пять просто не поняли заданного вопроса. Подождем до завтра…
    – Может быть, не стоит в ближайшие несколько дней над людьми издеваться?
    – Я ж не корысти ради, а токмо по причине производственной необходимости. Надо с максимальной выгодой провести те двое суток, пока менты и прокурорские отходят от праздника, – Денис посмотрел в окно на заснеженный двор, по центру которого вот уже двадцать минут кругами ползало чье-то неуправляемое тело в серой куртке с флюоресцентной аббревиатурой «ДПС»* на спине. Время от времени со двора доносилась трель милицейского свистка, зажатого в зубах «ползуна». – Волосатый сообщил, что дело, по которому забрали Глюка, перевезено в здание Выборгского РУВД, и оно пролежит там до пятого-шестого…
    – Зачем перевезено?
    – Не знаю. Очередной зигзаг следственно-процессуальной мысли… Возможно, таким образом мусора пытаются запутать следы. Глюк ведь написал три десятка ходатайств и жалоб, по которым ведется проверка. Вот старшему следственной группы и могла прийти в голову идея об отправке материалов дела какому-нибудь своему дружбану в РУВД.
    – Тебе не кажется, что это бред? – Ксения покачала головой.
    – Кажется, – согласился Рыбаков. – Но факт есть факт. Тома дела сейчас лежат в канцелярии на Есенина… А сигнализации на окнах нет.
    – Так, – Ксения повесила полотенце на крючок и уселась напротив мужа. – Что ты задумал?
    – Слегка подправить бумаженции…
    – Это понятно. Я о другом.
    – Не волнуйся. Окна канцелярии выходят во двор жилконторы, которая по ночам пустует. Особенно сейчас. Дежурную смену можно отвлечь… Менты – они как бабуины, достаточно бросить им ящик ярких пивных банок – и покой на несколько часов обеспечен. Этим займутся.
    – Насколько мне известно, на окнах райотделов обычно ставят решетки…
    – Не проблема. Трос к бамперу – и готово.
    – Ну, тогда проще не исправлять бумаги, а уничтожить все дело.
    – Стратегически неверно, – Денис отмел предложение супруги. – Менты легко повторят следственные действия и напишут новые протоколы. Нам же нужно, чтобы сфальсифицированные материалы остались и были рассмотрены в суде. Тогда мусоркам не отвертеться… Если будет доказан факт подделки, им не позволят по новой расследовать все обстоятельства и прекратят дело по реабилитирующим основаниям. Я узнавал, на такой случай имеется специальное решение Верховного Суда.
    – Меня все же беспокоит сам способ проникновения в РУВД, – Ксения уменьшила огонь под сковородой, на которой шипели свиные отбивные.
    – Иного, к сожалению, нет. Через центральные ворота пройти можно, даже подняться на второй этаж, где канцелярия… А дальше? Две двери, одна из которых железная. Пока сломаешь, все менты сбегутся. С улицы эффективнее. И почти бесшумно…
* * *
    Перед глазами младшего советника юстиции Нефедко вспыхнули зеленые огоньки, уши заложило, как при резком повышении давления, откуда-то издалека донесся неясный грохот, и затылок следователя прокуратуры стукнулся о твердую ровную поверхность. Судя по глухому звуку – деревянную.
    Моисей Филимонович застонал и попытался открыть один глаз.
    Веко поднялось лишь с третьей попытки. Нефедко увидел чье-то голое волосатое колено, медленно, но неотвратимо приближающееся к его подбородку, испугался, собрал все силы и укусил невидимого противника.
    Резкая боль пронзила ногу, и следователь сообразил, что колено принадлежит ему самому.
    Моисей застонал, открыл второй глаз и постарался вспомнить, где он. Судя по знакомой люстре, плакату с изображением группы «Стрелки», перевернутому стулу с прожженным сигаретами сиденьем и валяющемуся рядом со съехавшим с кровати бордовым покрывалом, он находился в собственной гостиной. Как следователь попал домой, оставалось неизвестным. Последнее, что всплывало в памяти, был летящий в лицо Моисею кулак заместителя городского прокурора.
    Дальше – темнота.
    Нефедко ощупал нос, превратившийся от удара в раздутую сливу.
    Значит, драка с зампрокурора не привиделась. Однако следователь напрочь забыл причину возникшего конфликта.
    А начиналось все вполне мирно. В последний день уходящего года бывший сокурсник Моисея пригласил последнего в свой новый кабинет на Почтамтской улице, где расположена питерская городская прокуратура, дабы в тесном кругу «борцов с организованной и неорганизованной преступностью» отметить удачное окончание четвертого квартала и слегка размяться перед затяжным прыжком в третье тысячелетие. Каждый из гостей постарался поразить собравшихся литражом своего взноса в общий котел, так что на девять человек пришлось шестнадцать бутылок шампанского, пять литровых сосудов с водкой, три емкости с коньяком, двадцать семь разнокалиберных флакончиков ликеров, упаковка баночного джин-тоника и два ящика темного крепкого пива «Портер». Из закуски на столе наличествовали лишь коробка конфет и кулек мандаринов.
    Ничем хорошим столь масштабная попойка закончиться не могла.
    Так оно и вышло. Нагрузившись до бровей всего за пару часов, блюстители законности начали выяснять друг у друга, кто из них круче и кто лучше расследует уголовные дела. Причем половые различия роли не играли. Нефедко со стыдом вспомнил, как он на пару с коллегой из области дубасил на лестнице начальницу отдела по надзору за следствием в органах МВД, а затем мощным пинком под жирный зад сбил с ног улепетывающую по коридору секретаршу прокурора города Биндюжко. Затем была массовая драка у проходной, в которой приняли участие и трезвые милиционеры из охраны здания, потом веселье выплеснулось на улицу.
    Именно там Моисей что-то не поделил с заместителем прокурора и не успел уклониться.
    Следователь замычал, перевернулся на бок и тупо уставился в темноту под диваном. Страшно хотелось пить, но Нефедко не мог найти в себе силы даже для того, чтобы встать на четвереньки и в таком положении добраться до кухни.
    Спустя пятнадцать минут, собрав волю в кулак и кряхтя при каждом движении, Моисей дополз до совмещенного санузла, свесился через край ванны, открыл кран и принялся жадно хлебать, не обращая внимания на то, что вода льется ему за ворот рубашки. Выдув литра два, Нефедко почувствовал себя немного лучше и даже захотел курить. Но, выбираясь из ванной, он не удержал равновесия, ноги разъехались на скользком кафеле, и обнаженный до пояса следователь приложился многострадальным затылком о трубу парового отопления, в последнюю секунду уцепившись за работающий кран и развернув его на себя. Удар о батарею отключил Моисея часа на полтора, пока он не пришел в себя оттого, что плавает в ледяной воде под яростную трель звонка и глухие удары во входную дверь.
    Явление одетого в одну мокрую рубашку и оттого напоминающего изрядно потасканную порнозвезду Нефедко на лестничной площадке вызвало фурор. За две минуты соседи высказали ему все, что думали, вызвали злого, неопохмелившегося домоуправа и заставили подписать акт осмотра нижней квартиры. Напоследок расчувствовавшийся работник коммунального хозяйства засветил следователю в глаз.
    Шатающийся от слабости Моисей вновь потерял сознание.
* * *
    – Смотреть опять нечего, – Ксения отложила телепрограмму и провела тонким изящным пальцем по ряду видеокассет на полке, – Что ты бы предпочел, комедию или боевик?
    – Пока не решил, – Денис обернулся на брякнувший телефон. – Ого, Ортопед проклюнулся! – на дисплее автоматического определителя номера мигали заветные цифры. – Слушаю!.. Здорово, Мишель!.. Да-да-да, и тебя тоже, и всех наших!.. С девятьсот сорок шестым годом от истинной даты рождения Христа!.. Как не уверен? Ну-у, брат, Носовского и Фоменко читать надо! Не прогадаешь… А остальные?.. Даже так?.. Аккуратнее надо. Спирт и портвейн – две вещи несовместные… Это не я сказал, а Пушкин. Как и о виагре… Знал, знал Санек об этих чудо-таблетках… Ну, вспомни, из «Онегина»: «Какое гнусное коварство – полуживого забавлять»… Почему сомневаешься? А ты книжицу-то открой… Не помню я страницу, не помню. Ладно, это лирика. Дело есть, насчет Глюка… А вот после праздников будет поздно. Надобно не откладывая… Хорошо, давай. Через сколько?.. Угу… Угу… Нет… Ладно, выйду…
    Рыбаков повесил трубку и потянулся.
    – Я через полчасика отлучусь.
    – Надолго?
    – Не-а, минут на двадцать…
    – А почему Миша к нам не поднимется?
    – Во-первых, он не один, а в составе коллектива. И, во-вторых, коллективу в тепле плохо. Перебрали, теперь пытаются продышаться свежим воздухом…
    – Разумно, – кивнула жена.
    – Они во дворик подъедут и бибикнут, – Денис встал из кресла. – А я пока им инструкции подготовлю. На слуховое восприятие надежды мало. Хотя, судя по голосу, Ортопед почти трезв…
    Резван Пифия поддел ломиком щеколду контейнера, навалился и выдрал металлическую полосу из креплений.
    – Готово.
    Изможденный встречей Нового года Гриша Старовойтов утвердительно рыгнул.
    – Давай помоги, – Пифия потянул дверцу на себя.
    Взорам юных подрывников-"демократов" открылся штабель белых пластиковых мешков. Старовойтов посветил лучом фонарика, пытаясь разобрать надписи на мешках, но не разобрал. Глазные нервы действовали вразнобой и передавали в мозг отрывочные мутные картинки.
    – А ты, это… уверен, чо это селитра? – выдавил из себя Альберт Песков.
    – Сто пудов! – утвердительно заявил Резван. – Я по ведомости смотрел… Ну, чо встали? Хватаем мешок и понесли…
    – Один? – переспросил Песков.
    – Один, Алик, один, – Пифия зло скривил рот. – Больше не надо.
    – Не, это точно селитра? – Старовойтов впервые за вечер смог произнести связное предложение.
    – Естественно! – Резван окончательно озверел. – Вон ГОСТ написан! И воняет, как положено!
    Григорий с Альбертом медленно вошли в контейнер, с трудом подняли мешок за углы и поволокли его к забору, останавливаясь каждые двадцать метров. Пифия закрыл железную дверь, просунул в оставшиеся от слетевшего замка пазы алюминиевую проволоку, скрутил в косичку и оглянулся на сподвижников, застрявших у дощатого ограждения.
    – Вот козлы! – пробормотал Резван себе под нос, укладывая ломик и клещи в сумку. – Только нажираться умеют…
    Сам Пифия, испытывающий перманентные финансовые затруднения, смог позволить себе сервировать новогодний стол лишь двумя бутылками дешевого вермута. Да и те практически тут же были выпиты соседями по коммуналке, у которых не хватило денег даже на такое скромное празднество.
    Так что первое января Резван встретил на ногах и с незамутненным сознанием. Трезвый, злой и желающий отыграться на более удачливых товарищах по борьбе за светлое капиталистическое будущее России.
    Можно сказать, что ему это удалось. Старовойтов и Песков еле ворочали языками, но были вынуждены загрузиться в старенькие «жигули»-"копейку" Тони Стульчак и отправиться к Финляндскому вокзалу, где их ждал контейнер с аммиачной селитрой – непременным атрибутом самопального взрывного устройства…
    Альберт с Григорием раскачали мешок и попытались бросить его через забор. Полцентнера слежавшегося порошка долетели только до середины нужной высоты и обрушились вниз, придавив упавшего от перенапряжения Старовойтова.
    Командир «боевой ячейки» охнул.
    – Тьфу! – Пифия оттолкнул заторможенного Пескова и отвалил мешок в сторону. – Я сам. А вы идите на ту сторону и принимайте…
    Через час битая «копейка» с четырьмя пассажирами остановилась у дворницкой, которую занимал Песков и которая служила «бомбистам» одновременно штабом и местом изготовления взрывного устройства.
    Пятьдесят килограммов просроченной и дурно пахнущей костной муки, упакованных в мешок из-под аммиачной селитры, были перенесены в подсобку и спрятаны в самом темном углу.
* * *
    Из болотно-зеленого «Land Rover Discovery» Ди-Ди Севена, припарковавшегося позади джипа Ортопеда, вытащили безвольно обмякшего Горыныча и осторожно повели по дорожке, тянущейся по периметру детской площадки. Гражданин Колесников опирался на могучие плечи друзей, вяло перебирал ногами, время от времени запинался, но шел. Невооруженным глазом было заметно, как ему плохо.
    Денис с интересом проводил взглядом удаляющуюся троицу и повернулся к Ортопеду.
    – Куда они его?
    – Просто прогуляют. Будут ходить, пока Данька не пропотеет…
    – Может, лучше через баньку проехать?
    – Не поможет. Да и опасно это… Сердце. Лучше так, через ходьбу. – Грызлов достал из салона термос и отвернул крышку. – Будешь?
    – Что там у тебя?
    – Чай с коньяком…
    – Ты ж знаешь…
    – Знаю, – согласился Ортопед и налил половину крышки дымящейся медовой жидкостью.
    – С чего Данька так набрался?
    – Спорщик, блин. Тридцать первого поехал к одному барыге, контракт заключить. Ну, все чики-чики, подписали. Как водится, отметить надо… И тут барыге в голову сильно глупая мысль пришла. Типа, кто больше за успех сделки выпьет, у того и прибыль будет солиднее, – Михаил посмаковал первый глоток. – Ты ж знаешь Горыныча! Ему токо предложи посоревноваться! Сели, блин, за стол… Барыга рюмку, Горыныч рюмку. Первый флакон виски за две минуты кончился. Достали второй. Пять минут – и нету… Накатили по джину. Тоже, блин, не хватило… Барыга послал своего зама в магазин. Пока тот бегал, прикончили «ноль-семь» бренди…
    – А кто сообщил эти волнительные подробности? – удивился Рыбаков. – Ведь, насколько я понимаю, ни Горыныч, ни барыга лыка не вяжут…
    – Они пустую посуду на отдельный столик выставляли, – Ортопед влил в себя ароматный напиток. – Типа трофеев. Посчитать несложно.
    – А-а! Тогда ясно. И что дальше?
    – Прибежал зам, принес еще виски. С запасом, мать его… Думал, дурашка, что его босс крепче Горыныча окажется. Эти двое и продолжили. Под конец уже из горла пошло… Барыга с кресла упал, но не сдается. Сосет, как младенец. Горыныч отлить захотел, шкаф с туалетом перепутал. Внутрь забрался, дверцу за собой захлопнул, а обратно никак. Замок заело… Там, кстати, его и нашли. Поначалу барыжных заместителей чуть не убили…
    – Погоди, – Денис остановил приятеля. – Кто их чуть не убил?
    – Паниковский с Бэтменом. Они, блин, за Горынычем приехали, а того нет. Ну, и подумали, что барыга Даньку похитил, – серьезно заявил Михаил. – Минут пятнадцать офис громили… Потом слышат, кто-то из шкафа ломится. Открывают – Горыныч! Ругается, кулаками машет, ширинка расстегнута, весь в пыли какой-то… Они его под руки и на выход.
    – Так кто победил в результате?
    – Горыныч, – Ортопед спрятал термос.
    – А барыга протест в ваш «спорткомитет» не подаст? – ехидно спросил Рыбаков. – Мол, присудили победу не тому, кто заслужил?
    – Не подаст, – Грызлов сверху вниз посмотрел на невысокого Дениса. – Потому что он умер.
    – Как умер?
    – Так, – Ортопед пожал плечами. – Интоксикация, однако… У каждого своя судьба, – попавший на старые дрожжи чай с коньяком настроил братка на философские обобщения. – Коптил небо как спекулянт, но умер как настоящий мужчина. Жаль, что в этой суровой игре под названием «жизнь» нет поощрительных призов…
    Денис промолчал.
    – Так что с Глюком? – Михаил облокотился на капот своего внедорожника.
    – Есть мнение, что надо модифицировать материалы дела.
    – Без базара, – тут же согласился Грызлов. – А как?
    – Материалы сейчас лежат в канцелярии Выборгского РУВД. На Есенина…
    – Так…
    – Нам требуется проникнуть на второй этаж и слегка поработать с документами. Что делать, я знаю. Но одному мне не справиться. На окнах решетки плюс охрана внизу…
    Сидящий на пассажирском месте «линкольна» Ла-Шене увеличил громкость автомагнитолы.
    «Сообщение для граждан, – бодро сказал диктор Азии-минус. – В ночь с тридцать первого декабря на первое января на Дворцовой площади потерян большой черный дипломат. Просьба вернуть в консульство Нигерии. Вознаграждение гарантируется. Дипломат не говорит ни по-русски, ни по-английски, ни по-французски. Вообще непонятно, говорит ли он, и на фиг он такой нужен… А теперь для наших слушателей из солнечной Африки передаем хит „Увезу тебя я в тундру“. Исполняет, – диктор сделал эффектную паузу, – сводный хор курсантов Зенитно-ракетного училища имени Климента Ворошилова. Если кто не знает, это то училище, перед которым стоит памятник Чапаеву. Итак, слушаем…»
    – Игорь, сделай потише, – попросил Рыбаков. – Ну, Мишель, что скажешь?
    – Лестница нужна.
    – И трос, чтоб решетку сорвать…
    – Тросы есть, – махнул рукой Ортопед. – Когда поедем?
    – Думаю, завтра. Сегодня уже поздно, да и вы не в форме.
    – Это точно, – согласился браток, оглядываясь на Горыныча сотоварищи, бредущих по третьему кругу.
    – Часиков в десять вечера.
    – Годится.
    – Еще надо как-то ментов отвлечь…
    – Не вопрос. Пошлем кого-нибудь с бухаловым, мусорки и наклюкаются. Мы так в прошлом году целое отделение споили. И, заметь, блин, средь белого дня! Начали с операми, потом дознаватели подтянулись, за ними дежурная смена и руководство. Когда проверка из Главка приехала, пол-отделения уже горело… Причем не мы поджигали, а сами менты. Им Эдиссон в водочку какой-то дряни подмешал. Крышу, блин, напрочь сносит…
    – У Димки еще эта добавка осталась?
    – Думаю, да…
    – Отметь себе, чтоб не забыть, – попросил Денис. – Пусть Эдиссон на завтра тоже готовится.
    Ортопед вытащил электронный органайзер и нащелкал несколько слов.
    – Порядок.
    – Ты точно не забудешь?
    – Не. Эта штучка хитрая, – браток спрятал миниатюрное устройство во внутренний карман дубленки. – Ровно в полдень пищать начинает. И, пока я не просмотрю заметки, не успокоится. Я туда все расписание заношу. Стрелки, терки… Встречи с барыгами в отдельный файл, с братвой – на другую страницу. Удобно, блин.
    – А если встреча, к примеру, назначена на утро? – осведомился Рыбаков.
    – Утром я сплю, – просто ответил Ортопед.
    С детской площадки донесся веселый крик невменяемого Горыныча. Верзила стряхнул уставших и потерявших бдительность «конвоиров» и огромными прыжками кинулся к горке, намереваясь, как в старые добрые времена, скатиться вниз по ледяному склону.
    – Держите его! – заорал Ортопед, бросаясь на подмогу Ди-Ди Севену и Гугеноту.
    Из джипа вылез Ла-Шене с перевязанной правой рукой, поглядел на мечущиеся по двору фигуры и зевнул.
    – Четвертый раз за сегодня, – пояснил браток, – и откуда у него силы берутся?
* * *
    Юрий Анатольевич Мертвечук родился в семье директора гастронома и инспектриссы РОНО и с самого детства смотрел на окружающих как на людишек второго сорта. Папуля и мамуля Мертвечука не только не разубеждали в этом маленького Юрочку, но всячески культивировали в нем пренебрежение к «остальным», не сумевшим устроиться в жизни: инженеришкам, училкам, простым работягам и их убогим детишкам.
    Дом Мертвечуков всегда был полной чашей, складывающейся из доходов родителей. Анатолий Борисович тащил с работы огромные сумки провизии, Изольда Марковна приносила пухлые конвертики, наполненные сотенными купюрами, которые чадолюбивые родители вручали ей в благодарность за «участие» в судьбе их нерадивых отпрысков. С самого детства перекормленный деликатесами Юрочка твердо усвоил одно золотое правило российского деляги – «Подлость не порок, глаза не выест». И проводил его в жизнь, покупая за пластинку жевательной резинки благосклонность самого сильного мальчишки в школе и с регулярностью дятла постукивая на одноклассников. Ответной реакцией советских учителей, на словах сеявших «разумное, доброе, вечное» в детские души, была поощрение стукаческих наклонностей Мертвечука, превратившегося к моменту окончания десятого класса в откровенного подонка.
    Родительское и школьное воспитание очень помогли Юрию и в дальнейшем.
    Будучи комсомольским активистом, он легко поступил на экономический факультет Ленинградского Унивеситета, где с головой ушел в общественную работу, появляясь на занятиях только тогда, когда требовалось собрать взносы или объявить об очередном собрании, посвященном эпохальным решениям последней партконференции. Курсовые за него писал аспирант с его кафедры, отоваривающийся у папани, а зачеты ставились автоматически, ибо к тому времени мадам Мервечук уже трудилась в центральном аппарате Ленсовета в должности куратора высших учебных заведений.
    Финал обучения Юрия в университете совпал с расцветом кооперативного движения, объявленного основной прерогативой новой советской власти, перестраиваемой говорливым Генсеком с пятном на лысине. Достигший поста второго секретаря горкома комсомола Мертвечук, удачно, кстати говоря, женившийся на дочери крупного хозяйственника, бросил все силы на создание молодежного коммерческого центра, призванного обеспечить отсталых россиян устаревшими американскими компьютерами. Деньги на закупку первой партии умных машин комсомольский вожак позаимствовал из кассы взаимопомощи факультета, да так в дальнейшем и не удосужился возместить ущерб, обвинив в краже сорока тысяч рублей* утонувшего по пьянке сокурсника.
    И пошло-поехало…
    Мертвечук торговал компьютерами, «тампаксами», шоколадными батончиками, польскими джинсами, турецкими кофточками, солью, спичками, сахаром, водкой, мобильными телефонами и квартирами. Всем тем, что пользовалось хоть каким-нибудь спросом или становилось дефицитом в богатейшей стране мира. Вырученные деньги с шиком проматывались в кабаках и тратились на девок. Крест на безоблачном существовании бизнесмена поставил «черный вторник». Мертвечук скупил по бешеной цене огромное количество долларов, надеясь на рост курса, но прогадал и на следующий день оказался на бобах. Занятые под будущие доходы деньги пришлось вернуть, продав недостроенный особняк на Крестовском острове и сменив «мерседес» на подержанную «тойоту».
    Потосковав несколько недель, коммерсант уговорил тестя ссудить его полумиллионом дойчмарок из резервного валютного фонда завода, на котором директорствовал отец супруги, и открыл автосалон. Первые месяцы дела шли ни шатко ни валко, тесть нудел о возврате кредита и в один из пасмурных осенних вечеров не вернулся с прогулки. Как поведали озабоченные стражи порядка, расследовавшие обстоятельства смерти пожилого «красного директора», «на него напали хулиганы и ударили бутылкой по голове». Версии «заказухи» даже не рассматривались. Нетронутый «хулиганами» бумажник и дорогие часы исчезли еще в процессе осмотра трупа патрульным нарядом, так что картина произошедшего для следствия была абсолютно ясна. Ограбление, отягощенное убийством потерпевшего, – и точка.
    Преступников, естественно, не нашли.
    А новоиспеченный владелец автосалона, изобразивший неподдельное изумление, когда речь зашла об исчезнувшем кредите, спокойно продолжил втюхивать клиентам угнанные по всей Европе БМВ, «рено» и «фиаты». Он обзавелся крышей в лице районного прокурора и даже стал субдилером корпорации «Honda Motor Co.», повесив над входом роскошный многоцветный плакат, текст которого обещал потенциальным клиентам невиданные скидки на самые престижные модели.
    Первого января салон господина Мертвечука был открыт, как и в обычные дни. Юрий Анатольевич не признавал выходных для своих сотрудников, предоставлял им лишь две недели отпуска в году и отказывался оплачивать больничные листы, почерпнув подобное отношение к наемной рабочей силе из трудов популяризаторов рыночных реформ – Чубайсенко, Хамакады, Грефсона. Идеи глуповатых российских либералов о «новых трудовых отношениях» попали на благодатную почву и получили в мозгу Мертвечука дальнейшее развитие…
    В дверь осторожно постучали.
    Коммерсант оторвался от составления бизнес-плана на первый квартал и воззрился на старшего менеджера.
    – Что вам?
    – Вас клиенты спрашивают…
    Мертвечук выглянул в окно своего кабинета, расположенного на втором этаже торгового зала, и увидел двух громил в длинных кашемировых пальто, рассматривающих лимонно-желтый трехдверный джип модели «HR-V».
    – Что им надо? – бизнесмену было лень спускаться вниз. – Вы сами не можете описать товар?
    – Мы пробовали, – буркнул менеджер, – но они вас требуют. Говорят, что желают получить информацию из первых рук.
    – Хорошо. Передайте им, что я сейчас спущусь. – Мертвечук со вздохом выбрался из-за стола.
    Когда за менеджером закрылась дверь, коммерсант быстро поднял жалюзи и прилип к выходящему на автостоянку окну. Там, рядом с его «хондой-аккорд», застыл огромный белый «Cadillac Escalade». Мертвечук оценил стоимость роскошного внедорожника, убедился, что клиенты денежные, и заспешил в зал…
    Паниковский пнул носком ботинка переднее колесо «паркетника» и повернулся к Тулипу, индифферентно рассматривающего приземистый спорткар «NSX».
    – Подвеска слабовата…
    Пятеро, менеджеров, стоящих полукругом в пяти метрах от братков, почтительно затаили дыхание в ожидании ответа молчаливого верзилы. Тулип поразмышлял минуту и пожал плечами.
    – Но Верке по буеракам не ездить, – продолжил Паниковский. – Так что сойдет.
    Тулип закатил глаза и кашлянул.
    – И цвет, блин, ничего, – Паниковский провел пальцем по скошенному капоту. – Верке желтый нравится. Как цыпленок…
    Коллега по команде оскалился.
    – Может, пятидверку взять? – задумался Паниковский.
    Тулип поднял брови и откинул голову назад.
    – Нет, пятидверка не катит, – решил Паниковский. – Какая-то она не такая… Ты как думаешь?
    Тулип нахмурился, засунул руки в карманы пальто и кивнул.
    – Здравствуйте, господа! – Директор автосалона одним мановением руки отправил менеджеров в дальний конец зала. – Чем могу помочь?
    – Ты, что ль, директор? – вопросом на вопрос отреагировал Паниковский.
    Мертвечук почувствовал легкую неуверенность.
    – Я…
    – Чо это за тачка?
    – Какая?
    – Эта, – Паниковский ткнул пальцем в лобовое стекло джипа. – «Ха-эр-вэ».
    – Хорошая машина, – вежливо ответил Мертвечук. – Надежная, удобная, маневренная. Вы себе хотите?
    Тулип с Паниковским посмотрели на директора так, будто бы он предложил им себя в качестве объекта сексуальных домогательств.
    – Ты чо, дурак? – грозно поинтересовался доселе молчавший Тулип.
    – Ну-у, я… – Коммерсант не знал, что сказать.
    В его душу закрались нехорошие подозрения.
    – Не себе, – Паниковский извлек сигару. – Но, блин, как себе выбираю. Так что гляди, чтоб все было правильно… Сколько сил в движке?
    – Сто две.
    – Э-э, маловато, – опять вмешался Тулип.
    – Сережа, спокойно, – попросил Паниковский. – Наш бензин жрет?
    – Девяносто пятый…
    – И как?
    – Что «как»? – не понял Мертвечук.
    – Как ездит?
    – Хорошо ездит. Разгон до сотни – одиннадцать секунд. Максимальная скорость около ста семидесяти километров, – бизнесмен привычно затараторил текст из каталога. – Расход топлива в городе не превышает десяти литров, замена масла – каждые двадцать тысяч километров пробега. Приобретение автомобиля в нашем центре дает скидки на станциях техобслуживания…
    – А безопасность? – Паниковский прервал словесный поток коммерсанта.
    – Две фронтальные подушки и две боковые. Абсолютная гарантия надежности. Можете въехать в бетонную стену на скорости сто километров в час, и ничего не будет.
    – Отвечаешь? – удивился Тулип.
    – Отвечаю, – гордо изрек Мертвечук и с ужасом понял, что сболтнул лишнее.
    – Так, – Паниковский хлопнул ладонью по капоту аналогичного джипа синего цвета. – Проверим. Садись за руль.
    – К-как?
    – Ты ж сам сказал, – Тулип придвинулся ближе, – что все чики-чики…
    – Но… – Мертвечук стал белее снега.
    – Проведем эксперимент, – добродушно объяснил Паниковский. – Ты щас въедешь в стену, а мы посмотрим, как работают ремни, подушки и остальная лабуда…
    – Я-я так не м-могу, – Мертвечук отступил на шаг.
    – Это еще почему? – возмутился Тулип и взял бизнесмена на шкирку.
    – М-машина же д-денег стоит, – коммерсант привел, как ему показалось, убийственный аргумент.
    Но он не оценил приподнятого настроения покупателей.
    Отметив прибавление семейства у Антона, Тулип с Паниковским отправились кушать шашлыки и кататься по городу. Набив живот, деятельные братки занялись поиском подарков девушке Паниковского, которая должна была прибыть из Москвы аккурат к третьему января. Однако почти все магазины по странному стечению обстоятельств оказались закрыты. Поездив по заснеженному городу часа три, Паниковский было отчаялся, но тут глазастый Тулип узрел гостеприимно распахнутые двери автосалона. Это предопределило выбор презента и дальнейшую судьбу Мертвечука.
    – Деньги – фигня, – отмахнулся Паниковский. – Скоко стоит этот пепелац?
    – Д-двадцать шесть тысяч…
    – Смотри сюда, – браток покопался во внутреннем кармане и сунул под нос бледному бизнесмену золотую карточку «Visa». – Ты кредитки принимаешь?
    – Р-разумеется…
    – Вот и славно. Ответишь за базар – оплатим две тачки… Нам не жалко.
    – Точно, – подтвердил Тулип.
    – Я так не м-могу…
    – Почему?
    – Т-так не д-делается…
    – Ты чо, нам не веришь? – догадался Паниковский.
    Мертвечук зажмурился.
    – Не хочет, – констатировал Тулип. – Жаль…
    – Эй! – Паниковский развернулся к жмущимся по углам менеджерам. – Кто за штуку бакинских впилится на этой тачке в стену?
    Желающих не нашлось.
    – Придется тебе, – браток встряхнул бизнесмена. – Иначе мой друг приедет сюда на бульдозере.
    Жадность и боязнь потерять все пересилили инстинкт самосохранения. Мертвечук открыл глаза и кивнул…
    Братки расположились на возвышении, откуда прекрасно просматривались трасса разгона и препятствие в виде бетонного столба. Один из менеджеров встал на старте и поднял вверх украшенную серебряной гирляндой палку. Остальные уселись на штабель досок, сваленных на заднем дворе автосалона.
    Хитрый Мертвечук, оставленный в одиночестве, позвонил с радиотелефона в местное отделение милиции и сумбурно сообщил о готовящемся покушении на свою жизнь, особо отметив тот факт, что «жертва» будет сидеть за рулем синего джипа. Необычно бодрые для этого времени суток стражи порядка пообещали прибыть в течении трех минут после сигнала.
    Бизнесмен выждал установленное милиционерами время, делая вид, что настраивает под себя водительское кресло, и завел двигатель.
    – Пошел! – крикнул Паниковский.
    Менеджер на старте махнул палкой. «Хонда», медленно набирая скорость и лавируя между сугробами, покатилась по двору. Мертвечук хотел сделать круг, домчаться до столба и остановиться в паре метров от него, тем самым не подвергая ни себя, ни джип опасности. Эта операция должна была занять минут пять, предоставляя милицейской группе захвата все шансы незаметно окружить автосалон и арестовать наглых бандюганов.
    Но тут в планы коммерсанта вмешался его величество случай.
    На полпути до столба левое переднее колесо разогнавшегося городского внедорожника въехало на припорошенную снегом ледяную дорожку. Дешевая летняя резина, входящая в стандартную комплектацию автомобиля, тут же потеряла контакт с дорогой, «хонду» развернуло боком и вынесло точно в лоб выворачивающему из-за угла милицейскому «уазику». Пискнул датчик антиблокировочной системы тормозов, но электроника опоздала. Японский «паркетник» ударил УАЗ в левое крыло, отлетел в сторону и завалился на бок.
    – Опа! – громко сказал Паниковский.
    Патрульная машина, набитая свежеопохмелившимися правоохранителями, юзом прошла вдоль кирпичной стены и со страшным грохотом врезалась в металлическое ограждение крыльца. Во все стороны полетели осколки стекол от разбитых фар. Из «уазика» раздался вопль, и на асфальт выпрыгнули облаченные в бронежилеты фигуры.
    – Где эта сволочь? – завопил командир группы захвата, тщетно пытаясь стащить с головы смятую ударом о приборную доску каску.
    На еле выбравшуюся из покореженного джипа «жертву покушения» налетели сразу с трех сторон. Бизнесмен даже не успел поднять руки и что-нибудь сказать. Несколько минут зрители наблюдали лишь взлетающие и опускающиеся резиновые дубинки, которыми милиционеры охаживали Мертвечука, и выслушивали сентенции по поводу его дальнейшей судьбы. Как стало ясно из выкриков патрульных, те посчитали звонок коммерсанта шуткой перепившегося идиота и приехали на вызов для проформы, дабы проучить телефонного хулигана. Но они совершенно не ожидали, что будут атакованы этим самым заявителем, поджидавшим их на том самом джипе.
    Свершив справедливое возмездие и не обращая внимания на застывших зрителей, патрульные закинули избитого Мертвечука в «собачник» и, взвыв сиреной, отправились восвояси, дабы более вдумчиво разобраться с задержанным уже в отделении.
    Тулип подошел к перевернутой «хонде», заглянул в салон через треснувшее лобовое стекло и покачал головой.
    – А подушки, блин, не открылись…
    – Серьезно? – возмутился Паниковский. – Вот козел! Ладно, придется заехать сюда еще раз…
* * *
    Оставив друзей ловить веселого Горыныча, Денис поднялся домой и застал на кухне одетого в костюм Деда Мороза Юрия Ивановича. Тот уже успел вывалить из мешка груду разнообразной снеди и теперь помогал Ксении сервировать стол.
    – А-а, борода из ваты! – вместо приветствия сказал Рыбаков. – Каким ветром?
    – Совершаю обход территории, – Иваныч повесил на стул красную шубу. – Радую знакомых визитами. Правда, не всегда получается…
    – Что так?
    – Да не все еще адекватны, – вздохнул бывший повар, а ныне – заслуженный «контрабас»* Санкт-Петербурга и окрестностей, раз в неделю наводняющий приграничные финские городки дешевыми пивом, водкой и сигаретами. – Васек с третьего этажа меня чуть не пристрелил, Палыч принял за галлюцинацию и отказался разговаривать.
    – Бывает, – Ксения критически осмотрела заставленный судками стол. – Мы не лопнем?
    Денис потрепал по загривку суетящегося Ричарда, тигрового боксера, появившегося в доме после смерти любимого питбуля, и присел на табурет.
    – Холодильник большой, – Рыбаков взял сигарету. – Я бы братанов пригласил, но они заняты.
    Ксения прижала нос к стеклу, вглядываясь в темноту двора.
    По снежной целине, иногда попадая в полосы света фар двух джипов, носились несколько размахивающих руками фигур. Время от времени одна фигура подавала короткие команды.
    – Что там происходит?
    – Пытаются загнать и скрутить Горыныча. Пусть…
    Иваныч непонимающе посмотрел на Дениса.
    – Они ж вроде из одной команды…
    – Само собой. Только в данный момент Горыныч этого не знает. Вернее, не помнит. Ладно, сами разберутся… Давайте-ка лучше предадимся чревоугодию.
* * *
    Мичман Семенюк, в чьем ведении находился оружейный склад одной из частей кронштадского гарнизона, выбрал первое января для хищения восьми пистолетов Стечкина неслучайно. В праздничные дни, несмотря на усиление караулов, проделать задуманное было несложно. Часовые, измученные бессонной ночью и неумеренным употреблением горячительных напитков, почти поголовно спят на своих постах, патрули кучкуются в центре города и поправляют здоровье теплым разбавленным пивом, а пожар на складе легко объяснить случайно залетевшей с улицы китайской фосфорной петардой.
    Как ни жалко было поджигать хлебное местечко, кормившее мичмана два года подряд, но без этого было не обойтись. Ибо любая проверка выявила бы недостачу половины вверенного Семенюку имущества. За тот срок, что он пребывал в должности начальника склада, мичман реализовал двадцать четыре автомата АК-47, почти сотню пистолетов и две трети боеприпасов к ним, для веса заполнив освободившиеся ящики металлическим хламом, в изобилии валявшимся на пустыре возле ангара.
    Семенюк взвалил на плечо плоскую коробку с пистолетами, добрел до забора и перекинул ношу на улицу. Коробка грохнулась на тротуар в нескольких метрах от припаркованного «москвича», в котором восседала мичманская супруга, принимавшая в делах муженька живейшее участие.
    Изготовленный в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году из сырой стали разобщитель АПС* за номером 3370158 от удара об асфальт треснул.
    Одышливая мадам Семенюк резво выскочила из машины, с кряхтением отволокла коробку подальше от забора и уселась на свое место. Честь укладывать груз в багажник она оставила супругу.
    Мичман в последний раз окинул взглядом стеллажи, отвернул пробку на пластиковой канистре с керосином, щедро облил им ящики с патронами и протянул бикфордов шнур от связки петард к воротам. Эксперты обнаружат остатки петард и это сработает в пользу версии о хулиганах-подростках, запустивших шутиху из-за забора. А по причине узкого прохода, сделанного в ограждающей склад бетонной стене, пожарные машины не смогут подъехать к горящему ангару, и огнеборцам придется ждать, пока здание не сгорит дотла. В общем, все рассчитано и предусмотрено. От склада останутся одни головешки и непонятные оплавленные куски металла. По причине безденежья военной прокуратуры экспертиза будет проведена на глазок, сгоревшее имущество спишут чохом и не станут скрупулезно изучать каждый вешдок. Просто соберут ковшом экскаватора и утрамбуют в специально вырытую яму.
    Семенюк даже выговора не получит. В самом худшем случае его могут перевести из касты «материально ответственных крупного масштаба», коими в армии считаются начальники складов, заведующие дивизионными банями и топливозаправочными базами, в строевое подразделение и назначить старшиной роты. Где также есть, что украсть. Не очень много, но жить можно.
    А на восемь АПС у мичмана уже есть заказчик. Тот, который в начале декабря купил у Семенюка пять «Калашниковых» и почти центнер пластиковой взрывчатки.
* * *
    – …Был еще один случай, – поддавшийся модному увлечению и бросивший курить Юрий Иваныч с тоской посмотрел на дымящего в свое удовольствие Рыбакова. – В начале семидесятых. Я тогда на целину рванул, поваром в передвижную рабочую столовую… И поселили меня в одной комнате общаги с пятью китайскими студентами. Из какого-то питерского института. То ли текстильщики, то ли автодорожники, сейчас уже не упомню. Ну, вот… День прошел, другой. Скучно. Узкоглазые попались сильно правильные, не пьют, с девчонками ни-ни, вечерами за столом собираются и зубрят что-то. Тоска зеленая… А тут нам как раз радио провели. Чтобы целинники, так сказать, развлекались и повышали свой культурный уровень. С шести утра до двенадцати ночи сплошная классическая музыка и образовательные программы. Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, и что конкретно сказал Вещий Олег перед тем, как его змея куснула. Короче, бред… Ну, я покумекал и ровно в шесть утра встал по стойке смирно перед радиоточкой… Заиграл гимн, я стою навытяжку, даже не мигаю. Китаезы проснулись и на меня зырк-зырк. «Сто такое, товарисч?» – спрашивают. Я им объясняю, мол, в нашей стране все каждое утро гимн стоя слушают. Начиная со школьников и кончая глубокими стариками. Закон! Кого поймают спящим – сразу в Сибирь. Есть даже специальные команды, которые нерадивых слушателей отлавливают… Смотрю – узкоглазые струхнули. «А сто, – говорят, – нам тозе надо?» – «Обязательно! – отвечаю. – На вас, как на иностранцев, повышенное внимание обращают». Те быстренько из-под одеял выскочили, построились… И так я неделю развлекался. Потом что-то закрутился, забыл и в одно утро не встал. Чувствую – трясут за плечо. Открываю глаза, вижу: четверо китайцев дверь держат, чтоб, значит, проверяющие не вломились, а двое меня будят… «Вставай, Юра! – шепчут. – Узе сесть! Гимна слусать надо!..» Ну я и отвечаю, мол, заболел, взял справку у комиссара отряда и тот меня официально на две недели освободил от ритуального вставания. Старый рецепт из аптеки показал, типа образец… Узкоглазые задумались, что-то по-своему залопотали. А после обеда ко мне в столовую целая делегация влетает. Комиссар отряда, секретарь партбюро, местный особист, еще человек десять из начальства… «Ты что?! – орут. – Совсем охренел?!.» Оказывается, эти дурики на полном серьезе пришли к комиссару справку просить. Час его мучили, пока он не понял, что они хотят…
    – И что дальше? – спросила Ксения, разливая всем чай.
    – Да ничего! Повопили, ногами потопали, обещали мне строгача влепить по комсомольской линии и лишить тринадцатой зарплаты. А денежку тогда хорошую платили… Особенно парторг разорялся. Ну, думаю, попляшешь ты у меня… Тут день рождения Ильича наступает. Партийный босс торт заказал, для банкета с областным руководством и гостями из Москвы. Естественно, торт я делал… Большой, красивый, с надписью и профилем вождя. Текст специальная комиссия утверждала…
    – Шарфом вяжи!!! – сквозь двойные стекла пробился крик главного загонщика Ортопеда. – Шарфом!!!
    – Слава Богу, поймали, – констатировал Денис и посмотрел на часы. – Сорок минут, однако. Молодец Горыныч, славно погонялся…
    Сидевший у окна Юрий Иваныч завороженно проводил взглядом трех бугаев, тащивших к распахнутой задней двери джипа нечто продолговатое и извивающееся, словно гигантская гусеница. Обмотанного шарфами и буксировочным тросом Даниила Колесникова закинули в грузовой отсек, внедорожники взревели моторами, развернулись и выкатились со двора.
    – Так что там с тортом? – напомнила Ксения.
    – А-а, это! – Иваныч подцепил вилкой маринованный грибочек. – Так я слегка изменил консистенцию и состав пропитки. У меня корешок был знакомый, из химиков, тоже на целине трудился. Он и изготовил. Что-то на основе азотнокислого серебра… Вещь просто замечательная! На неделю прививает человеку отвращение к алкоголю и, главное, не позволяет его употреблять. Даже через силу, зажав нос и закрыв глаза. Стакан примешь – и тут же все обратно… Вот я тортик-то и пропитал. Наутро после банкета вижу – идут парторг с комиссаром. Зеленые, качаются, друг друга поддерживают. И зло так по сторонам смотрят! Видно, никак не опохмелиться… Вечером та же картина. Все развлекаются, винцо потягивают, а начальство у себя в вагончике заперлось и на улицу ни ногой. Поэкспериментировать решили, дабы прилюдно не позориться. Ну, весь вагончик и перепачкали… Врачи из медчасти руки разводят, ничем помочь не могут. Не идет алкоголь, и все тут! Хоть ты тресни. До того дошло, что у них стал рефлекс срабатывать на один внешний вид напитков. Идут по лагерю, видят, что кто-то выпивает – и в кусты, потравить маленько. За неделю килограммов по десять скинули… Особиста я так больше и не увидел. Говорили, что он секретаря ЦК с ног до головы разукрасил. Правда, секретарь тоже тортика отведал и в долгу не остался…
    – А на тебя никто не подумал? – спросил Денис.
    – Может, и подумали, – повар-весельчак развел руки, – но у них другие проблемы появились. Идеологического характера. Памятник Ленину привезли, на площади установили, потом пригляделись – ба! А у того две кепки! Одна в руке, другая на голове… Ночью спецкоманда с башки кепку сбила, уши ненароком задели, прилепили кое-как, утром посмотрели – еще хуже! Впечатление, будто Ленину полчерепа снесло. К вечеру кто-то на постаменте написал: «Здравствуй, дедушка Ильич, голова квадратная»… На следующую ночь голову раствором нарастили, надпись закрасили. Днем глина высохла… Выхожу из столовки, чтобы обновленный памятник оценить, гляжу – народ на площади от хохота встать не может. Цвета гипса и глины не совпали. У Ильича на башке как шлем мотоциклетный… Про тортик, как вы понимаете, в свете этих событий никто и не вспомнил. Как и про китайцев.
    – По поводу шлема была одна история, – улыбнулся Рыбаков. – Когда мы на морковку ездили. Приятели мои университетские, с филфака, Вовка Литус и Серега Туголуков, мотоцикл где-то раздобыли и ну гонять по вечерам! Естественно, о шлемах и речи не было… Тут их останавливает местный гаишник и предупреждает – если еще раз без шлемов поймает, пусть пеняют на себя. Мотоцикл в отстойник, еще и права заберет. Те подумали-подумали, взяли мячик резиновый, разрезали пополам и на головы натянули. Со стороны как шлем смотрится, не отличишь. Дней десять так откатались. Мент больше не пристает, благостно так кивает при встрече… Но тут незадача вышла. Когда они из магазина возвращались, у Сереги его половинку мячика сдуло. И, естественно, мент тут как тут! Останавливает. Подходит, скалится… «Что ж, – говорит, – один в шлеме, а другой без? Вы что, гражданин, не знаете правил дорожного движения? Если я вам палкой по голове ударю, то что будет?..» – «Сотрясение», – отвечает Серега… «Вот видите! – радуется гаишник. – Так же и при аварии! А вашему товарищу в такой ситуации ничего не грозит! Потому что он в шлеме!..» И, дабы подтвердить свои слова, бьет Литуса полосатой палкой по башке… Вовчик, естественно, падает. Серега мента в канаву толкнул, загрузил дружбана на багажник, и в больничку. Больше они вроде не экспериментировали…
    – У меня тоже в молодости мотоцикл был, – закивал дорогой гость. – Только я не так развлекался. Дело было летом шестьдесят восьмого…
    Денис и Ксения устроились поудобнее. Жизнь Иваныча была насыщена самыми разнообразными событиями и рассказывать о них он мог до бесконечности.

Глава 4 А НУ-КА, ПЕСНЮ НАМ ПРОПОЙ, ВЕСЕЛЫЙ МУСОР!

    Если смотреть со входа, то на первом этаже правого крыла разместились камеры для задержанных и помещение дежурной смены, слева – оружейная комната и «обезьянник», куда свозили всех местных пьяниц. Второй и третий этажи были отданы под кабинеты оперативников и следователей. Там же находились архив и канцелярия, куда по странной прихоти майора Панаренко перевезли уголовное дело номер 390229.
    С трех сторон РУВД было окружено пустырем, а фронтон выходил на проезжую часть улицы, прямо напротив бензозаправочной станции. Метрах в пятидесяти позади здания виднелся заборчик, ограждающий двор жилконторы, служащие которой отвечали за техническое состояние десятка новых домов, выросших вокруг станции метро «Озерки»…
    Денис выбрался из троллейбуса, закурил и медленно прошел по тропинке в тыл околотка, по пути взглянув на освещенные окна дежурной части. Судя по мечущимся за стеклами теням и радостным вскрикам, стражи порядка продолжали затянувшееся веселье, совершенно не опасаясь внезапной проверки из Главка.
    «Все понятно, – Рыбаков поднял воротник пуховика. – Вечером второго января по-другому и быть не может… Как начали бухать перед Новым годом, так и не остановятся до Старого. Что сержанты, что генералы…»
    Дойдя до угла РУВД, Денис осторожно выглянул на пустырь.
    На скрытом от посторонних глаз пространстве жизнь била ключом. У оранжевого «Chevrolet Suburban» суетился Стоматолог, воздевая руки к звездному небу и указывая понурым Антифашисту с Комбижириком на оторванный задний бампер огромного джипа. От бампера к решетке, закрывающей окно канцелярии, тянулся провисший стальной трос. Автомобили остальных участников мероприятия выстроились на подъездной дорожке, включая и «линкольн» Ортопеда. Его самого поблизости почему-то не наблюдалось.
    Рыбаков вздохнул и добрел до кучки товарищей.
    – Нет, Диня, ты посмотри! – Стоматолог набросился на свежего слушателя. – Я ж, блин, говорил! Ну не выдержит бампер! А эти? – браток ткнул пальцем в коллег, мгновенно изобразивших непричастность к произошедшему. – Давай, давай! Война – фигня, главное – маневр! Ну и чо, блин, делать теперь?
    – Придумаем, – прогудел Антифашист.
    Кто и за что окрестил Дмитрия Белинского столь политизированным прозвищем, Денис не знал, как не знали этого и остальные члены коллектива. Белинский никогда не был замечен в какой-то особой нелюбви к «коричневой чуме», равно как и к отдельным ее лидерам вроде Гитлера или Муссолини.
    – Щас! – зашипел огорченный порчей собственного имущества Стоматолог. – Вы уже придумали!
    – Можно лебедкой попробовать, – Комбижирик присел у капота «субурбана».
    – А где Мишель? – спросил Рыбаков.
    – Пошел за краном, – Антифашист потопал ногами, сбивая налипший к сапогам снег, и мотнул головой в сторону Озерков. – Сказал, что со стройки пригонит…
    – Вы форточника* привезли? – вспомнил Денис.
    – Угу, – Стоматолог отвязал трос от сиротливо лежащего на земле бампера. – Там сидит…
    Рыбаков шмыгнул носом и оглянулся на здание отдела милиции.
    – Кран – это хорошо, но очень громко.
    – Спокуха! – заявил бодрый Комбижирик. – Менты уже час квасят. Им Горыныч два ящика водки затащил…
    – Горыныч? – удивился Денис. – Он в себя-то хоть пришел?
    – Пришел, пришел, – успокоил Антифашист. – Еще днем… Очень извинялся. Ну и, блин, сам предложил свою кандидатуру.
    – Кандидатуру кого? – не понял Рыбаков.
    – Собухальщика с мусорами, – витиевато объяснил Белинский. – Изобразил, блин, чувачка, у которого брательник в ментовке служит. Приперся ко входу, потряс флаконами, те его и запустили. Мы выждали полчаса и начали…
    – Так, – Денис почесал ухо. – И что они сейчас делают?
    – Песни орут, – отмахнулся Стоматолог. – Я ходил, проверял… Закуску на пульте разложили, сами вокруг уселись и воют. Горыныч во главе стола.
    – Это хорошо, – кивнул Рыбаков. – Часа три спокойной жизни нам обеспечено. Раньше Горыныч не вырубится.
    – Его нарколог какой-то ерундой накачал, – встрял Комбижирик. – Сказал, что Данька будет трезвым при любом раскладе.
    – Вот в этом я сомневаюсь, – покачал головой Денис. – Доктор просто не знает способностей Горыныча. Нам, кстати, еще его из дежурки выцарапывать.
    – У Даньки труба с собой. Мы договорились ему звякнуть, когда закончим…
    – Не факт, что он уходить захочет, – хмыкнул Рыбаков и залез в теплое нутро джипа Антифашиста.
    Спустя пять минут Стоматолог закончил с бампером, загрузил оторванную деталь в багажник и убыл, пообещав вернуться через час на уже отремонтированном «субурбане». Комбижирик сел в свой «Citroen C5», Антифашист устроился рядом с Денисом и включил мини-радиостанцию. Сначала из динамика слышались какие-то хрипы, потом внятный голос Ортопеда сказал:
    – Ну, придурок, и где ключи?
    Рыбаков от неожиданности чуть не уронил сигарету.
    – Э! Гоша, что это такое?
    – Мишка, – Комбижирик лениво увеличил громкость. – Кран добывает.
    – А почему мы его слышим?
    – Наверное, забыл рацию выключить, – браток поднес к губам микрофон. – Миша! Ответь!
    Динамик отозвался звуком глухого удара, потом кто-то невнятно забубнил.
    – Ты мне тут не гони! – судя по возмущенному тону, Ортопед пребывал в дурном расположении духа. – Где ключи от «убахобо»?
    – Не слышит, – Комбижирик покачал головой. – На передаче стоит. Видать, случайно рычажок сдвинул.
    – Он так ментов на уши не поставит? – обеспокоился Денис.
    – Не-а. Частота прыгающая. Все пучком. Если чо не так будет, мы за три минуты подскочим…
    Рыбаков поежился. В профессионализме друзей, отшлифованном многолетними стычками с хитроумными барыгами, противоборствующими командами и всем репрессивным государственным аппаратом, он не сомневался. Но иногда методы решения поставленной задачи казались Денису странноватыми. Хотя и не лишенными определенного изящества. По крайней мере, они были очень эффективны.
    – Ах, вот оно что! – голос Ортопеда немного отдалился. – Нет такого крана? А какой есть?
    – Сторожа поймал, – уверенно сказал Антифашист.
    Рация щелкнула и в эфире наступила тишина, лишь изредка прерываемая шорохом атмосферных помех.
    – Выключился, – Белинский поерзал в кресле.
    – Жаль, – ехидно изрек Рыбаков. – Радиопостановка была очень занимательной. Стоило записать ее на пленку, а потом прокручивать несознательным клиентам… Из числа сторожей. И иного персонала стройплощадок. Диктор Ортопед учит жизни сопротивляющегося пролетария… Да, между прочим, – Денис расстегнул пуховик, – что там у Циолковского с его риэлтерской компанией произошло? Мне Ортопед как-то невнятно проблеял, но я общей мысли так и не уловил.
    – Развалилась, – печально констатировал Антифашист. – Андрюха от огорчения в Африку уехал, нервишки успокоить. Через две недели возвращается. Его барыги, блин, деньги сэкономили… Балконы не установили.
    – Какие балконы?
    – Да на высотке, что его компания строила. По проекту были, а в натуре нет. Но Андрюха-то не знал! Он же по бумагам смотрел… Ну, приехал, блин, дом принимать, знакомых созвал. По этажам походили, внутри все нормально. Напоследок он решил вид города с высоты продемонстрировать. Забрались на двенадцатый этаж, Андрюха дверь балконную распахнул – и вперед… А балкона-то нет! Шаг сделал – и вниз. Бэтмен, блин! Хорошо, внизу куча соломы была, приземлился удачно… Барыги поседели от ужаса, когда Циолковский выпал.
    – Ничего не сломал себе?
    – Не. Только пальто порвал… Зато потом! – Антифашист мечтательно улыбнулся. – Барыги евойные по три раза в эту кучу прыгали! Кто сам, кого Циолковский выбрасывал… Он даже в клуб неделю не ходил, все воспитанием этих буратин занимался.
    – В какой клуб? – нахмурился Рыбаков, тщетно пытаясь вспомнить хоть какую-нибудь информацию по этому поводу.
    – А, так ты не знаешь! – обрадовался Белинский. – Толян таакое местечко организовал! "Клуб го*"… Качалка, бильярд, сауна, бар отличный. Вот, – браток сунул в руки Денису членскую карточку, где на фоне стилизованных сакур были золотом пропечатаны название, телефон и пятизначный порядковый номер, – всем нашим бесплатный вход. Ты Толяну позвони, он тебе тоже такую карточку даст.
    Денис задумчиво повертел в руке пластиковый прямоугольник.
    – Качалка, бильярд… Когда же вы в го играете?
    – А что это такое? – искренне заинтересовался Антифашист.
* * *
    Глеб Сергеевич Самойлов вышел на пенсию в сорок пять лет и к моменту окончания службы в питерском РУБОПиКе имел звание подполковника. Уволился он удачно – всего через месяц после того, как оформил обходной лист, в особнячок на улице Чайковского нагрянула проверка из Управления Собственной Безопасности МВД и изрядно перетрясла кабинеты сотрудников, найдя больше сотни задокументированных грубейших нарушений Закона об оперативно-розыскной деятельности и отстранив от работы два десятка сотрудников, включая и начальника РУБОПиКа. Против пятерых возбудили уголовные дела, троих с позором вышвырнули на улицу.
    Самойлов обязательно оказался бы в числе подследственных, если бы не приятель в Москве, который и предупредил подполковника о грядущей проверке. Глеб Сергеевич быстренько подчистил свои бумаги, пожаловался руководству на проблемы со здоровьем и был отпущен с миром, несказанно обрадовав своим поступком собственного заместителя, давно подсиживавшего подполковника.
    Однако увольнение со службы не позволило Самойлову завершить одно дельце, призванное обеспечить ему безбедную старость.
    Нельзя сказать, что бывший рубоповец остался совсем нищим. Естественно, нет. Человек, более двадцати лет оттрубивший в органах правопорядка, всегда имеет что-нибудь в загашнике, что позволяет ему несколько лет не заботиться о хлебе насущном. Но одно дело – пачка долларов и горстка золотых изделий, изъятые у задержанных или украденные в процессе производства обыска, и совсем другое – суммы с шестью-семью нулями. Правда, некоторые умудряются накапливать состояния и не уходя со службы, но таких – единицы и обычно они плохо заканчивают, ныряя с грузом на ногах в холодную воду Коркинских озер, когда «работодатели» остаются чем-нибудь недовольными. Или когда излишне жадные стражи порядка берут деньги, но не выполняют взятые на себя обязательства.
    Самойлов дураком не был и напрямую взяток не брал, заслужив репутацию «правильного мента». Хотя и не гнушался набивать карманы малогабаритным, но ценным имуществом арестованных и предоставлять протекцию запутавшимся во взаимных финансовых обязательствах бизнесменам.
    Первые полгода после увольнения с работы он жил тихо как мышка. Удостоверившись в том, что все в порядке и его судьба не интересует бывших сослуживцев, Глеб Сергеевич осторожно принялся реализовывать отложенный до лучших времен план обогащения. Для чего покрутился в обществах ветеранов МВД и спецслужб и собрал под свое крыло группу из пяти наиболее понравившихся ему субъектов. Все они имели репутацию подонков, но Самойлова сие устраивало. Ибо для того, что им предстояло сделать, требовались совершенно определенные психологические качества…
    – Здесь все, – жирный Петя Салмаксов, экс-следователь городской прокуратуры, бросил на стол компьютерную распечатку.
    Из органов его выперли за попытку изнасилования потерпевшей по делу о квартирных махинациях, которую он в пьяном безобразии тщился «оприходовать» на столе в собственном кабинете.
    Самойлов, Цуцуряк, Станислав Винниченко и Михаил Дудкин обрадованно переглянулись. Расположившийся в углу комнаты Парамон Милин, счастливо избежавший обвинительного приговора суда по причине удачно подвернувшейся амнистии, вытянул шею и уставился на принесенные Салмаксовым бумаги. Глеб Сергеевич знал Милина еще по работе в РУБОПиКе, где сей долговязый мужчина занимал почетную должность начальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями, на чем и погорел, распродавая своим родственникам и знакомым изъятое имущество. Следователи из объединенной бригады ФСБ и Генеральной прокуратуры долго удивлялись тупости Парамоши, оформившего на себя три джипа «Mitsubishi Pajero» и «купившего» трехкомнатную квартиру в центре Санкт-Петербурга за рублевый эквивалент семисот пятидесяти долларов США.
    Японские внедорожники у Милина изъяли, а квартиру не успели. Госдума в очередной раз преподнесла высокопоставленным подследственным роскошный подарок, Парамон Евсеевич быстро согласился на признание вины в обмен на освобождение от уголовного преследования и уцелел. Но затаил злобу на подставивших его сослуживцев и лелеял мечты об отмщении.
    – А графики дежурств? – осведомился бывший заместитель районного прокурора Винниченко, прославившийся тем, что продавал гражданам места в очереди на собственный же прием в рабочем кабинете, для чего организовал маленькое акционерное общество. Не оплатив «консультационные услуги», заявители могли сутками высиживать в коридоре перед дверью кабинета Винниченко без всякой надежды побеседовать с организмом в синем мундире. Станислав курировал милицейское следствие в районе, и его слово было весьма веским, когда решался вопрос об изменении меры пресечения или прекращении уголовного дела.
    – Когда я говорю – все, значит, все, – Салмаксов потряс тремя подбородками.
    – Остается назначить срок, – выдохнул экс-следователь Дудкин, проработавший в должности всего год и уволенный из рядов милиции за переходящие любые границы пьянство и стяжательство.
    – Позволь это мне решать, – Самойлов сграбастал распечатку и сунул ее в портфель. – Слава, ты с птицами решил?
    Цуцуряк приподнял верхнюю губу.
    – Ес-сественно…
    – Хорошо, – лидер группы довольно потер ладони. – Теперь о пути отхода… – на стол легла карта подземных коммуникаций. – Прежде, чем устанавливать время, нам требуется до метра определить подъездной маршрут…
    В круге света, падающем от одинокого фонаря в углу двора жилконторы, появился конец стрелы передвижного крана и через секунду чудо строительной техники въехало на территорию пустыря.
    – Молодец Мишка, – Антифашист распахнул дверцу джипа.
    Денис спрыгнул на землю и подошел к кабине автокрана.
    – Япония, блин, – Ортопед заглушил двигатель. – Пока разобрался, сторож три раза сознание терял…
    – Почему Япония? – засомневался Рыбаков, разглядывая семь огромных красных букв на ярко-голубой стреле автокрана.
    – Дык написано, – распаренный Грызлов выбрался из кабины и ткнул пальцем в название фирмы. – «Убахобо».
    Денис хрюкнул.
    – Ты чо? – удивился Ортопед.
    – Ты по-каковски читаешь? – окончательно развеселился Рыбаков.
    – Ну, это… по-английски, – смутился браток.
    – Тогда ясно. Но, вообще-то, это «Иваново». Наш российский кран…
    – От черт! – Ортопед топнул ногой. – То-то сторож все орал, что у них нет японской техники! А я, блин…
    – Ошибся, бывает, – Денис успокоил возбужденного друга. – Сейчас это не важно. Ты умеешь им управлять?
    – Разобрался, – кивнул смущенный верзила.
    – Значит, не будем терять время… Димыч, зови форточника трос крепить.
    Коротышка-форточник мгновенно взобрался к решетке второго этажа, примотал стальной шнур к нижней арматурине и завис на соседнем окне, готовый в любой момент снова закрепить трос.
    Ортопед положил руки на рычаги управления, высунул кончик языка и аккуратно приподнял стрелу. Витой многожильный шнур натянулся, решетка со скрипом вырвалась из пазов и наполовину отошла от оконного проема, встав под углом в сорок пять градусов к обшарпанной кирпичной стене.
    – Хорош! – Рыбаков махнул рукой.
    Ловкий форточник переместился на карниз окна канцелярии, повозился минуту и ужом скользнул внутрь комнаты. Спустя несколько секунд одна из створок распахнулась и исполнивший маленькое, но ответственное поручение акробат показал собравшимся внизу большой палец.
    – Готово, – хрипло шепнул Комбижирик и подставил раздвижную лестницу.
    Форточник пренебрег лестницей, съехал вниз по свободному концу троса и получил от Ортопеда конверт с гонораром. Его участие на этом заканчивалось. Маленький вор-даргинец вежливо попрощался со всеми, попросил передать привет «уважаемому Глюку» и убыл на неприметных серых «жигулях»-"двойке".
    Денис напоследок огляделся, поправил сумку с канцелярскими принадлежностями и полез наверх, стараясь не поскользнуться на гладких алюминиевых ступенях. Вслед за ним отправился Антифашист.
    Ортопед выключил двигатель крана, подхватил заряженное резиновыми пулями короткоствольное ружье и вместе с Комбижириком засел у кучи грязного снега, наваленного возле угла здания РУВД.
    Операция по реабилитации гражданина Клюгенштейна вступила в промежуточную фазу.
* * *
    Юра Петров разодрал шелестящий целлофан бомж-пакета* и высыпал содержимое в стакан с кипятком.
    Горячую пищу он ел каждый день. Так завещал старый бич Василий, преставившийся в преклонном для бездомного возрасте шестидесяти двух лет. Василий бомжевал с послевоенных времен и знал толк в стратегии и тактике выживания. Основных правил было два: горячая еда семь раз в неделю и отказ от сотрудничества с ментами. Второе правило было даже поважнее первого. В конце концов, гастрит и язву можно как-то подлечить с помощью подручных средств, а вот у подозреваемого в стукачестве шансов увидеть рассвет было мало.
    Праздничные дни на переломе тысячелетий выдались на редкость неудачными.
    Сначала вокзальные скворцы* устроили облаву, в процессе которой замели нескольких верных товарищей Юрия, потом Юльку-Гунявую переехало тепловозом, машинист которого не заметил вольготно развалившуюся на рельсах бомжиху, затем таджики-наркодилеры схлестнулись с охраной ларьков и попутно накостыляли оказавшемуся рядом Петрову. Он, правда, в долгу не остался и перетянул лысого таджикского пахана штакетиной по башке, но это было слабым утешением. Узкоглазый опиумный бай свалился в грязь, где его запинали подоспевшие патрульные, а Юре пришлось два часа бегать между составами, спасаясь от преследовавших его кунаков поверженного наркобарона.
    Апофеозом невезения стало вскрытие новенького контейнера, в котором, по расчетам «трофейной команды», должна была находиться бельгийская тушенка, но оказались школьные глобусы.
    Что делать с таким количеством «чучел Земли», как сии учебные пособия окрестил бывший преподаватель философии из рижского университета, а ныне – Корявый Шурка, никто не знал. Попытка их реализации успехом не увенчалась. Вышедших на угол Невского и Загородного проспектов бомжей с глобусами под мышками тут же взяли в оборот торговки семечками, возмущенные вторжением на их законные места торговли, и обозленным «географам» пришлось ретироваться. К тому же им на перехват кинулись трое автоматчиков из местного отделения милиции, науськанные мстительными бабками, так что спокойное отступление превратился в паническое бегство, в процессе которого раскрашенные шары раскатились по площади перед вокзалом и привели к столкновению трех автомобилей…
    Юра помешал ложкой лапшу и попробовал бульон. Варево было соленым и отдавало какой-то химией.
    В распахнутые ворота круглосуточной авторемонтной мастерской закатился огромный оранжевый джип без заднего бампера. Из внедорожника стремительно выскочил здоровенный бугай со шрамом поперек физиономии, поймал за воротник спецовки нетрезвого мастера и развернул его лицом к фронту работ.
    Ремонтник икнул и осоловело заморгал налитыми с утра глазками.
    – Я те щас поотбрехиваюсь! – Голос здоровяка заметался под сводами гаража и выплеснулся наружу, достигнув ушей Петрова. – Я тебя, блин, самого заместо бампера привяжу! Ясно?! А, ну, вари, Микеланджело хренов!
    Автослесарь захрипел и чуть не упал.
    – Да есть здесь хоть кто-нибудь трезвый?! – возопил бугай.
    Петров отставил стакан и встал. Еще в детдоме он немного подрабатывал на соседней стройке и умел обращаться с газовой горелкой. Здесь же явно представлялась возможность положить в карман сотню-другую. Серьезные пацаны, в отличие от ментов и худосочной бритоголовой шелупони из окрестных школ, бомжей никогда не обижали, и Юра не испытывал перед ними никакого страха.
    – Я могу попробовать, – предложил бездомный.
    Здоровяк оценивающе посмотрел на низкорослого Петрова.
    – А сможешь? – голос братка немного потеплел.
    – Заварить – заварю, а вот красить не умею, – признался Юра.
    – Лады, – бугай распахнул заднюю дверь джипа. – Вот бампер. Полчаса хватит?
    – Хватит.
    – Сделаешь – получишь полштуки. – Стоматолог еще раз оглядел бездомного с головы до ног. – Ты когда ел нормально?
    Петров опустил голову. В голосе здоровяка неожиданно послышалось что-то такое, отчего у Юры защипало глаза.
    – Э-э, брат, так не годится. – Стоматолог, получивший свое прозвище за то, что с одного маха лишал противника всех тридцати двух зубов, наклонился к юноше. – Ты что, голодный?
    Юра молча кивнул.
    – Тогда стой тут, – браток пошарил в кармане. – На пустой желудок работа не ладится… Это, блин, не госпредприятие, мне качество нужно. Ты шаурму будешь?
    Петров вжал голову в плечи и едва слышно прошептал:
    – Да…
    – Вот и славно, – Стоматолог развернулся к череде ларьков. – Пока вытащи бампер, а я щас…
    Извлекая хромированную железяку из грузового отсека «шевроле», Юра услышал за своей спиной грохот разлетающегося вдребезги стекла, тонкий вопль торговца мясными изделиями и рев своего нового друга, узревшего в холодильнике ларька замороженную заднюю ногу британской коровы.
    Под влиянием начитанного Ортопеда Стоматолог стал очень ревностно относиться к попыткам «мировой закулисы» ввезти в Россию зараженное вирусом церебрального энцефалита мясо и наказывал нерадивых торговцев, ежели ловил их на продаже английской говядины. Вплоть до скармливания барыгам их продукта в сыром виде.
    Вслед за первым ларьком наступила очередь второго, затем третьего.
    Стоматолог был большой педант и решил проверить все торговые точки. О добровольце-ремонтнике он на время забыл, всецело отдавшись благородному делу избиения недобросовестных ларечников-"отравителей".
* * *
    Рыбаков повел лучом фонарика по корешкам уголовных дел, распахнул шкаф и бросил на пол три тома, отмеченных номером 390229. Снял со стола лампу, поставил ее под подоконник, уселся по-турецки и нажал на клавишу выключателя. Грязноватый линолеум осветила сорокаваттная лампочка.
    Антифашист прикрыл окно и опустился напротив Дениса.
    – Ну-с, приступим, – из сумки появился набор канцелярских принадлежностей, бутылочка с прозрачной жидкостью, кисть, пачка промокательной бумаги и пенал с десятком авторучек. – Что у нас в первом томе?
    Браток с интересом проследил за манипуляциями Рыбакова.
    – Резать будешь?
    – Фи! – Денис сморщил нос. – Как грубо, мсье Антифашист. Естественно, нет… Документы останутся, можно сказать, в первозданном виде. С ма-а-аленькими дополнениями и изменениями, полностью лишающими их какого бы то ни было смысла. Хотя, если честно, лучше ментов все равно никто бессмыслицу не напишет, но все же… Надо сделать так, чтобы даже судья ничего не понял. И освободил несчастного, оболганного Глюка из застенков.
    С одновременной постановкой следственной бригады в миссионерскую позицию, Белинский пожевал нижнюю губу, соображая, каким боком церковные реалии соотносятся с судебным заседанием, не сообразил и отогнал ненужную мысль.
    – Итак, – палец Рыбакова заскользил по строчкам описи находящихся в деле документов. – Постановление о принятии материала к производству… Рапорт оперуполномоченного Свиристелко… Протокол допроса Пылкина Романа Ильича… Постановление о возбуждении дела… Протокол допроса Лизунца Тэ А. Кто это у нас? – Денис нашел нужную страницу и быстро прочел несколько абзацев. – Ага! Пылкинский партнер по бизнесу… Дальше. Постановление на задержание Печенкина А. И., постановление о производстве обыска… Протоколы допросов граждан Позняка, Гонгадзе и Тимошенко… Опять рапорт Свиристелко… Санкция на прослушивание телефона автостоянки КАС-15. Интересно, зачем?.. Протоколы, протоколы, протоколы. Свидетелей чего-то многовато… Рапорт инспектора ГИБДД… Характеристика на гр. Печенкина с места работы… Протокол обыска квартиры Печенкина… Рапорт участкового Несолонососущего. Хорошая фамилия!.. Карты Ленинградской области, три штуки. Какие карты? – Рыбаков распахнул том дела посередине и уставился на подшитые листы. – Действительно, карты… Что о них пишут? Так-так-так… Ого! Дим, послушай: «Согласно оперативной информации, гражданин Печенкин хранил в своей квартире по адресу… крупномасштабные карты Ленобласти с целью нанесения на них мест дислокации структурных подразделений своей группы, в скобках – банды, и мест удержания заложников из числа предпринимателей, что подтверждает преступный характер деятельности его, в скобках – Печенкина, и доказывает умысел в совершении преступлений…» Как тебе?
    – Я не понял, – сказал Антифашист.
    – Я тоже, – хмыкнул Денис. – Но пусть с этим бредом разбираются в суде… Дальше. Справка о смерти Печенкина… Протокол допроса Лизунца… Справка о смерти Пылкина. Вот это интересно… Что мы имеем? «Ля-ля-ля… паталогоанатом Торчков установил… в результате острой сердечной недостаточности… разрыв миокарда… рубцы на ткани правого желудочка, что однозначно свидетельствует… ля-ля-ля… констатировал смерть от инфаркта…» Вроде годится. Но что-то мне не нравится. Еще раз… «Синюшность свидетельствует… паталогоанатом Торчков… не обнаружено… уровень калия в крови соответствует норме… рубец длиной около трех миллиметров… разрыв по вертикали… истончение ткани с одновременным…» Чего-о? А-а, латынь пошла…
    Белинский склонился к плечу Рыбакова и беззвучно зашевелил губами. Денис включил портативный сканер и провел им по листам заключения о смерти инициатора уголовного дела.
    На первом этаже грохнула дверь, и до канцелярии донесся дружный хор нетрезвых голосов, тщательно выводящих незамысловатую мелодию:
    – Кто привык за здоровье бороться,
    С нами вместе пускай запоет!
    Кто пыхнет – тот смеется,
    Кто колется – загнется,
    Кто выпьет – тот опять нальет!
    Рыбаков удивленно поднял брови.
    – Однако! Веселье в разгаре… А я и не знал, что Горыныч увлекается вокалом.
    Антифашист пожал плечами.
    – Ну, не будем отвлекаться. Первый том мы уже почти закончили… Постановление на розыск некоего Сапармуратова. Стоп! Это еще кто такой? – Денис пролистнул страницы. – Уголовное дело номер четыреста семь сто двадцать один, организация притона для занятий проституцией… Ах, вот оно что! Левое постановление подшили. Перепутали, умники вы мои ментовские! Что ж, можно позавидовать товарищу Сапармуратову, вряд ли его кто-нибудь ищет… Да, вот и ответ опера Свиристелко: «Сапармуратов не обнаружен…» Правильно. Фигли его искать, если он по делу не проходит… Приложение к протоколу обыска. Почитаем. «В процессе доставки изъятого на квартире гр. Печенкина имущества в отделение милиции… подверглись порче: коньяк „Праздничный“ – три бутылки, водка „Спецназ“ – одна бутылка емкостью один литр, пиво баночное „Миллер“ – семь банок, икра черная, в стеклянной упаковке – две банки по сто десять граммов, музыкальный центр „Айва“ – один комплект, денежные купюры общим достоинством три тысячи пятьсот рублей. Акт списания прилагается…» Нормально! Ну, менты, ну, наглые!..
    Снизу послышался голос Горыныча, исполнявшего соло:
    – Спой нам, мусор, про «красную» зону!
    Про свои мусорские мечты!
    Про тонкую резинку в коробочке с картинкой,
    Ту, что напоминаешь ты!..
    – Его там не прибьют? – обеспокоился Денис.
    – Братаны на стреме, – просто ответил Антифашист. – Если чо, вмешаются…
    – Хорошо, – Рыбаков открыл второй том. – Тэк-с… Вот это уже интереснее. Рапорт патрульного наряда, пытавшегося задержать гражданина Клюгенштейна на территории Летнего сада… «Ругался матом, бросил рядового Конопелько в пруд, при этом требуя, чтобы тот изобразил лебедя. В результате рядовой Конопелько заболел двусторонней пневмонией… Угрожая бензопилой „Бош“, загнал сержанта Маковского на дерево, где тот находился в течение пятнадцати минут… Вырвал автомат у ефрейтора Ханкина…» У них там что, весельчак-разводящий? Конопелько, Маковский и Ханкин. Три дебила с наркотическими фамилиями… «Скрылся от патрульного наряда и уничтожил захваченное оружие…» Молодец, Глюк! Мало ему было нападения на ментов… Определение следователя Нефедко. «На основе свидетельских показаний гр. Лизунца и Пылкина следствие делает вывод о причастности подозреваемого Клюгенштейна к деятельности этнических преступных групп лиц японской национальности, так же называющихся „джакузи“…» Идиот! Не «джакузи», а «якудза»! Ладно, начнем визуализацию чувственных энергий…
    Денис проложил под лист промокашку и отвернул крышку с флакончика. По комнате разнесся запах растворителя.
    – Чо это? – осведомился Антифашист.
    – Четыре-хлор-этил, – Рыбаков обмакнул в жидкость тонкую кисточку. – Выводит с бумаги чернила. У меня ж папаша химик, он и присоветовал. Убираем одно, пишем другое. Никакая экспертиза не разберется.
    – Солидно, – с уважением вымолвил браток. – А на векселе так можно печать убрать? Или, блин, сумму?
    – Наверное, да. Только с векселями следует поэкспериментировать, – Денис провел кисточкой по подписи Пылкина на бланке протокола. Чернила расползлись. Рыбаков промакнул влажный лист и чистой кистью убрал остатки красящей жидкости. – Для каждого вида бумаги нужны свои концентрация и ингридиенты… И как у нас выглядит подпись Панаренко? Ага, вот она…
    Денис снял колпачок с синей гелевой ручки и тщательно вывел на месте подписи давно умершего потерпевшего факсимиле здравствующей грозной майорши из Следственного Управления ГУВД.
* * *
    Лейтенант Петухов зябко поежился, поплотнее запахнул форменный тулуп и показал рукавицей на дальний конец седьмой ВПП* Пулковского аэропорта.
    – Проверьте там…
    Сержанты Пиотровский и Каасик не выказали никакого энтузиазма. Даже наоборот – уставились на Петухова как на врага трудового народа, предлагающего продать государственную тайну за бутылку прокисшего пива.
    – Лень, ты что? – Каасик высунул нос из-под воротника. – Туда ж два километра пехом.
    – Техник какого-то хмыря видел, – объяснил лейтенант. – Вроде шмыгнул на поле. Посмотрите и доложите.
    Пиотровский скривился.
    – Да чо кому-то в такую погоду на поле делать? Ошибся техник…
    Резкий порыв ветра швырнул в лица милиционеров очередную порцию снега. По освещенной немногочисленными лампами полосе гуляли маленькие смерчи, время от времени собираясь в клубок и рассыпаясь мириадами сверкающих льдинок.
    – Ну хоть до ангара пройдите, – заныл Петухов.
    – До ангара пройдем, – после недолгих размышлений согласился Каасик. – Но с тебя магарыч.
    Практика доения молодого лейтенанта опытными подчиненными была обычным явлением. Сержанты из линейного отдела охраны аэропорта срывали свой маленький куш на любом приказе Петухова, который хоть чуть-чуть не укладывался в их понимание службы. Выгнать Пиотровского и Каасика на улицу в мороз или дождь было делом сложным, требовавшим от лейтенанта изрядных дипломатических способностей и готовности раскошеливаться.
    – Джин-тоник, – сказал Петухов.
    – Каждому! – Пиотровский поднял палец.
    – Годится…
    Сержанты поправили ремни автоматов и побрели к ангару, вполголоса обсуждая только что совершенный торг. Пройдя половину пути, они пришли к выводу, что продешевили, и оглянулись. Лейтенант уже успел скрыться за дверью служебного входа в здание.
    – Тьфу! – поморщился Каасик. – Сам небось пошел чай хлебать…
    – Двинули обратно, – Пиотровский уткнулся в овчину воротника. – Под лестницей переждем. Там хоть не так дует.
    Автоматчики развернулись и бодрым шагом отправились обратно, предвкушая скорое употребление выцыганенного напитка и связанный с этим подъем настроения…
    Цепочка следов, ведущая от сетчатого ограждения зоны аэродрома к неприметному люку в метре от бетонных плит седьмой полосы, к утру была погребена под десятью сантиметрами выпавшего за ночь снега.
* * *
    Об усилении следственной группы младшим советником юстиции Ковальских-Дюжей майор Панаренко узнала из сумбурного телефонного звонка Нефедко.
    Моисей Филимонович разбудил Ирину Львовну в три часа ночи и визгливо сообщил ей, что с завтрашнего дня в сплоченный милицейско-прокурорский коллектив вливается новая сотрудница, коей требуется оказать всемерную поддержку и побыстрее ввести в курс дела. Откуда сам Нефедко узнал эту новость, так и осталось невыясненным. На все вопросы Панаренко следователь отвечал уклончиво и под конец дурным голосом принялся орать песню из репертуара «Балаган-Лимитед», подменяя забытые фрагменты виршами собственного сочинения.
    Майорша швырнула трубку и зарылась в подушку.
    Про упомянутую Надежду Борисовну Ковальских-Дюжую Панаренко была наслышана. Единственным творческим достижением этой дамочки на всем протяжении ее нелегкой карьеры в органах правопорядка был самостийный захват четырехкомнатной квартиры в новом доме, предназначенной одной многодетной семье. Ковальских-Дюжая поставила железную дверь, подключила сигнализацию и показала фигу явившимся со смотровым листом законным владельцам жилплощади. Скандал вышел бурный, с исковыми заявлениями в суд, но, как это обычно и происходит в противостоянии «гражданин – сотрудник Системы», все решения в результате были приняты в пользу следователя прокуратуры. Многодетной семье предоставили халупу на окраине, и Ковальских-Дюжая вздохнула спокойно.
    В дальнейшем Надежда Борисовна не один раз фигурировала в подобных историях. Правда, уже не в качестве ответчицы, а как консультант правоохранителей, аналогичным образом проникающих в чужие жилища. Ее опыт борьбы с заявляющими свои законные права гражданами был по достоинству оценен и районным прокурором, и парочкой начальников отделов прокуратуры города. Поговаривали, что даже сам прокурор Санкт-Петербурга Биндюжко обращался к Ковальских-Дюжей за консультацией. В общем и целом. Надежда Борисовна была женщиной пробивной и полезной начальству.
    А ее привлечение в следственную группу по делу Печенкина-Клюгенштейна означало одно – кто-то из городских чиновников снова положил глаз на освободившуюся после смерти Саши-Носорога квартиру. Ковальских-Дюжая должна была прощупать почву и доложить заказчику о перспективах.
* * *
    В четыре тридцать утра Рыбаков закончил «модификацию» документов, сложил в сумку канцелярские принадлежности и химические препараты, выключил лампу и дал отмашку Ортопеду с Комбижириком.
    К этому моменту в помещении дежурной части Выборгского РУВД уже минут пятнадцать шла драка между офицерами и примкнувшим к ним Горынычем с одной стороны и сержантским составом и выпущенными из «обезьянника» алкоголиками с другой. Младший командный состав гоняли по всему зданию, зажимали в углы и там обрабатывали дубинками, тем самым вбивая в головы пьянющих подчиненных уважение к старшим по званию. Горыныч метался по коридорам со шваброй и колотил всех, кто подворачивался ему под руку. Даниилу Колесникову было весело. Литр водочки мягко лег на подготовленную прошлыми возлияниями почву, и Горыныч испытывал невиданный эмоциональный подъем. Мир вокруг него сиял яркими красками, звуки были чисты до звона, и новые друзья казались лучшими собутыльниками на свете, хотя и немного испорченными принадлежностью к ментовскому сословию. Причиной подобного неадекватного восприятия действительности послужила спецдобавка к «огненной воде», щедро всыпанная в бутылки доморощенным химиком Эдиссоном. Горынычу строго-настрого было запрещено употреблять помеченные красными точками бутылки, но пост виночерпия сразу занял начальник смены и проследить, откуда что наливается, самоотверженный браток не успел.
    А потом ему было уже не до того…
    Проносясь по коридору второго этажа вслед за визжащим младшим сержантом, Горыныч неожиданно наткнулся на смутно знакомое лицо, окаймленное переливающимся нимбом. Пока браток соображал, где он видел эту небритую физиономию, подкравшийся сзади Ортопед накинул Горынычу на голову черный мешок, а Антифашист перехватил куском веревки ноги выше колен. Комбижирик отступил в тень.
    Отключившегося Горыныча вытащили через окно первого этажа, уже кем-то разбитое, и погрузили в вовремя подъехавший «субурбан» Стоматолога. Ортопед, ловко манипулируя стрелой крана, вдавил решетку на штатное место, а балансирующий на приставной лестнице Антифашист загнал в крепления дюбели из огромного пистолета.
    Решетка на окне канцелярии РУВД вернулась в исходное состояние.
    Рыбаков, помогавший Антифашисту, вытер пот со лба.
    – Ну, вроде все.
    – Классно прошло, – Комбижирик оскалился и посмотрел на дымок, пробивающийся из-под парадной двери околотка. – Валим отсюда, скоро пожарники будут…
    – А кран? – вспомнил Денис.
    – Я отгоню, – тяжело дышащий Ортопед покрутил головой. – Динь, подожди меня в машине, я быстро…

Глава 5 TWO BI OR NOT TWO BI?*

    Три дня прошли совершенно спокойно. Денис отдыхал от трудов праведных в ожидании сообщения от братков о дате судебного разбирательства, когда служители Фемиды должны будут разобрать вопрос о законности применения к гражданину Клюгенштейну столь суровой меры пресечения, как арест.
    Исход разбирательства был практически предрешен.
    Как и судьба дальнейшего расследования.
    За те четыре часа, что Рыбаков провел один на один с томами уголовного дела, он успел поработать на славу. В его умелых руках документы приобрели совершенно непотребный для понимания вид и напоминали выдержки из «потока сознания» какого-нибудь пишущего пациента психиатрического стационара.
    Растворитель, бритвенное лезвие и жесткая старательная резинка убрали с листов протоколов «ненужные» подписи свидетелей, даты проведения следственных действий и фамилии потерпевших, места которых заняли совершенно иные цифры и буквы. Так, за помершего заявителя Пылкина зачем-то расписалась следователь Панаренко, вместо двухтысячного года образовались тысяча девятьсот девяносто первый и тысяча восемьсот двенадцатый, свидетели переехали из Санкт-Петербурга кто в Жмеринку, кто в Бердичев, кто в Мариуполь, а кто и в Париж, сменив также улицы проживания, телефоны и, главное, фамилии, часть фраз в протоколах и экспертных заключениях оказались густо замазанной белой нитрокраской, многие глаголы органично обзавелись отрицательной частицей «не» – «не видел», «не знаю», «не встречался», «не разговаривал»…
    Вернуть уголовному делу номер 390229 первозданный вид было уже невозможно. Краска въелась в бумагу, а растворенные этилом чернила исчезли без следа. Плюс ко всему этому безобразию «кто-то» подменил приложенные к первому тому паспорта Клюгенштейна и Печенкина на паспорта неизвестных следствию людей. Случайно найденные на улице документы двух жителей Киева давно валялись в заначке у Рыбакова и пришлись очень кстати.
    Антифашист предлагал усугубить эффект и залить страницы дела суперклеем, превратив картонные папки в монолитные блоки, но Денис быстро пресек поползновения братка, объяснив, что это вызовет ненужные подозрения. А так материалы внешне производили впечатление обычных следственных документов, и лишь прочтение их приводило к выводу об умственной неполноценности розыскной бригады.
    Антифашист вздохнул, но с доводами осторожного Рыбакова согласился.
    Теперь оставалось только ждать, когда судья соизволит назначить число и время слушаний. В камеру Глюку переслали список «фальсификаций», на основе которого тот должен был написать пространное заявление от лица «несправедливо задержанного» гражданина.
    Судебное разбирательство обещало быть довольно веселым для братанского коллектива и зело неожиданным для гордых своим успехом индивидов из прокуратуры и ГУВД…
    – Милый, – Ксения, разгадывавшая кроссворд, отвлекла Дениса от процессуально-диверсионных размышлений. – Какой самый быстрый сухопутный зверь на свете?
    – Чеченец на «порше», – быстро ответил Рыбаков. – А сколько букв?
* * *
    Альберт Песков недовольно оглядел столпившихся у стола единомышленников и помешал детским совочком серый порошок в мешке.
    За те дни, что пластиковая упаковка «аммиачной селитры» провела у него в дворницкой, он насквозь пропах тяжелым гнилостно-мясным духом и теперь от него шарахались даже привычные ко многому коллеги по ДЭЗу. А помыться в бане Альберту в голову не приходило.
    Процесс создания бомбы, должной покончить с торчащей в парке латунной отрыжкой тоталитаризма, подошел примерно к середине. Из украденных Пифией проводов, реле и парочки батареек был изготовлен взрыватель, Альберт сколотил из криво напиленных обрезков древесностружечной плиты ящик, куда надо было насыпать основное взрывчатое вещество, Стульчак приволокла из дому старенький электронный будильник, Старовойтов внес свой вклад в виде мешочка дымного пороха. Порох предполагалось поместить в герметичную жестяную банку, куда от детонатора вели два проводка, соединенные между собой тонкой вольфрамовой нитью из разбитой лампочки. Лампочку Резван выкрутил в своем подъезде. По замыслу террористов-либералов, электрический ток от взрывателя должен был разогреть вольфрамовую нить, от нее занялся бы порох, взрыв которого послужил бы началом детонации пятидесяти килограммов селитры. Мощность бомбы была достаточной для того, чтобы куски Ильича разлетелись в радиусе полукилометра.
    О возможных жертвах среди гуляющих в парке людей и жителей окрестных домов демократы-подрывники не подумали. Вернее, посчитали этот вопрос несущественным. Гротесковый памятник вождю мировой революции стоил того, чтобы наплевать на десяток-другой покалеченных мамаш, фланирующих с колясками по аллеям вместо того, чтобы митинговать у загаженной голубями статуи и требовать ее немедленного сноса.
    – А чо, если усилить эффект газовым баллоном? – неожиданно предложил Старовойтов, наматывая на палец провод от взрывателя.
    У Стульчак и Пифии загорелись глаза.
    – Точно! – Резван стукнул кулаком по столу. – Вокруг все выжжет!
    – А зачем? – не понял Песков.
    – Ну-у… – Старовойтов почмокал толстыми сальными губами. – Не помешает…
    – Там рядом кафе, – быстро затараторила Стульчак, – его черные держат… Азерботы, по-моему. Вот и им будет! Они, сволочи, ко мне приставали! Хотели затащить в подсобку! Но я им дала просраться! Всю обойму из газовика выпустила!
    Товарищи по борьбе с уважением посмотрели на прыщавую безработную повариху, чьи лицо и тело могли привлечь разве что такое же убогое существо, как сама Антонина.
    Хотя инцидент в кафе действительно имел место. Правда, все было не так, как рассказывала несостоявшаяся жертва. Пьяную Стульчак не затаскивали в подсобку с целью надругательства над ее девичьей честью, а наоборот – выкидывали на улицу, предварительно надавав по шее. Хозяева кафе были людьми с широкими взглядами и многое позволяли своим завсегдатаям, но поведение Антонины, устроившей стриптиз под льющуюся из радиоприемника песню «День Победы» и рухнувшей на чужой столик, переполнило чашу терпения выходцев с Закавказья. Полуголую Стульчак облили водой из ведра, сунули в руки верхнюю одежду и пинком отправили на выход. В дверях Антонина умудрилась вывернуться из лап охранника заведения, снова упасть на чей-то столик и метнуть бутылку пива в стойку бара. За что разъяренный охранник поставил Тоне здоровенный фингал под глаз и сдал подъехавшему милицейскому наряду. Правда, те не стали возиться с истеричной пьянчужкой, а выбросили ее из машины через пару кварталов от парка, предварительно забрав себе в качестве сувенира газовый пистолет Стульчак, коим она так и не успела воспользоваться.
    – Решено! – насупился Старовойтов. – Я знаю, где взять баллон…
    Необезображенные интеллектом лица молодых «демократов» посветлели. Простой подрыв памятника превращался в масштабную акцию возмездия, о которой будут писать все газеты.
* * *
    Александр Николаевич Рыбаков неодобрительно посмотрел на дымящего сигаретой единственного отпрыска, добавил себе в чашку заварки и продолжил:
    – Секретность в нашей стране возведена в третью степень. И не потому, что нам так уж много чего надо защищать от посягательств иностранных разведок, а по причинам более прозаическим. Вот пример… Был я как-то на Северном флоте, – бывший военный химик пожал плечами. – Смотрю, а у них все инструкции под грифом проходят. Даже те, что относятся к приборам пятидесятилетней давности. Спрашиваю одного адмирала – зачем? Тот и отвечает – если мы, мол, инструкции не засекретим, то их матросы тут же пустят на подтирку. Вот и приходится проштамповывать каждую бумажку… А ты говоришь – торпеда!
    – Но эти торпеды давно продают за рубеж, – не согласился Денис. – И студенты их изучают. Смысл ловить америкоса, покупающего давно всем известную информацию?
    – А откуда ты знаешь, что всем известную? – Александр Николаевич хитро прищурился.
    – Если изделие продают за границу, значит, оно не секретно, – сделал Денис логический вывод.
    – В корне неверно…
    – Почему это?
    – Потому, что изделие изделию рознь, – разговор отца с сыном, начавшийся с обсуждения обыденных проблем вроде необходимости расширения дачного участка и изыскания под это дело внутренних финансовых резервов, быстро перешел в плоскость рассмотрения глобальных и отвлеченных вопросов. Бравые сотрудники ФСБ в очередной раз изловили американского шпиона, о чем вот уже вторую неделю долдонили все телеканалы и печатные СМИ, и Рыбаковы не могли обойти вниманием эту животрепещущую тему. – Экспортное исполнение всегда отличалось и будет отличаться от продукта местного розлива. Причем в худшую сторону.
    – По-твоему, мы поставляем за рубеж негодный товарец? – развеселился Денис.
    – Не совсем так. Просто образцы, которые идут на мировые рынки, чуть менее совершенны, чем те, которые стоят на вооружении у нас. Ты ж понимаешь, что любой межгосударственный союз не вечен. Это понимали и наши конструктора, и члены правительства. Соответственно, тогдашним союзникам поставлялось вооружение, которое в принципе невозможно использовать против нас, – Рыбаков-старший отхлебнул крепчайшего чая. – Где-то ставились микрочипы, включавшие системы самоуничтожения самолета или ракеты, буде те пересекли бы границы наших зон ПВО, кое-где не ставились некоторые технические прибамбасы… Вот, кстати, по поводу этой торпеды «Шквал». Я случайно знаю, в чем там дело.
    – Ты ж химик! – удивился Денис.
    – Ну, химик, – согласился папаша. – Но это не имеет значения.
    – Ага! – догадался Рыбаков-младший. – Значит, у нас все-таки были торпеды с химическими боеголовками!
    – Любая взрывчатка – химическое соединение, – наставительно заявил Александр Николаевич. – Стыдно не знать столь элементарных вещей…
    Но мы отвлеклись.
    – Верно, – кивнул Денис.
    – Так вот, – экс-специалист по бинарным газам и жестким боевым галлюциногенам сцепил руки на затылке. – Дело, как говорится, было не в бобине… Тупой янкес попался на классическую уловку наших не очень умных, но сильно хитроседалищных секретчиков. Те наложили основные грифы не на устройство, позволяющее «Шквалу» разгоняться до ста метров в секунду, а на двигатель. Пожиратель гамбургеров, естественно, клюнул на обилие печатей и принялся копать в этом направлении. В результате вышел на профессора, занятого модернизацией форсунок и дюз. Судя по всему, профессор был не большого ума товарищ и так же, как и янкес, имел весьма слабое представление о торпеде в целом, считая свою область работ наиважнейшей…
    – Встретились два одиночества, – хмыкнул отпрыск.
    – Угу, – подтвердил Александр Николаевич. – На то и был расчет. Заокеанский придурок перевозбудился и начал скупать бесполезные бумажки по двигателю. Тут-то его и прихватили… Состав преступления налицо: чемодан документов с грифами «секретно» и невнятные оправдания участников концессии. Гэбэшники – на коне, профессор с американцем – в сортире.
    – Теперь ты отвлекся, – напомнил Денис. – Что там на самом деле с этой торпедой?
    – Ничего особенного. Творческий подход к некоторым известным физическим законам… На морду снаряда устанавливается металлическая пластина хитрой формы, создающая при движении кавитационную полость. То есть – торпеда идет как бы в облаке мелких пузырьков, значительно снижающем трение о воду. Двигатель тут ни при чем.
    – А за границу мы продавали торпеды без этой пластины! – сообразил Рыбаков-младший. – Поэтому янкесам в голову не могло прийти, что дело не в двигателе.
    – Именно, – бывший химик протер очки с толстенными стеклами. – Умом Россию не понять. Благодаря вышеизложенному штатовские шпиены обычно лезут в наш военно-промышленный комплекс через задницу, постоянно попадая в заранее расставленные ловушки и идиотское положение… Им даже наши суперсекретные чертежи не помогают, если и удается их как-то купить..
    – Почему?
    – Потому, что янкесы предположить не могут о финальной «доводке» любого изделия кувалдой и напильником! – захохотал Александр Николаевич. – У нас ведь как? Соединительные блоки ни в жисть не совпадут с местами крепления! Все делается на глазок, ибо всем понятно, что сборщики где-нибудь подстучат киянкой, поставят гайку не того размера, вместо винта загонят подходящий по диаметру гвоздь и прочее в том же духе… Был один случай, – доктор технических наук мстительно улыбнулся. – Году в семьдесят пятом. Америкосы купили в какой-то африканской стране наш новейший зенитно-ракетный комплекс и техническое описание к нему. Решили посмотреть, как все устроено… Привезли комплекс к себе на базу в штат Джорджия, одну ракету разобрали, детальки разложили – а собрать обратно не могут! Каждый раз три-четыре каких-то болта лишними оказываются! И так пробовали, и сяк. Ну не идет, хоть ты тресни! Ладно, разобрали вторую ракету… Та же история. Только теперь не болты лишними оказываются, а пара гаек, кусок алюминия размером с ладонь и обрывок медной проволоки. Бились-бились с этими ракетами, но так и не дотумкали… Напоследок приняли историческое решение ничего не разбирать, а запустить последнюю оставшуюся ракету по самолету-мишени. Проверить, так сказать, в действии… Согнали на полигон специалистов, позвали генералов из Объединенного Комитета начальников штабов НАТО, выпустили самолет и нажали «пуск». Что тут началось! – Рыбаков-старший закатил глаза. – Первая ступень выгорела еще до того, как ракета сошла с направляющих. Весь комплекс и два десятка инженеров-америкосов – в пепел! Дальше – больше! Ракета наконец срывается с фермы и прямиком идет к бункеру, где засели генералы. В бункере – паника! Но на полпути снаряд внезапно изменяет траекторию, свечкой летит в небо и бьет точно по фюзеляжу самолета радиолокационной разведки, барражировавшего в паре миль от мишени… «Авакс» – в землю, обломки корпуса ракеты – на головы аэродромным рабочим. Еще три трупа и человек пятнадцать раненых. При этом боеголовка почему-то не взрывается, пролетает по пологой дуге, задевает транспортный вертолет, сбивает его и втыкается в центр кукурузного поля. У америкосов – шок! На поле отправляется команда саперов, дабы доставить остатки снаряда обратно на базу. Полчаса ждут, час – саперы не возвращаются. К ним отправляются проверяющие… На месте падения боеголовки – огромная воронка и куски тел саперов. Сработала-таки боеголовочка! Финита… Говорят, что остатки комплекса и разобранные ракеты америкосы после этого забетонировали в старой шахте. Во избежание повторения инцидента.
    – Не слабо! – прокомментировал Денис,
    – Это еще не все. Наши, как узнали о произошедшем, тут же создали комиссию, – Александр Николаевич промочил горло. – Собрали проектировщиков, мастеров с завода, наладчиков. Те почесали репу и говорят – янкесы сами виноваты, не умеют с нашей техникой обращаться. Сначала надо было фомкой, – Рыбаков-старший поднял указательный палец, – немного отогнуть крепления на направляющей ферме, чтобы ракета свободно сошла с нее. Потом, при нажатии кнопки «пуск», сильно ударить кулаком по приборной панели, дабы замкнуть все цепи. Что-то там сбоило в электрике… Без выполнения этих двух обязательных «штатных» операций комплекс нормально работать не мог.
    – А лишние детали откуда? – заинтересовался отпрыск.
    – Обычная история, – отмахнулся бывший химик. – Где-то что-то уронили внутрь корпуса, а доставать лень. На полетные характеристики мелкие железяки не влияют.
    – И что, у нас любые ракеты так делают?
    – Не только ракеты. Один раз внутри контейнера с оружейным плутонием, аккурат между сегментами, нашли здоровенную рукавицу. Причем не просто рукавицу, а пропитанную цементным раствором.
    – Диверсия? – предположил Денис.
    – Да какая на фиг диверсия! – поморщился Рыбаков-старший. – Элементарное разгильдяйство. Ремонтировали крышу ангара, где те самые контейнера хранили, а работяги из глупого интереса один ящик открыли. Рукавицу и забыли. Потом бригадира премии лишили… Бардак, одним словом.
* * *
    Избитый и оштрафованный Мертвечук вышел на свободу только на следующий день после своего знаменательного тарана милицейского УАЗа. Стражи порядка долго не верили в рассказ бизнесмена о двух покупателях, решивших устроить испытание систем пассивной безопасности внедорожника «хонда» и усадивших в водительское кресло несчастного директора автосалона. Даже поколотили Мертвечука еще раз, уже в отделении, примеряя на него организацию террористического акта против сотрудников местного околотка.
    Но под давлением фактов дознаватель был вынужден отказать в возбуждении уголовного дела. Немалую роль в этом сыграли показания сотрудников салона, подтвердивших присутствие на месте событий двух верзил в кашемировых пальто, таинственно исчезнувших к тому времени, как в автосалон прибыл ОМОН, вызванный пострадавшим начальником группы захвата.
    Мертвечук отделался лишь синяками и штрафом за нарушение правил дорожного движения, который ему зачем-то оформил сам дознаватель. Видимо, для того, чтобы коммерсанту впредь неповадно было выполнять разные глупые указания клиентов.
    Юрий Анатольевич стоически перенес удар судьбы, отправил разбитый джип в ремонт и с новой силой принялся заманивать покупателей в свой магазин, волевым усилием снизив цены на автомобили и запчасти на три процента и урезав зарплату всему персоналу…
    В полдень седьмого января, когда Юрий Анатольевич осматривал стоящие во дворе новенькие седаны «хонда-сивик», ему на плечо опустилась тяжелая ладонь Паниковского.
    – Ва-ва-ва… – сказал Мертвечук и сел в сугроб.
    – Готов к испытаниям? – поинтересовался пребывающий в прекрасном настроении браток и подмигнул группе сопровождения в лице Горыныча.
    – А-а, это… – вымолвил бизнесмен и уронил мобильный телефон в снег.
    – Чо-то он, блин, бледный какой-то, – засомневался Горыныч. – На Шумахера не похож…
    – Щас будет похож! – отрезал Паниковский и показал коммерсанту заранее припасенный мотоциклетный шлем. – Всасываешь? Краш-тест по полной программе, с защитой пилота.
    – Я никуда не пойду! – взвизгнул Мертвечук.
    – Правильно, не пойдешь, а поедешь, – согласился Алексей Кадиашвили. – Делов на три минуты…
    Бизнесмен попытался отползти назад, но Горыныч наступил ему на полу дубленки.
    – Не балуй! – строго сказал Паниковский, вытаскивая из кармана пальто рулон скотча.
    Через четверть часа обмотанный изолентой Мертвечук был закреплен на водительском месте красного японского внедорожника, который, в свою очередь, расположился на эстакаде по центру двора. Горыныч подергал ремень безопасности, проверил стоящий в нейтральном положении рычаг коробки скоростей, захлопнул дверцу и спрыгнул на асфальт.
    – Готово.
    Паниковский вымерял шагами расстояние от эстакады до бетонного столба, в который должна была впечататься «хонда», и насупился.
    – Тридцать метров.
    – И чо? – не понял коллега.
    – Разогнаться как следует не успеет…
    Бизнесмен помотал головой в шлеме и что-то промычал.
    Братки немного помолчали, обдумывая соответствие условий задуманного испытания строгим европейским нормам безопасности, и пришли к выводу, что в России трудно достичь идеала.
    – Фигня! – резюмировал Горыныч. – Если нормально толкнуть, километров сорок наберет.
    – Само собой, – согласился Паниковский.
    – Эй, иди сюда! – Даниил поманил пальцем жмущегося у ворот сторожа. – Будешь судьей на финише.
    – Справлюсь ли? – опасливо спросил дедок.
    – Без базара, – Горыныч вручил сторожу секундомер. – Засечешь время с момента нашего толчка до удара о столб. И пальто подержишь. Ясно?
    Старенький охранник обреченно кивнул.
    Братки разоблачились, оставшись в джинсах и свитерах, подошли к заднему бамперу «хонды» и синхронно положили ладони на внедорожник.
    Связанный изолентой коммерсант что-то невнятно выкрикнул из-под шлема.
    – На счет три, – сказал Паниковский. – Раз… два… три!
    Вздулись бугры мышц, стоящая у панорамного окна автосалона толпа сотрудников охнула, и маленький джип сорвался с эстакады, буквально брошенный вперед толчком двух здоровенных братанов.
    Спустя три секунды внедорожник с грохотом влетел в столб.
    Лобовое стекло треснуло, левую дверцу вырвало с мясом, и из автомобиля неожиданно выпало водительское кресло вместе с испытателем. С шуршанием раскрылась подушка безопасности пассажира, искореженная «хонда» отскочила назад, подпрыгнула на припорошенном снежной крошкой ледяном бугре, развернулась вокруг своей оси и остановилась.
    Разбитый радиатор выпустил облако пара.
    Дешевая подделка под магнитолу «Kenwood», которыми прижимистый Мертвечук снабжал в качестве «подарка от фирмы» все продаваемые автомобили, внезапно ожила. Из динамиков раздался удушливый хрип, затем бодрый голос диктора радиостанции «Азия-минус» заявил: «Государственная Дума России приняла очередную поправку к Гражданскому кодексу. Теперь за три грубых нарушения правил дорожного движения в графу „национальность“ паспорта нарушителя записывается „еврей“…»
    Паниковский просунул руку в салон джипа, ударом ладони выключил магнитолу и визуально оценил последствия лобового удара.
    – Опять, блин, двадцать пять. Не, ну ты глянь, чо за лабуда! Водитель, что, в бронежилете сидеть должен? Совсем узкоглазые страх потеряли.
    Горыныч мрачно кивнул, соглашаясь с мнением коллеги о крайне низком уровне изготовления японского автомобиля.
    Мертвечук вместе с креслом заворочался на земле, пытаясь освободиться от привязного ремня.
    – Живой, – Паниковский радостно ткнул пальцем в шофера-неудачника.
    – Ясный перец! – прогудел Горыныч. – Он же, блин, в шлеме.
    Рыбаков-старший нацедил себе еще чашечку заварки и вновь уселся на табурет.
    – Идиотов везде хватает. Возьмем, к примеру, наш музей, – после ухода на заслуженный отдых Александр Николаевич не работал ровно три дня. Затем ему стало скучно, и он устроился старшим научным сотрудником в Исаакиевский собор, где время от времени пугал привыкших к безделью архивариусов и экскурсоводов своими инициативами, вроде предложений о поиске и дальнейшей реализации на «черном» рынке массивной золотой пластины, заложенной при строительстве собора под одной из колонн. Техническое осуществление проекта, включая разработку в домашних условиях разъедающего гранит соединения, Рыбаков-старший брал на себя. – Казалось бы, культурное учреждение… Так вот. Подходит ко мне один из местных, придурков, не буду говорить кто, и говорит – я, мол, весь иконостас обшарил, нашел только Деву Марию и Иисуса. «И что? – спрашиваю. – Чего тебе еще надо?» А он глазенки вылупил и интересуется – где, мол, изображения остальных детей? Представляешь? Деву Марию в матери-героини записал! Месяц братиков и сестричек Иисуса искал!
    – Полный кретин, – согласился Денис. – И что ты ему ответил?
    – Ничего, – Александр Николаевич почесал верхнюю губу. – Ему ведь, как ни объясняй, не поможет… Библию он не читал, в научно-теологических вопросах – профан.
    – А зачем ему родственники Христа потребовались?
    – Статью хотел написать в журнал Министерства культуры. Мол, все в основном о личности Иисуса рассуждают а следует обратить внимание и на остальных. Видимо, он считает, что кто-то из апостолов приходится Христу единоутробным родственником…
    – Интересно, – Денис вытащил из пачки очередную сигарету, – были ли действительно у Иисуса братья? Например, двоюродные.
    – Об этом история умалчивает, – Рыбаков-старший покачал головой. – Хотя, исходя из теории вероятности и из того, что на Ближнем Востоке семьи в основном многодетные, должны были быть. Только из всего семейства в люди пробился один Йося. Остальные как были дураками, так и остались. Закон внутривидовой борьбы. Выживают сильнейшие…
    – Это ты загнул, – запротестовал отпрыск. – Какое, на фиг, выживание, ежели Христа распяли?
    – Не суди предвзято, – Александр Николаевич наставительно погрозил пальцем. – Распятие Христа есть некая метафора, художественное воплощение принципа «Нет пророка в своем отечестве».
    – По-твоему, этого события в реальности не было?
    – Нам сие неведомо. Церковные ортодоксы настаивают на том, что все так и было, как описано в Библии, более продвинутые теологи придерживаются несколько иной точки зрения.
    – Какой же? – заинтересовался Денис, на секунду пожалев о том, что в беседе не принимает участие Миша-Ортопед.
    – Распятие Христа, как таковое, естественно, было, – пояснил Рыбаков-старший. – В те времена казнили и за меньшие проступки, чем публичные призывы к изменению государственного устройства, коими и занимался Иисус… Разночтения начинаются сразу после факта распятия – куда делось тело, что собой представляет Туринская плащаница, было ли явление ангела Марии и апостолам галлюцинацией, и прочее.
    – И что ты думаешь?
    – Ну, с физической оболочкой Христа все понятно. Как ты должен помнить, ученик Иисуса по имени Иосиф пришел к Понтию Пилату и попросил отдать тело. Тот не возражал, и снятого с креста Иисуса передали Иосифу. Тело завернули в полотно, оттащили к скале и положили в гроб, который Иосиф вырубил для себя лично. Зачем, кстати, Иосиф заранее подготовил сию лежанку, не совсем понятно… Причем, по канону, возле гроба Господня дня три было просто не протолкнуться – там и Мария Магдалина присутствовала, и стража, посланная Пилатом, и еще куча народу. Сам гроб по наущению первосвященников был запечатан каменной печатью.
    – А зачем?
    – Об этом говорится не очень внятно, – Александр Николаевич уставился куда-то вдаль. – Вроде бы для того, чтобы тело не свистнули. Тогда было очень популярно таскать туда-сюда трупы пострадавших за веру. Как нынче носят транспаранты на демонстрациях… Ну, вот. А на третий день, когда все более-менее угомонились, и случилось явление. Приходит Мария к гробу и видит – камень от входа отодвинут, печать сломана, на камне сидит некто в белой одежде. Судя по всему – ангел. И говорит – не ищите здесь тело Христа, он уже на небесах. Потом набежали апостолы, им ангел то же самое пробубнил, и на этом история закончилась… Куда на самом деле делось тело, непонятно.
    – Стоп! – нахмурился Денис. – Если гроб Господень был вырублен в скале, то за каким таким ковчегом охотились крестоносцы?
    – Сложный вопрос. Вообще-то крестоносцы изначально шли освобождать территорию, где и находится гора Синай. Потом появились легенды о ковчеге, внутри которого лежат то ли мощи Христа, то ли еще что-нибудь не менее значимое…
    – Но если физическая оболочка Иисуса отправилась прямиком на небо, как могли сохраниться мощи?
    – Никак, – кивнул Рыбаков-старший. – Таких противоречий пруд пруди. В средние века, когда текст Библии в привычном нам виде только создавался, было множество толкователей Писания. Одни вопили о ковчеге, другие решали вопрос, какая из пяти имеющихся в распоряжении Церкви голов Иоанна Крестителя подлинная, третьи делали свой маленький гешефт на обеспечении крестоносцев оружием и продовольствием, четвертые ставили во главу угла поиск чаши, из которой пил Христос…
    – Хорошо. И все же, что собой представляет на самом деле Туринская плащаница?
    – К сожалению, я к ней не имел прямого доступа, – посетовал бывший военный химик. – Но могу высказать частное мнение. По всей видимости, тело, которое было обернуто рассматриваемым куском льняной материи, предварительно густо намазали эфирными маслами. Затем оно какое-то время полежало на солнцепеке… Часть масла испарилась, пропитала материю в местах соприкосновения с телом, и произошла химическая реакция, аналогичная медленному горению. Отсюда и следы. Экспериментально проверить мою версию крайне затруднительно, ибо состав масел нам неизвестен.
    – Можно взять соскоб с плащаницы, – предложил Денис.
    – Это мало поможет. Здесь вступают в действие десятки тысяч факторов – соотношения масел в сосуде, растения, из которых получены масла, регион, где все это происходило, время нахождения масла в сосуде, состав глины, из которой была сделана емкость для масла и прочее… Даже при современном развитии науки провести подобную экспертизу нереально. Результат будет получен с очень низкой степенью достоверности. Туринскую плащаницу изучают давно, к этому привлечены очень крупные ученые, но успехов пока не наблюдается.
    – А если бы у тебя был кусок плащаницы, – задумчиво спросил отпрыск, – ты бы мог сказать что-то определенное?
    – Что ты имеешь в виду?
    – Ну, если б я тебе принес образец размером десять на десять сантиметров…
    Рыбаков-старший пошевелил бровями.
    – Как бы я узнал, что это настоящий образец?
    – Узнал бы, – твердо сказал Денис. – Об этом все телеканалы орали бы не переставая…
    Александр Николаевич представил себе отмороженных друзей единственного сына, кромсающих ножницами религиозную святыню общемирового значения, и тяжело вздохнул. В том, что лишенные ненужных комплексов братки способны решить и эту сверхсложную задачу, он ни капельки не сомневался.
    Михаил Грызлов подъехал к дому, где проживали его верные товарищи по борьбе за светлое капиталистическое будущее России, именно в тот момент, когда Пых укладывал в багажник своей темно-синей «Alfa Romeo 156 Sportwagon» два мотка резинового троса, а рядом суетился гражданин Мизинчик с огромной связкой никелированных страховочных карабинов в руке.
    При таком раскладе отбрехаться от Ортопеда или скрыть подготовку к контрментовскому мероприятию было невозможно.
    Михаил быстро выяснил, что именно задумали друзья, внес парочку ценных рационализаторских предложений, пообещал сохранить в тайне от остальных членов коллектива план силового освобождения Глюка и был на месте принят в состав «штурмовой» группы. Пых даже сказал короткую торжественную речь. Ортопед немного посетовал, что нельзя поставить в известность интеллектуала Дениса, но внял уверениям Мизинчика, что Рыбакову будет вдвойне приятно, когда он увидит происходящее как простой, неподготовленный зритель.
    До судебного заседания, где должен был решаться вопрос об изменении меры пресечения гражданину Клюгенштейну, оставалась одна неделя.
* * *
    Гурген Ваганович Котовский*, пригорюнившись, сидел на подоконнике у дверей своего кабинета на Чайковского и ждал, когда перманентно нетрезвый слесарь из районного ДЭЗа вскроет захлопнувшуюся за непредусмотрительным подполковником дверь.
    Начальник седьмого отдела питерского РУБОПиКа лишь на секунду выскочил в коридор, чтобы поприветствовать вернувшегося из отпуска коллегу. Но коварной дверной пружине хватило этого мимолетного мгновения, чтобы намертво припечатать тяжелую дубовую дверь к косяку. А автоматический замок завершил операцию по отсечению подполковника от рабочего места.
    Котовский похлопал себя по боковому карману пиджака, с тоской вспомнил о том, что бросил курить, и нахохлился еще больше, напоминая выпавшего из гнезда откормленного птенца грифа, устроившегося отдохнуть на плоском скальном выступе.
    – Как утром прошло? – спросил командир СОБРа Станислав Фикусов, привалившийся плечом к свежеокрашенной стене и перегородивший своей тушей половину коридора.
    – Нормально, – раздраженно сказал подполковник.
    Утреннее задержание банды малолетних вымогателей, терроризировавших фруктовые ларьки у станции метро «Академическая», происходило в лучших традициях голливудских боевиков – с ревом сирен, тревожно мигающими красно-синими огнями, предупредительными выстрелами в воздух и истошными воплями «Всем лежать! Работает РУБОП!».
    Правда, спектакль пришлось повторить дважды.
    В первый раз полусонный Котовский привел группу захвата не туда, куда следовало, и десяток облаченных в бронежилеты здоровых мужиков полчаса штурмовали безлюдный склад обувного магазина вместо указанного стукачком полуподвального спортивного клуба, где кучковались сопливые рэкетиры. Зато во второй раз борцы с организованной преступностью оторвались по полной программе, с маху вышибив дверь в «качалку» и всего за минуту отметелив всех присутствовавших там личностей, большая часть которых, естественно, к банде вымогателей не имела никакого отношения. Перепало даже главе местной администрации и пожарному инспектору, по чистой случайности обходивших территорию по соседству и заглянувших на шум.
    Невинно пострадавшим были принесены сбивчивые извинения, а подозреваемых в количестве семи человек доставили в особнячок на Чайковского.
    И вот теперь Гурген Ваганович вынужден был ждать, когда наконец вскроют дверь и он сможет приступить к допросу главаря, томящегося в ожидании на нарах следственного изолятора…
    Слесарь пнул ногой косяк, выругался себе под нос и засунул в замок отвертку.
    Котовский с сожалением подумал о почти полной бутылочке дагестанского коньяка, стоящей на полке за томами Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов, и сглотнул. Сто граммов ароматного напитка пришлись бы очень кстати продрогшему за утро подполковнику. Заодно коньячок помог бы скоротать время, пока слесарь возится с дверью.
    Гурген почесал затылок и пришел к выводу, что ему надо обзавестись походной фляжкой, дабы не зависеть более от превратностей судьбы.
    Работник коммунального хозяйства навалился на рукоять отвертки. Несколько секунд инструмент противостоял напору тщедушного тела, но в конце концов не выдержал и сломался пополам.
    Слесарь с хеканьем повалился поперек коридора.
    Котовский индифферентно поднял ноги, чтобы не мешать работяге докатиться до батареи парового отопления. Что тот и сделал, вмазавшись головой в идущую в десяти сантиметрах от пола трубу.
    По коридору пошел гул.
    – Давай, я филенку выбью, – предложил двухметровый командир СОБРа и расправил плечи.
    – Пустое, – вяло отреагировал подполковник, наблюдая за вставшим на четвереньки слесарем. – Каждый должен заниматься своим делом…
    Озлобленный неподатливым замком работяга вскочил на ноги и с диким криком бросился на дверь, рывок завершился соприкосновением тела с двухдюймовой дубовой доской. Дверь дрогнула, но устояла. Слесарь пару секунд простоял неподвижно, прижавшись щекой к полированному дереву, потом обмяк и съехал на грязный линолеум.
    Котовский отвернулся и посмотрел через давно немытое стекло во двор, где возле конфискованного «мерседеса-600» копошились его сослуживцы. Защитники прав граждан облепили автомобиль как стайка муравьев и трудолюбиво снимали с черного красавца все, что могло пригодиться в хозяйстве – наружные зеркала, подголовники кресел, фирменные свечи «Bosch», сдвоенную антенну с багажника, акустические динамики, CD-плеер и хромированные трехлучевые звезды. Майор из четвертого отдела Опанас Тишайший уже поддомкратил автомобиль с левой стороны и откручивал болты на колесах, намереваясь поставить позолоченные литые диски со спортивной низкопрофильной резиной на свою старенькую «шестерку». Рядом ждал своей очереди на передние кресла начальник дежурной части с большим разводным ключом в руке.
    К вечеру от «мерседеса» останется пустой бесколесный кузов с полуразобранным мотором. А владельцу, буде тот вздумает предъявлять претензии, объявят, что «так и было». Мол, его задержали именно в тот момент, когда он сидел посреди шоссе в раскуроченной тачке. Причем явно в состоянии глубокого алкогольного стресса.
    Рапорт прилагается…
    Честному подполковнику, ни разу в жизни не прикоснувшемуся к чужому имуществу и слывшему в городе сильно правильным, но чересчур неподкупным и потому туповатым ментом, стало противно, и он вновь обратил свой взор внутрь коридора.
    Слесарь уже пришел в себя и глупо таращился на склонившегося над ним Фикусова. Небритое синеватое лицо работяги выражало смесь изумления и подозрительной заинтересованности.
    Котовский сполз с подоконника, прогнулся назад, разминая затекшую поясницу, добрел до соседнего кабинета, не постучавшись, широко распахнул дверь и шагнул через порог. Слева кто-то хрюкнул, и на Гургена обрушился стажер, балансировавший на поставленных друг на друга табуретах и пытавшийся достать со шкафа запыленную папку с делом о позапрошлогоднем убийстве демократической депутатши. Погруженный в свои мысли Котовский воспринял падение стажера как нападение спрятавшегося за дверью преступника и взял юношу на прием.
    Но не удержал равновесия.
    Грузный подполковник и худощавый курсант школы милиции снесли стеллаж с кактусами, которые разводил хозяин кабинета, кувырком пролетели мимо обшарпанного письменного стола и, не расцепляясь, впечатались в стену.
    Котовский сноровисто сдернул с пояса наручники, заломил курсанту руки и тут понял, что физиономия стажера ему смутно знакома.
    – Ты кто? – рыкнул подполковник.
    – Курсант Хренков, – просипел прижатый к полу стажер.
    – А почему сразу не представился? – осведомился тяжело дышащий Гурген.
    – Времени не было, – пискнул курсант.
    В коридоре раздался шлепок, что-то упало, и в дверном проеме материализовался Фикусов.
    – Тебе помочь?
    – Не надо. – Котовский слез со стажера и выдернул из ягодичной мышцы пятисантиметровую иголку. – Все-таки Саныч – придурок. Сто раз ему говорили, что кактусам здесь не место… А у тебя там что?
    – Да-а, – командир СОБРа смутился. – Слесарюге врезать пришлось.
    – Нахамил? – Подполковник деловито вытащил еще одну иголку.
    – Хуже… Гомиком оказался. Предложил мне сегодня вечером в кабак сходить. Ну, я и не сдержался.
    – Бывает, – философски заметил Гурген, осторожно ощупывая правое бедро. – Ты, кстати, не знаешь, кто сегодня в медпункте дежурит?..
* * *
    Звонок Садиста оторвал Дениса от содержательной беседы с папашей. Олег долго извинялся, но дело, которое требовалось обсудить, не терпело промедления. Иначе один из членов гордого коллектива, взявшись решать возникшие проблемы свойственными ему методами, мог легко очутиться по соседству с Глюком.
    Рыбаков нацепил пуховик, чмокнул на прощание маму и бабушку и спустя четверть часа сел в снежно-белый «Isuzu VehiCross» своего давнего верного друга Садиста, с которым им вместе довелось пережить массу забавных и поучительных приключений.

Глава 6 ПУКНЕШЬ – А В ОТВЕТ ТИШИНА…

    Единственным минусом местоположения особняка можно было считать кладбище, раскинувшееся аккурат через дорогу от кованых чугунных ворот.
    Но Кабаныча подобное соседство не пугало. Даже наоборот. Будучи человеком не совсем законопослушным, но верующим, как и многие его коллеги, Николаев помог престарелому священнику привести в порядок покосившуюся часовенку, выделил солидную сумму на иконостас, приобрел в антикварном магазине церковную утварь, которой бы хватило на три полноценных собора, и в течении двух недель решил все проблемы с окрестными хулиганами, время от времени совершавшими набеги на погост и расписывавшими краской из баллончиков многочисленные надгробия. Четверых наиболее активных вандалов Кабаныч отправил в больницу, переломав верхние шаловливые конечности, а десяток их прихлебателей заставил отдраить оскверненные могилы, мобилизовав для контроля парочку быков* из своей бригады. Быки проявили себя с лучшей стороны, обращались с малолетними нарушителями подобно надзирателям из немецкого концлагеря, за любую провинность или недостаточное рвение лупили резиновыми дубинками, водили «призванных на временные работы» исключительно строем, с руками на затылках, за что после окончания экзекуции были переведены на должности заместителей бригадиров.
    Два года на кладбище царили покой и порядок. Каждое воскресенье Кабаныч с семьей посещал проповедь, а в часовенке ежевечерне возносились благодарственные молитвы за раба Божьего Андрея, коего и священник, и остальные прихожане почитали за благочинного и почтенного коммерсанта.
    – И вдруг все это, блин, резко кончилось. – Садист побарабанил пальцами по кожаной оплетке спортивного руля «Момо». – Раз, блин, и нет спокойствия…
    – А подробнее? – спросил Денис, стряхивая пепел в открытое боковое окно.
    – Недели три назад, – Олег направил джип в образовавшийся промежуток между грузовиком и древним «саабом», крышу которого украшал ржавый решетчатый багажник с каким-то хламом, – батюшке дали в дыню, сняли крест и отобрали кадило…
    – Гоп-стоп?
    – Вроде того… Парочка обдолбанных отморозков. Попик – к Кабанычу. Тот, блин, расследование честь по чести устроил, всех местных бакланов* перетряс, но ни фига…
    – Немудрено, – Рыбаков пожал плечами. – Уличный грабеж вообще редко раскрывают. Вы ж не менты, вам не обвиняемый нужен, а реальный исполнитель.
    – То-то и оно, – согласился Садист. – Однако на гоп-стопе не закончилось… Через день кто-то двери в церковь краской измазал. Вроде, блин, поджечь хотели, даже тряпки обгоревшие рядом валялись, но что-то не срослось.
    – Это уже серьезнее.
    – Андрон тоже сообразил, чо не просто так на попика налетели. Стал копать. И вышел, блин, на секту. Сатанисты, мать их… Причем, прикинь, им разрешение на деятельность в нашем губернатории выдали! Православная страна, а такая лажа происходит!
    – Ну, пожалуй, страна у нас не совсем православная, – Денис покачал головой. – Мусульман двадцать миллионов, буддистов почти столько же. Но и они к сатанистам плохо относятся… И что дальше?
    – Кабаныч в Смольный съездил, с губером хотел побазарить. Того на месте не оказалось, в Москве прохлаждался, в Совете Федерации. Только с Саней Потехиным перетер тему.
    – С вице-губернатором? – уточнил Рыбаков.
    – Ага. А чо? Нормальный мужик, сразу всосал вопрос, обещал через свои каналы уточнить…
    – Про Потехина я знаю, что он нормальный. Спец по информационным войнам, – Денис вспомнил рассказ Андрея Воробьева о том, как они на пару с вице-губернатором разгребали наследство, оставшееся от ушедшего в «непримиримую» оппозицию «фруктового» экономиста, повесившего на город долги в двести миллионов долларов и удравшего со своего поста за полгода до срока первых платежей по кредитам.
    Экономист, как и большинство его товарищей по партии, оказался редкой сволочью, спелся со «светло-синим» демократом Русланом Пеньковым и даже попытался создать собственную партию, собрав под свое крыло отколовшиеся от других псевдолиберальных организаций фракции и группы неприкаянных монетаристов. Но погорел на нецелевом использовании спонсорских денег, истраченных на поездку в Израиль для лечения импотенции.
    Главным виновником своего провала экономист-"реформатор" почему-то назвал именно Потехина, заодно инкриминировав вице-губернатору бытовой антисемитизм. Поводом к тому послужил глупый стишок, обнаруженный апологетом «фруктового» движения на стене подъезда, где проживала его матушка:
    Хороша страна моя Израиль,
    Много в ней пархатых человек.
    Я другой такой страны не знаю,
    Где так вольно дышат члены РЕК*.
    Фотоснимки граффити с антисемитским содержанием обошли почти все демократические газеты, однако ярлык «жидоборца» к Потехину так и не прилип. Слишком уж абсурдным было обвинение вице-губернатора Санкт-Петербурга в том, что он темными ночами шляется по подъездам с пульверизатором в руке и горящими национал-патриотическим огнем глазами.
    – Черные религии я не уважаю, – Денис покрутил в пальцах пульт дистанционного управления магнитолы. – Но что мешает нашему другу Кабанычу отрядить на борьбу с сатанистами пару-тройку ребят поотмороженнее?
    – Не все просто, – значительно сказал Садист.
    – А именно?
    – Они, блин, не сами по себе… Кроме кучки дегенератов-малолеток, есть еще и барыга.
    – Сатанизм с коммерческим уклоном? – удивился Рыбаков.
    – Ага. Весь сыр-бор с попиком начался из-за того, что барыге нужен склад.
    – Какой склад?
    – Там рядом с кладбищем три ангара. Ничьи. Формально, блин, они находятся на территории погоста, – объяснил Садист. – И пока там действует церковь, склады нельзя приватизировать… К тому же в одном из ангаров Кабаныч держит свое барахло.
    – Что за барахло?
    – Катер, удочки, трал. – Олег крутанул руль. – Динамиту немного…
    – И «левые» стволы, – утвердительно закончил Денис.
    – Наверное. – Садист зевнул. – Я не интересовался… Ну, вот, барыга сговорился с сатанистами, чтоб те выжили попика с кладбища. Типа, после этого ему в местной администрации бумаги подмахнут. Подробнее сам Кабаныч расскажет…
    Внедорожник остановился на бетонной подъездной дорожке. Водитель высунулся из окна, ткнул пальцем кнопку переговорного устройства, висящего возле ворот, и вступил в перепалку со слугой-филиппинцем, которого Кабаныч привез из своего последнего вояжа в Юго-Восточную Азию. Филиппинец говорил по-русски с жутким акцентом и почти ничего не понимал, так что любой диалог с узкоглазым сыном далеких островов занимал минимум пять минут.
    «Почти бизнесмен» Николаев был в курсе проблем, возникающих у всех, кому выпадало счастье общаться со слугой, но филиппинца не выгонял и не отправлял на родину. Дело было в том, что маленького азиата пьяный вусмерть Кабаныч отбил у полицейского наряда, тащившего задержанного в участок, тайно пронес в ручной клади на борт авиалайнера и таким образом превратил в нелегального иммигранта. По причине скудного словарного запаса у филиппинца невозможно было даже выяснить, за что его пытались арестовать, кто он такой и есть ли у него родственники. Единственное, в чем Кабаныч был более-менее уверен, так это в том, что узкоглазого зовут Ху и что ему примерно двадцать лет.
    Рыбаков заскучал, обнаружил в пределах досягаемости вывешенную на воротах фанерную табличку со словами «Осторожно! Злая собака!», взял из «бардачка» черный маркер, приписал «и беспринципная», удовлетворенно щелкнул пальцами и стал ждать, когда же Садист втолкует филиппинцу, что к хозяину дома явились гости, а не проверяющие из налоговой полиции.
* * *
    Очередной наезд на несчастного Нефедко следователь Панаренко совершила при поддержке младшего советника юстиции Ковальских-Дюжей.
    Сначала Ирина Львовна долго гундосила о необходимости задержания племянника Саши-Носорога, получившего в собственность квартиру гражданина Печенкина, потом перешла к более общим проблемам.
    – Я вообще не пойму, зачем рассматривать в суде вопрос о мере пресечения этому ужасному Клюгенштейну! – Панаренко шумно высморкалась в красно-синий клетчатый носовой платок. – Все и так ясно! Клюгенштейн – преступник и должен сидеть в тюрьме.
    Надежда Борисовна Ковальских-Дюжая согласно покивала маленькой, чуть сплюснутой с боков головой.
    – Кто такой этот Клюгенштейн? – не сообразил Нефедко, потерявший нить разговора еще полчаса назад.
    – Подельник Печенкина, – разнылась Панаренко. – Вы должны помнить, из показаний Пылкина…
    – Ах да! – Моисей Филимонович сделал вид, что вспомнил, хотя фамилия Клюгенштейн у него ни с чем не ассоциировалась.
    – Надо отменить суд, – встряла Ковальских-Дюжая, с интересом разглядывая украшенное старыми и свежими фингалами лицо Нефедко.
    – Не полупится, – буркнула Ирина Львовна. – Заседание уж назначено. На четырнадцатое число…
    Нефедко решил-таки принять участие в беседе, посмотрел на календарь и удивился.
    – Но четырнадцатое – воскресенье!
    – Тогда – на пятнадцатое! – зло выдохнула Панаренко. – Буду я еще все помнить.
    – А кто представляет обвинение? – осторожно поинтересовался Моисей.
    – Вы…
    – Я?!
    – Конечно. Вы ж старший следственной бригады, – Ирина Львовна нахмурилась. – Я и так много что сделала. Собрала доказательства, дело пока спрятала…
    – Зачем? – не понял Нефедко.
    – Так надо! – отрезала следователь и грозно посмотрела на ежившегося Моисея.
    – А в деле есть материалы по квартире? – спросила Ковальских-Дюжая.
    – Есть, есть, – отмахнулась Панаренко. – Потом посмотришь… Сейчас другое главное – Клюгенштейн.
    Моисей вновь услыхал ничего не говорящую ему фамилию, но промолчал, не желая демонстрировать собственную некомпетентность.
    Более, чем все уголовные дела на свете, его интересовал возрос с поиском необходимой для ремонта залитой нижней квартиры суммы. Для этого он даже позаимствовал три тысячи долларов из вешдоков, напрочь забыв о том, что те прилагались к пухлым томам обвинения в изготовлении фальшивых денег. Нефедко радостно бросился менять на рубли пачку «вечнозеленых», однако в первом же отделении Сбербанка кассирша вызвала наряд милиции и следователя препроводили в отделение. Там он долго тряс удостоверением и настаивал на том, что решил провести следственный эксперимент по «выявлению каналов сбыта» фальшивых долларов. Уставшие от криков Нефедко милиционеры согласились с этим диким объяснением и вернули поддельную валюту.
    Спустя час с неугомонным сотрудником прокуратуры разбирались уже в соседнем РУВД, куда его привезли из другого обменного пункта.
    За двенадцать часов Нефедко успел обойти четыре банка и побывать в четырех отделах милиции. В результате «доллары» все же были обменены, но не так, как рассчитывал следователь. Переутомившийся Моисей нарвался на кучковавшихся у пятого обменного пункта кидал-азербайджанцев, вручил им в темном углу всю пачку негодной валюты и получил взамен толстую пачку нарезанной газетной бумаги, стыдливо прикрытой с обеих сторон двумя сторублевками. Чуть позже, когда до горячих горцев дошло, что на этот раз «обули» именно их, Нефедко был настигнут, огреб в рыло и лишился даже невскрытой «куклы», так и не узнав, что же находилось под целлофаном.
    Следователь стоически перенес побои и ограбление, отлежался в сугробе и теперь радовал окружающих огромными фиолетовыми кровоподтеками под глазами. Вкупе с пожелтевшими старыми синяками от кулаков зампрокурора и домоуправа свежие смотрелись довольно живописно.
    – Клюгенштейн, – повторила Панаренко. – Надо попробовать усугубить обвинение.
    – У него и так три статьи, – шепнула Ковальских-Дюжая. – Куда усугублять-то?
    – Больше – не меньше, – безапелляционно проскрипела Ирина Львовна и уставилась на индифферентного Моисея. – А вы как думаете?
    – Можно, – быстро согласился Нефедко.
    – Я поговорю с Лизунцом…
    – Поговорите, – кивнул уставший от долгого разговора старший следственной бригады.
    – Пусть дает дополнительную информацию.
    – Вы подпишете постановление?
    – Какое?
    – На повторный обыск квартиры Печенкина, – Панаренко повела плечами. – Где его племянник живет.
    – Дам. Отчего ж не дать, – кислым голосом промолвил Моисей. – Подготовьте бумагу, я подпишу…
    – Вот, – следовательша извлекла из сумочки грязно-серый листок.
    Нефедко со вздохом расписался, шлепнул в уголок постановления лиловый штампик и вопросительно посмотрел на двух женщин.
    – Это все?
    – Все, – Ирина Львовна облизала накрашенные розовой помадой губы. – Надя, пошли. Нам еще оперов инструктировать…
    После ухода Панаренко и Ковальских-Дюжей Моисей немного посидел в кабинете, потом резво вскочил и бросился в кладовую, где складировались вещественные доказательства по находящимся в производстве делам. Ему в голову пришло заложить в ломбард цепь из дутого золота, которую сняли с цыгана, задержанного с поличным при перепродаже мешка маковой соломки.
* * *
    – Барыгу зовут Сергей, фамилия – Писарев, – гостеприимный Кабаныч водрузил в центр стола блюдо с бутербродами. – Купи-продай, блин. Шмотье, видеотехника, компьютеры…
    – Спикуль*, короче, – резюмировал Садист.
    – Угу…
    – А что его с сатанистами связывает? – спросил Денис, искоса посматривая на замершего у дверей Ху.
    Филиппинец преданно глядел на Кабаныча и не уходил.
    – Племяш у него там, – разъяснил Николаев. – Молодой, блин, уродец. Я вчера его чуть не догнал… Иду в церковь, смотрю – тусуются возле ограды. Я пригнулся чуток, хотел их с тылу взять, да не вышло, блин. Заметили и разбежались. Пока я через могилы прыгал, их и след простыл… Пальто порвал, – вздохнул браток. – Вот такая непруха.
    – А если барыгу накатить? – предложил Рыбаков.
    – Барыга хитрый, – Кабаныч поманил пальцем Ху и указал в сторону кухни. – Чай! Во-да! Го-ря-чая!
    Филиппинец радостно закивал и удалился.
    – С накатом сложно, – продолжил браток. – У спикуля мусорная «крыша», где-то на уровне замначальника ГУВД.
    – А поточнее?
    – Можно узнать…
    – Не только можно, но и нужно, – задумался Рыбаков. – Ковалевского* помните? У того тоже свои менты были. И ничего, шваркнули в лучшем виде…
    Председателю общества «За права очередников» не помог даже его дядюшка-подполковник. Ввязавшись в приобретение изготовленного под чутким руководством Дениса «биокомпьютера», Ковалевский подогнал десяток таких же, как и он, придурков-бизнесменов, взял в долю нескольких старших офицеров милиции и посчитал, что застрахован от любых неожиданностей.
    Но не тут-то было.
    Когда деньги в сумме полугора миллионов долларов были доставлены в квартиру, где стояло «чудо современной техники», все пошло совсем не так, как планировали Ковалевский и компания. А планировали они форменное безобразие – насильственный отъем и денег, и «биокомпьютера» с одновременным арестом «изготовителя» по подозрению в хранении наркотиков и дальнейшим выбиванием из «безработного инженера» всех ноу-хау. Задержанный должен был поведать бравым мусорам, как именно ему удалось создать хитроумный и сверхдорогостоящий агрегат, назвать фамилии и адреса помощников и отправиться в зону лет на десять по заранее сфабрикованному уголовному делу. А пока он будет сидеть, Николай Ефимович сотоварищи намеревались реализовать изобретение на мировом рынке и заработать на этом фантастическую для российских коммерсантов сумму в миллиард долларов.
    Простенько и со вкусом.
    Однако надеждам Ковалевского так и не суждено было сбыться. Он передал сумку с деньгами «инженеру», которого изображал один из друзей Дениса, выждал три минуты, нервно покуривая на кухоньке квартиры «изобретателя», пока тот в комнате пересчитывал валюту, и нажал на кнопочку сигнального брелока. Через тридцать секунд распахнулась входная дверь, и в квартиру ворвались трое автоматчиков, возглавляемых дядюшкой бизнесмена. Ковалевский гордо ткнул пальцем в дверь и отвернулся к окну, не желая встречаться взглядом с инженером, которого поведут в наручниках.
    Подполковник милиции пнул ногой хлипкую с виду дверь и упал, визжа от боли в сломанном большом пальце. Дверь оказалась железной, оклеенной пленкой «под дерево». Облаченные в бронежилет автоматчики поднатужились и вынесли преграду вместе с косяком. Ввалившись в пустую комнату они рассредоточились по углам и призадумались.
    «Изобретатель» и деньги бесследно испарились. Вместе с хозяином квартиры пропал и системный блок от машины, представлявший собой небольшой аквариум с плавающей в прозрачной питательной жидкости сине-зеленой «медузой».
    Матерящийся подполковник приказал обыскать все углы и в первую очередь заглянул в шкаф. Когда он распахнул дверцу, внутри шкафа что-то глухо рвануло и Ковалевского-старшего обдало потоком несмываемой оранжевой краски. Один из автоматчиков дал в темноту короткую очередь. В ответ забулькало, зажурчало и из шкафа выстрелила струя гнусно пахнущей жидкости. Спустя секунду сработали заложенные пиротехником с киностудии «Ленфильм» разноцветные дымовые шашки и веселье продолжилось.
    Бросившийся на выход бизнесмен запнулся о ноги упавшего подполковника и головой протаранил фанерную дверь совмещенного санузла. Ему на спину свалился кашляющий автоматчик. Коммерсант ойкнул, беспорядочно забил руками и случайно зацепил спусковой крючок АКСУ.
    Грохнул очередной выстрел.
    Пуля прошла в сантиметре от головы пытающегося подняться Ковалевского-старшего, отбросив его обратно на пол, пробила брюки сержанта из группы захвата и содрала у него клочок кожи с мошонки. Сержант взревел и прыгнул на невидимого в красном дыму противника, приземлившись обеими ногами на живот подполковнику. В ту же секунду третий автоматчик широко размахнулся и с воплем «Получай, сука!» ударил прикладом прямо перед собой, засветив сержанту точно в переносицу.
    Бесчувственное тело ударилось о стену и вывалилось в коридор…
    А в это время благополучно покинувшие квартиру через лаз в стене «изобретатель» и организаторы Мероприятия спустились по лестнице соседней парадной, спокойно сели в поджидавший их синий микроавтобус «Volkswagen Sharan» и убыли восвояси, увозя с собой собранные жадными бизнесменами деньги и аквариум с имитацией биокомпьютера.
    – Так то шваркнуть, – серьезно сказал Садист. – Здесь, блин, другое…
    – Все равно надо действовать нестандартно, – Денис сморщил нос. – Так, чтоб было не привязаться…
    В столовую вернулся филиппинец и поставил у двери пластиковое ведро, из которого поднимался пар.
    – Я такой чай пить не буду, – насупился Левашов.
    – Вот, блин! – Кабаныч всплеснул руками. – Ху, ну что ж ты делаешь? Я же русским языком сказал – чай!
    Азиат что-то задорно чирикнул на своем языке и показал швабру.
    – Может, у них слово «чай» имеет другое значение? – предположил Рыбаков и повернулся к филиппинцу. – We want some tea. Do you understand me?*
    Садист с Кабанычем уважительно посмотрели на образованного Дениса.
    Ху по-птичьи наклонил голову и заморгал.
    – Не понимает, – констатировал Рыбаков. – Где ж ты его, Андрюша, откопал такого?
    – Он из деревни, – прогудел Кабаныч.
    – Заметно. Ладно, сами приготовим, – Денис легко поднялся из кресла. – Где у тебя кухня?
    Через пять минут чашки были расставлены и чай налит.
    – В универе был один случай. – Рыбаков подцепил фруктовой вилочкой ломтик лимона. – С Вовкой Литусом. Он в тот момент с предками поругался и перешел жить в общагу. Ну, и его, как студента-филолога, поселили с иностранцем. Негритенок из Анголы, только-только приехал… По-русски примерно также, как Ху, говорил. В первый же вечер стали знакомиться. Вовке чо-то в голову ударило, и он представился, как Хозяин. Анголезец не врубился, подумал, что имя у Литуса такое. Ну, хозяин и хозяин. Месяц прошел, другой… Вовчик мирно сосуществует с негритенком, тот его Хозяином называет, все вокруг прикалываются. И тут Литус на свиданку собрался. С Иркой, его будущей бывшей женой.
    – Почему бывшей? – не понял Садист.
    – Потому, что они на данный момент уже развелись. Так вот… Литус в запарке бегает, рубашку гладит, брюки, а еще надо ботинки почистить. Ну, и попросил анголезца. Тот схватил ботинки, щетку и в коридор. А тут, как назло, проректорша по учебной работе и комендант! Спрашивают негритенка – что, мол, делаешь? Анголезец, ничтоже сумняшеся: «Хозяину ботинки чищу!» Проректорша в ауте, комендант дара речи лишился… И в этот момент Вовик из комнаты выруливает, прикинутый по высшему разряду, как белый человек. Колонизатор хренов… Его потом чуть не вышибли, из комсомола хотели исключить, ректор, говорят, даже в Москву ездил грехи замаливать. Но пронесло. Правда, Литус все равно через год в армию ушел. По зову сердца.
    – Да-а, бывает, – философски заметил Кабаныч.
    – Но вернемся к нашим баранам, – посерьезнел Рыбаков. – Из барыги надо сделать идиота. Тогда ему никакая «крыша» не поможет…
* * *
    Парамон Милин поставил звякнувшую железом сумку на бетонный пол подвала и посветил фонариком Цуцуряку, копающемуся в электрощите.
    – Ты скоро?
    – Скоро, скоро, – бывший участковый поднатужься и перекусил провод мощными плоскогубцами. – Готово.
    – Это точно сигнализация?
    – Должна быть она…
    – Так она или «должна быть»? – хрипло спросил Самойлов, разминая в озябших пальцах сигарету «West Medium» с белым фильтром.
    – Дверь ломанем и проверим, – надулся Цуцуряк. – Переждем минут пять, если вневедомственная не приедет, значит, она…
    – А если и приедет, невелика беда, – вмешался Милин. – Они долго не задерживаются, дверь опечатывают и уезжают.
    – Может, тогда центральный кабель перерубить? – предложил толстенький Салмаксов.
    – Замучаешься рубить, – Цуцуряк похлопал ладонью по толстому, диаметром в добрый десяток сантиметров проводу в свинцовой оплетке. – Тут другой инструмент нужен.
    Петр Салмаксов передернул плечами. Ему было не по себе. Впервые за свою недолгую и неправедную жизнь он готовился к участию в преступлении, не имея за спиной прикрытия в лице правоохранительной системы. Раньше было проще – Салмаксова защищало лежавшее в кармане удостоверение и статус следователя прокуратуры, которого сотрудники милиции не имели права не то что задержать, но и даже проверить.
    – А где Стас и Миша? – осторожно поинтересовался экс-следователь в надежде на то, что Винниченко с Дудкиным опаздывают и в связи с этим операция по незаконному проникновению в чужую квартиру будет перенесена. Или вообще отменена.
    – Другим делом заняты, – буркнул Самойлов. – Ну что, погнали?
    – Погнали, – согласился Милин и поднял сумку с фомками и кувалдой.
    Салмаксов прикусил нижнюю губу и неслышно вздохнул.
* * *
    – Блокировать этих придурков надо сразу со всех сторон, – Садист откусил полбутерброда и заработал мощными, как у неандертальца, челюстями. – Отсечь барыгу, а молодняк зажать между шоссе и речкой и загасить.
    – Могут по льду уйти, – озабоченно заявил Кабаныч.
    – Не уйдут, – Рыбаков долил себе чая. – У тебя ж есть динамит…
    – И что? – не сообразил хозяин дома.
    – Рванем в паре-тройке мест и вскроем ледок. По полыньям особо не попрыгаешь.
    – Классно, блин! – восхитился Садист. – Устроим им Чудское озеро!
    – Та-ак, – задумался Кабаныч. – Два пулемета у ограды, еще один у речки…
    – Э, стой! – встрепенулся Денис. – Какие пулеметы?
    – РПД*, – «мирный коммерсант» непонимающе уставился на Дениса. – А чо, калибр маловат?
    – У Горыныча есть «Утесы»*, – Садист оторвался от очередного бутерброда. – Правда, только два.
    – А артиллерии у вас нет? – ехидно осведомился Рыбаков.
    – Чего нет, того нет, – Кабаныч пожал плечами. – А надо?
    – Я от вас дурею, – серьезно сказал Денис. – Зачем вам вообще тяжелое вооружение? Те же пулеметы?
    Садист посмотрел в окно и изобразил на своеm лице напряженную работу мысли.
    – Жизнь не всегда, блин, предсказуема, – значительно пробормотал Николаев. – Разные случаи бывают…
    Садист закивал, соглашаясь со столь ценным наблюдением:
    – Это точно…
    Братки уже были готовы переключиться с обсуждения практических шагов по борьбе с местечковым сатанизмом на воспоминания о героическом прошлом, но тут в столовую влетел рыжий щенок мастино неаполитано и остановился по центру ковра, дружелюбно помахивая хвостом и втягивая ноздрями запах ветчины.
    – Ого! – улыбнулся Денис. – Ты своей гвинейской крысе приятеля завел?
    – Жена купила, – фыркнул Кабаныч.
    – И как назвал?
    – Временно – Вездесущий.
    – С одним «эс» или с двумя? – Рыбаков потрепал щенка по загривку.
    – Когда как, – Николаев подмигнул щенку. – Чаще, блин, и то и другое.
    – Нормальное погоняло заслужить надо, – молвил Садист.
    Вездесущий попытался залезть на стол, дабы свистнуть с блюда ароматный бутерброд, получил от Кабаныча шлепок по заднице и умчался куда-то в глубь дома.
    – Пошел обувь жрать, – констатировал Николаев. – Эй, Ху!
    Филиппинец мгновенно явился на зов.
    – Собака! Ав-ав! – Кабаныч довольно натурально пролаял и махнул рукой в сторону двери. – Кормить! Ав-ав!
    Ху побежал вслед за щенком.
    – Ты поаккуратнее со своим «кормить» и «ав-ав», – хихикнул Денис. – А то он что-нибудь перепутает и подаст тебе печеного Вездесущего с лучком и черносливом.
    – Не подаст, – «бизнесмен» замотал головой. – Он, блин, любит животных. Особенно собак.
    – Я тоже люблю собак, – Горыныч поддержал друга. – А вот кошек не очень.
    – Да ты их просто готовить не умеешь, – засмеялся Рыбаков.
* * *
    Мастер ремонтной бригады депо Финляндского вокзала уперся тяжелым взглядом в ведомость и тихонько зарычал.
    – Что-то не так? – развязно спросил обнаглевший от безнаказанности и собственной крутизны «бомбист» Пифия.
    – Ты тепловоз сорок четыре-ноль-два-"бэ" обслуживал?
    – Ну, я… – моментально сникнув, промямлил Резван.
    – Его вояки уже неделю ждут! – взорвался мастер. – Ты что, придурок, не мог мне документы вовремя занести?!
    – Я бы попросил… – томным голосом начал Пифия.
    – Закрой рот! – мастер грохнул кулаком по столу. – Еще раз такое повторится – выгоню к чертовой матери! Тебе ясно?!
    Резван обиженно засопел.
    – Не слышу! Так ясно или нет?!
    – Ясно, – Пифия зло зыркнул на мастера.
    – Свободен, – старший ремонтников поставил размашистую подпись на акте. – Напишешь объяснительную…
    Спустя час двое солдатиков с эмблемами железнодорожных войск в петлицах замызганных бушлатах забрались в кабину тепловоза с белым номером 02-Б на борту и погнали его в расположение складов военного имущества.
    Им и в голову не пришло проверить комплектность запасной системы экстренного торможения. Все равно ею никто никогда не пользовался.
* * *
    Сержант Каасик перехватил лейтенанта Петухова у лестницы, ведущей к грузовому терминалу второго зала.
    – Слышь, Леня, ты чо от меня хотел?
    – Ага, вот ты где! – обрадовался Петухов, потерявший подчиненного еще утром и уныло слоняющийся в одиночестве по гулким пустым коридорам аэропорта Пулково. – Мне опять техник все уши про какого-то постороннего прожужжал…
    – А я тут при чем? – недовольным тоном спросил Каасик.
    – Возьми Пиотровского и проверь тоннель под седьмой ВПП.
    Сержант про себя обозвал настырного лейтенанта «инициативным фаллоимитатором» и сплюнул себе под ноги.
    – Лева сейчас не сможет.
    – Почему? – набычился Петухов.
    – У него живот разболелся.
    – Что-то серьезное?
    – Вроде, да…
    На самом деле старший сержант Пиотровский нажрался так, что показывать его публике было совсем небезопасно. Рано утром, через десять минут после начала смены, мучимый жаждой напарник Каасика залез в поисках опохмела в чемоданы рейса на Ереван, обнаружил в одном из них бутыль дорогого коньяку и ополовинил сосуд, понадеявшись на авось и абсолютно не рассчитав подорванные вчерашним возлиянием силы.
    Теперь храпел на куче брезента в одном из утепленных ангаров, выводя сизым носом незамысловатые рулады.
    Автомат Пиотровского Каасик спрятал в дежурке.
    – Тогда ты один сходи, – принял лейтенант непростое решение.
    – На фига? – сержант сыто рыгнул.
    – Это наша обязанность, – Петухов воззвал к профессиональной гордости подчиненного.
    – Вот пусть техник и проверяет, – нашелся Каасик. – Там его территория. А мне в зале патрулировать надо. – Сержант давно заприметил расположившихся в ожидании отлета таджиков и искал повод, чтобы к чему-нибудь придраться, завести бодягу с проверкой документов и поиметь с укутанных в цветастые халаты хлопкоробов немного наличных.
    – Хорошо, – скис лейтенант. – Тогда я сам схожу. Если меня будут спрашивать, буду через час.
    – Хоть через два, – повеселел сержант. – Но только зря идешь. Никого там нет и быть не может. Техник опять пургу гонит. Как со следами… Небось тень свою увидел и перетрусил.
    – Не, он сказал, что двоих приметил, – Петухов поправил кобуру.
    – А чо не окликнул?
    – Говорит, что слишком далеко было.
    – Тогда как он понял, что это посторонние? – задал Каасик логичный вопрос. – Скорее всего, грузчики проходили. Они часто под землей ползают, чтоб по ветру не шоркаться. Щас на поле такой дубак, в момент заледенеешь. Вот и лезут в тоннели.
    – Ты думаешь, что не стоит идти?
    – Сам решай. Я б не пошел.
    Лейтенант был готов согласиться с сержантом, но переборол желание покемарить в теплой дежурке и решил исполнить свой служебный долг.
    – Я все-таки проверю.
    – Твоя воля, – зевнул Каасик. – Если что, я буду у касс…
* * *
    Окончательный план избиения сатанистов выкристаллизовался только к вечеру. Денис поручил Кабанычу приобрести три автомобиля нужной марки и наварить на передние бамперы мощные стальные клыки. Садист вспомнил, что у Стоматолога есть какой-то знакомый бомж, классно управляющийся с горелкой и привыкший, в силу образа жизни, держать язык за зубами. Братки созвонились с владельцем свежеотремонтированного оранжевого «шевроле субурбана», и тот пообещал. прислать в условленное место сварщика к девяти утра.
    Самого Рыбакова Садист доставил к буддистскому храму возле метро «Черная речка», подвал которого занимал головной офис правоскинхэдовской организации «Солнцеворот». Параллельно с пропагандой положительного образа бритоголового борца за справедливость члены движения занимались и охраной культовых объектов, успешно отражая попытки проникновения в святилища охотников за цветными металлами и разной другой сволочи вроде скинхэдов левого маоистского толка и футбольных фанатов непитерских команд.
    «Фюрер» организации, как обычно, присутствовал на рабочем месте.
    Денис поручковался* с тремя членами политсовета и уместился на скамье возле длинного стола, сработанного из полированной сосны.
    – Чай будешь? – спросил гостеприимный «фюрер» с простым русским именем Артем.
    – Буду.
    – Зеленый или черный?
    – Зеленый.
    Артем взял с полочки над столом пустую кружку и пронзил взглядом застывшего у дверей охранника.
    – Сколько раз говорить – если жрете бульон из чашек, то как следует мойте?! Мы ж не в Средней Азии, масло в чай не добавляем!
    Денис достал сигарету и покрутил головой в поисках пепельницы.
    – Здесь нельзя, – Артем отвлекся от воспитания охранника. – Монахи не разрешают. Курить – только за территорией храма.
    – Понятно, – Рыбаков убрал пачку. – А почему?
    – Духи, – объяснил глава «Солнцеворота». – Называются «наги». Питаются запахами.
    – У меня ароматизированные сигареты. Должны понравиться духам.
    – Увы, – первый заместитель «фюрера» развел руки.
    – А у меня к вам дело, – Денис взял быка за рога.
    – Излагай, – Артем уселся напротив.
    – Надо сатанистов погонять.
    – Дело хорошее, – согласился «фюрер» и провел ладонью по бритой голове. – Давненько мы этих придурков не мочили. Где и когда?
    – Видимо, завтра. На кладбище у Среднего проспекта.
    – Сколько их будет?
    – Человек двадцать.
    – С пиками?
    – Не знаю, – признался Рыбаков.
    – Дубины возьмем, – сказал ответственный за идеологическую подготовку. – И цепи.
    – Венедов среди них не будет? – уточнил Артем.
    – А это кто такие? – не понял Денис.
    – Язычники, – «фюрер» самолично набулькал чаю дорогому гостю. – Мы с ними в нормальных отношениях, так что сам понимаешь… Сильно пинать не можем, не поймут. Только для проформы, без переломов.
    – Ваши венеды часовни поджигают?
    – Естественно, нет!
    – Тогда все в порядке. Венедов там не наблюдается… Ваша задача будет рассечь силы противника и заколбасить их со стороны речки. От ограды вглубь пойдет наша команда, – Рыбаков выложил на стол схему. – Красные стрелки – мои люди, синие – вы.
    – Ага, – Артем был невысокого роста и, чтобы рассмотреть нарисованную Кабанычем карту, привстал и почти лег на стол. – Ментовка рядом?
    – Нет, место глухое.
    – Замаскироваться надо, – предложил Антон, заместитель по работе с личным составом. – У нас как раз есть зимний камуфляж. Заранее рассредоточимся, подгадаем время и ударим. Среди склепов схорониться несложно.
    – Годится, – одобрил Артем.
    – Сколько я должен? – Денис задал непростой вопрос.
    – Да брось ты! – глава «Солнцеворота» замахал руками. – Какие деньги!
    – Не, так не пойдет, – Рыбаков отставил кружку. – Давай я хоть к тебе рабочих пришлю, чтоб ремонт в вашем зале заседаний сделали.
    Артем подумал и согласился. Нужды организации «фюрер» ставил выше благородных порывов.
    – А в остальном как? – поинтересовался Артем, когда проблема ремонта помещений была решена.
    – Нормально, – Денис отпил чай. – Дом строю, в коттеджном поселке. Из шпал, а сверху – кирпич одним слоем. В классических русских традициях.
    – В русских – это хорошо, – похвалил патриотично настроенный «фюрер». – Надо вообще все русском стиле делать.
    – Предложи это монахам, – хмыкнул Рыбаков. – Статую Будды – на фиг, а на его место изображение какого-нибудь старца.
    – Мы ж не талибы, – быстро отреагировал Артем, – а совершенно цивилизованные люди. Это «леваки» все громят. Мы – за созидание…
* * *
    Толик-Нефтяник припарковал свой золотистый «Bentley Continental SC» напротив входа в ночной клуб «Штырлиц», взял с пассажирского кресла кожаный «дипломат», в котором находились свежеоформленные документы на владение увеселительным заведением, открыл дверцу и уже собрался поставить ногу на асфальт, как в задний бампер его роскошного купе въехала какая-то темная масса.
    «Бентли» слегка качнуло.
    Толик вздохнул, положил кейс на прежнее место, выбрался наружу, придерживая полу длинного светло-желтого, в цвет машине пальто из верблюжьей шерсти, неторопливо прошествовал вдоль почти шестиметрового автомобиля и встретился взглядом с бородатым очкариком, выглядывающим из бокового окна потрепанного заглохшего «москвича». Очкарик в ужасе озирал разбитый вдребезги капот своего четырехколесного чудовища и царапины на золотом лаке бампера «бентли».
    Толик цыкнул зубом и положил руку на крышу «москвича»:
    – Ну ты, мужик, с чувством юмора. Сразу видно. Тебя тоже анекдоты про «мерседесы» и «запорожцы» достали?..

Глава 7 ПЫХ – ПОВЕЛИТЕЛЬ ЕДЫ

    Бездомный приготовился к самому худшему, зажатый двумя быками на заднем сиденьи огромного пикапа «форд».
    Но действительность оказалась гораздо приятнее ожиданий. Юру доставили в ангар, где его радушно встретили Стоматолог, Кабаныч и Антифашист, коротавшие время за компьютерной стрелялкой «Heroes 3: Shadows of Death»*. Интеллектуально подкованные громилы сидели кружком на пустых ящиках с портативными компьютерами в руках, объединенными в единую сеть, и ожесточенно «мочили» противников, используя для этого все виды вооружения. К моменту приезда Петрова выигрывал Кабаныч, чей оснащенный бензопилой монстр изрубил в капусту большинство солдат Стоматолога и Антифашиста. Те слишком увлеклись расстановкой ловушек и пропустили маневр хитроумного Николаева.
    Братаны отложили попискивающие ноутбуки и определили юноше фронт работ, подведя его к шеренге из трех разноцветных машин. За пару часов работы с горелкой Петрову было обещано две тысячи рублей, половину из которых он получил вперед. Кроме того, бездомного ожидал огромный пакет со снедью, заранее купленный Стоматологом в ближайшем супермаркете, и две больших пиццы сразу после выполнения маленького, но очень ответственного поручения.
    Юрий скинул пальто, проверил вентили на газовых баллонах с кислородом и ацетиленом, настроил сопло горелки и приставил к первому бамперу обрезок стального швеллера.
    Братки несколько минут понаблюдали за точными действиями юноши и вернулись к прерванной игре.
* * *
    – Они обычно собираются к двум, – Денис указал главе «Солнцеворота» на центральную кладбищенскую аллею. – Вон склеп, а чуть правее – три березы. Под ними и жгут костер.
    – Нормально, – Артем Талакин натянул поглубже кепку с большими меховыми ушами. – Значит, мои ребята правильно рассредоточились… Кстати, ты их видишь?
    – Нет.
    – И я нет. А они есть…
* * *
    Альберт Песков взрезал ножницами мешок с полуразложившейся от времени костной мукой, закашлялся от ударившей в нос вони и приоткрыл форточку.
    Старовойтов и Стульчак предусмотрительно ретировались в самый дальний угол дворницкой.
    – Ну и запах! – скривилась Антонина.
    – А как же! – бодро заявил Песков, помахивая детским пластмассовым совочком. – Селитра! Она и должна вонять.
    – Именно так? – недоверчиво спросил Григорий, в чью душу закрались какие-то смутные подозрения.
    Но истерзанный клеем «Момент» и дешевым алкоголем мозг отказывался переводить неясные страхи во что-нибудь более конкретное.
    – Да, – отрезал Альберт, отступил от мешка на шаг и чувствительно приложился коленом о потертый баллон с пропаном. – Твою мать!
    – Рванет – так рванет! – размечталась Стульчак. – Мало не покажется!
    – Сейчас это важно, – Старовойтов поддержал подругу. – Мы должны показать этой тоталитарной сволочи, что и демократы не чураются силовых методов борьбы. Думаю, после нашей акции либеральное движение всколыхнется, – Григорий очень любил порассуждать в духе своих кумиров – Яблонского и Пенькова, уснащая собственные речи малопонятными и логически бессвязными сентенциями и аналогиями. – На нашем примере все увидят, что… Ну, что… Это… И белорусы тоже! Давно пора покончить с Лукашенкой! Вот…
    Антонина зашелестела страницами «Масонских новостей» и продемонстрировала товарищам по борьбе маленькую статейку на предпоследней полосе.
    – К нам приехали лидеры их оппозиции…
    – Кто? – заинтересовались Старовойтов и Песков, редко знакомившиеся с прессой и использовавшие газетные страницы в основном по сортирному назначению.
    – Фядуто-Немогай и Козлевич, – прочла Стульчак.
    Григорий и Альберт насупились, изобразив на пропитых лицах напряженную работу мысли. Названные Антониной фамилии им ни о чем не говорили, но признавать сей факт не хотелось.
    – Я общалась с Фядутой год назад, – Стульчак небрежно отложила газету. – На съезде Союза Правых Сил. Настоящий демократ… Мне потом говорили, что я ему очень понравилась, – кокетливо закончила начинающая террористка.
    – А он тебе? – ревниво спросил Старовойтов, имевший определенные виды на Антонину и иногда, когда та находилась в отключке из-за сверхдозы горячительного, поглаживавший ее недоразвитый бюст. Правда, на большее Григория не хватало. Подорванный токсикоманией и алкоголизмом организм «либерала-монетариста» не мог обеспечить достаточное кровяное давление для наполнения пещеристых тел, и в связи с этим девичья честь Стульчак оставалась непоруганной.
    – Он тоже ничего, – мечтательно заявила Антонина.
    Внешность Александра Фядуты оставляла желать много лучшего. Бывший министр печати республики Беларусь, происходивший из бедного и никому, кроме профессиональных историков не известного шляхетского рода Немогай, представлял собой жирного коротышку на бройлерных ножках, туповатого и трусливого. Как, в общем, и подавляющее число белорусских оппозиционеров. Фядуто-Немогай подвизался на ниве «независимой» журналистики, кропал потрясающие по своей безграмотности статьи в псевдолиберальную прессу, возглавлял минский корпункт «Масонских новостей» и регулярно бегал к американскому послу Спекхарду за благословением и денежным содержанием. Заодно он возглавлял белорусское отделение «фруктовой» партии и мнил себя равноправным соратником Гриши Яблонского. Даже хотел по примеру москвича сделать себе подтяжку лица. Но врачи из немецкого госпиталя отказали Фядуте в операции, сославшись на то, что сначала ему надо сбросить килограммов пятьдесят жиру, иначе не выдержит сердце. Оппозиционер творчески подошел к проблеме диетологии, месяц жрал протеиновые коктейли
    Для культуристов, перепутав их с гербалайфом, и набрал еще пуд.
    – А кто второй? – осведомился пропахший гнилостными испарениями Песков.
    – Козлевич? Бывший министр обороны. Принципиальный человек, – значительно произнесла Стульчак. – Не побоялся выступить против тирана.
    Альберт и Григорий синхронно закивали, тем самым выражая свое уважение к человеку, самоотверженно пошедшему поперек мнения белорусского Батьки.
    Хотя в реальности экс-министр и не собирался становиться оппозиционером. Жизнь заставила. Когда опухшего от переходящего все разумные границы пьянства Павла Козлевича наконец выгнали со своего поста, он первое время ни о чем таком оппозиционном и не думал. Тихо бухал в своей малогабаритной квартире, сдавал стеклотару и периодически ночевал в вытрезвителе. Поворот в его судьбе произошел с появлением в республике засланцев от «Яблока» и СПС, рыскавших .в поисках какой-нибудь более-менее известной фигуры и случайно наткнувшихся на невменяемого Козлевича, отдыхавшего в сенях поселкового клуба, где происходило очередное собрание апологетов монетаризма.
    – Надо Резвану рассказать, – промычал Песков.
    – Зачем? – не понял Старовойтов.
    – Он интересуется белорусской темой…
    – А-а! – Григорий состроил задумчивую мину. – Надо, надо… Тоня, а когда они уезжают?
    – Я почем знаю?
    – Стоит узнать, – Старовойтов хлюпнул носом. – Хорошо бы подорвать Ульянова до их отъезда.
    – Точно! – Песков восхитился стратегическому расчету командира боевой ячейки. – Тогда они успеют дать информацию в прессу!
    Григорий принял картинную позу и выдержал паузу.
    – Но для этого, – внесла свою лепту Антонина, – нам надо поторопиться. И заложить заряд в ближайшие два-три дня.
    – У меня почти все готово, – отрапортовал Альберт. – Осталось только наполнить корпус и закрепить баллон.
    – Отлично! – Старовойтов хлопнул в ладоши. – Тогда, не откладывая, за работу. Тоня, иди позвони Резвану, пусть сегодня вечером подтягивается. Будем электрику налаживать…
* * *
    Оставив Артема Талакина проводить последний инструктаж с бойцами внешнего кольца охранения, должными в случае чего отловить сбежавших от справедливого возмездия сатанистов и перекрыть посторонним вход на кладбище, Рыбаков прошел вдоль низенькой, облупившейся от времени ограды, пересек улицу и залез на заднее сиденье джипа Гугуцэ, припаркованного у входа в шиноремонтную мастерскую. Из окон «доджа дуранго» территория погоста была как на ладони, а присутствие нескольких дорогих внедорожников возле станции автосервиса не вызывало ничьих подозрений.
    У передней левой дверцы джипа стоял молодой человек с понуро опущенной головой и выслушивал гневные тирады Гугуцэ.
    – Это, блин, ни в какие ворота не лезет! – Борис Евгеньев потряс рулончиком глянцевой бумаги с каким-то текстом, набранным мелким шрифтом. – Вы меня за идиота держите?
    – Но, Борис Аркадьевич… – молодой человек с внешностью администратора среднего звена поднял голову.
    – Я еще не закончил! – отрубил Гугуцэ. – Какое было поручение? Подготовить все для организации машинного зала. А вы чего, блин, натворили?
    – Кого это Борька распекает? – поинтересовался Денис у сидящего на пассажирском месте Паниковского.
    – Менеджера, – браток развернулся вполоборота назад. – Не обращай внимания…
    – Что это такое?! – Гугуцэ повысил голос, Рыбаков пригляделся и прочел первую строчку распечатки – «Счет-фактура».
    – Но вы же сами хотели качественный сервер, – разнылся молодой человек.
    – Сервер – да, но не фигню всякую! – Евгеньев раздраженно засопел. – Читаю: «Мыши – двадцать штук». По три доллара за штуку. Ладно, пусть будут… Дальше – «Коврики для мышей – сорок штук». По полтора доллара! Шестьдесят баксов на ветер! Вот ты мне объясни – на кой черт мышам коврики?! Они, чо, просто так бегать не могут?! Вы, блин, скоро тапочки для тараканов покупать будете!
    Денис тихонько хрюкнул.
    – Все! – далекий от реалий современной техники Гугуцэ подвел черту в разговоре. – Эти позиции, блин, вычеркиваем!
    – Но коврики в комплекте с мышами идут! – молодой менеджер в отчаянии заломил руки.
    – У кого в комплекте?! – рыкнул браток.
    – У фирмы-поставщика!
    – Понял, – со значением кивнул Гугуцэ. – Сегодня я занят, а завтра, блин, съезжу и разберусь! Они у меня этих мышек надолго запомнят…
    – Это точно! – не выдержал Рыбаков.
    – Ехай на работу и начинай все налаживать, – приказал «олигарх» Евгеньев и поднял боковое стекло, отгородившись от внешнего мира и криков своего менеджера. – Задолбали… С этим сервером одна головная боль, – пожаловался Гугуцэ. – Денег уходит прорва, а дело стоит.
    – Зачем тебе сервер? – спросил Денис.
    – Пусть будет, – буркнул «бизнесмен». – Говорят, на этом хорошие бабки делают.
    – А назовешь как?
    – Что ты имеешь в виду? – насупился Гугуцэ.
    – У сервера свое название быть должно, – удивленно сказал Рыбаков. – Типа «яхо-собака-ру», «яндекс-точка-ру» или какой-нибудь «хот-мэйл». И ссылки на твой сервер по всей сети.
    – Мне, блин, еще название придумывать надо? – возмутился будущий владелец сектора международной, электронной сети.
    – Обязательно. Но ты не переживай, – Денис успокоил приятеля. – Давай назовем просто – «братан-точка-ру». Коротко и всем понятно.
    – Хорошее название, – одобрил Паниковский.
    Гугуцэ посреб пятерней бритый затылок.
    – А, чо, нормально…
    – И платные сайты открой, – посоветовал фонтанирующий идеями Рыбаков. – «Обзор оружейного рынка», «Как грамотно развести барыгу», "Ходки по пятому номеру*", «Методы работы паяльником», «Утюг как средство производства», "Шперц и абакумыч*"… От посетителей отбоя не будет.
    – У меня знакомый был по кличке Шперц, – вспомнил Паниковский. – Редкого ума человек. По чукчам, блин, специализировался…
    – Это как? – Денис пересел в центр заднего дивана и склонился вперед между креслами.
    – Любил он их, – мечтательно произнес Алексей. – Еще с девяносто первого года. Ну, помните, тогда еще обмен денег был… Шперц как раз дворником работал, у него на участке три сберкассы было. Взял, короче, пачки невыигравших лотерейных билетов, чо люди выбрасывали, и поперся на север. Там собрал аборигенов и задвинул им речугу. Так, мол, и так, граждане чукчи, вот свежие бабки… Те, блин, со всех стойбищ ему лавэ* свезли, мешки в вертолет погрузили, даже охапку песцовых шкур подарили. Типа, в благодарность за оперативное обслуживание… По тем деньгам Шперц круто поднялся. Дворницкую, блин, забросил, стал соображать, как бы еще на чукчах заработать.
    – И что? – Гугуцэ поерзал в кресле.
    – Додумался, блин! – заржал Паниковский. – Сначала он им негашеную известь вместо дрожжей продал, пять вагонов по шестьдесят тонн. Сотня пекарен – в щепки! Дальше – больше… То снегоходы без моторов отправит, то партию секаторов, чтоб, типа, оленям легче было рога обрубать. Каждый год, считай, такие подлянки устраивал.
    – Северный завоз, однако, – высказался Рыбаков.
    – А последний раз Шперц сам себя превзошел, – браток закатил глаза. – Решил, блин, Роме Абрамсону подсобить, когда тот в губернаторы Чукотки собрался. Вошел в предвыборный штаб, определил потребности населения. Главным дефицитом, как это ни странно, оказались тампаксы… Но Шперц же не может нормально сработать! Шнобелем поводил и обнаружил, чо китайские петарды ну точь в точь тампаксы, продолговатые и с веревочкой, а стоят дешевле раза в четыре. Закупил два вагона петард и сдал перекупщикам. Те, естественно, за веревочки-то не дергали, не проверяли, а спихнули в розницу. И началось! По всей тундре фейрверк! На Абрамсона ходоки от оленеводов накатили – ты чо, типа, геноцид тут устраиваешь? Абрамсон во всем Индюшанского обвинил, мол, его люди тампаксы заменили, чтоб Рому на выборах провалить. Шперц вместе со всеми носится, орет, полуподорванных чукотских дам в больницах навещает… Цирк, короче.
    – Петарду в тампакс – это мысль, – Гугуцэ, которого истеричная бывшая супруга уже достала своими претензиями, подвигал густыми бровями.
    – Лучше не надо, – посоветовал Денис. – Нанесение тяжких телесных. Статья. К тому же как ты ей тампаксы подсунешь?
    – Легко, блин. Квартира, в которой эта мымра обитает, – мрачно сказал Евгеньев, – имеет окошечко из ванной на черную лестницу. Можно, блин, легко руку просунуть. А шкафчик с ее причиндалами – рядом с проемом.
    – Ага! – улыбнулся Рыбаков. – У нее сейчас мужик есть?
    – Такой же, как и она. Ни хрена работать не хочет. А зачем тебе?
    – Отбить башку – и все дела! – Паниковский предложил кардинальное решение проблемы.
    – Она заяву в ментовку накатала, – грустно выдохнул Гугуцэ. – Типа, если с ней чо случится…
    – Погодите, дайте сказать! – Денис похлопал по спинке переднего кресла. – Если есть доступ в ванную, можно пошутить иначе.
    – Как? – полюбопытствовал Борис.
    – Элементарно. Совершим сразу два деяния. У меня подобное с Кривулькиной происходило, она меня тоже все не могла в покое оставить… И что я сделал? Обратился к приятелям из травмы, и те мне собрали целую пробирку лобковых вшей. Ну, им бомжей часто привозят, вот и побрили для меня парочку. Волосы физраствором спрыснули, чтобы вши раньше времени не передохли. Параллельно я с химиками пообщался, они мне спецдобавочку сделали, для инициации поноса у избранной персоны. И как-то темной ночью, – Рыбаков понизил голос, – я проник на черную лестницу и осуществил свой мерзкий план. Впрыснул шприцем поносную гадость в тюбик зубной пасты, а вошек вытряс на банное полотенце. Кривулькина была счастлива! Мало того, что завшивели и не слезали с толчка она сама, ее мамаша и недоразвитый сынок, так она еще и наградила нашими маленькими шестиногими друзьями парочку своих любовников. А те передали их женам! Алину за неделю поколошматили раз пять, не считая скандалов по телефону и выбитых окон… В конце концов один из любовников сдал адрес Кривулькиной лечащему врачу из КВД. Тот тоже приехал разбираться. Алина саданула в него утиной дробью из ружья, думая, что это очередная жена явилась чистить ей рожу. Врач озверел и побежал в ментовку. Мусора вынесли дверь, спеленали Алину и отправили на принудиловку в местный диспансер. С тех пор я о ней ничего не слышал…
    Братки восхищенно покачали головами.
    – Класс! – изрек Гугуцэ. – Я именно так и сделаю! Диня, у тебя каналы среди врачей остались?
    – Терять таких людей нельзя. Конечно, остались,
    – Дашь телефончик?
    – Непременно, – пообещал Рыбаков, никогда не отказывающий друзьям ни в какой помощи.
* * *
    Лысый сам вызвался прыгнуть первым. Изначально предполагалось, что выдирать Глюка из рук спецназа ГУИН* будет Мизинчик, но владелец тарзанки, обеспечивший братков необходимым оборудованием, выразил некоторые сомнения в том, что резиновый трос выдержит суммарный вес в двести шестьдесят с лишним килограммов. А Лысый, как ни крути, весил всего сто десять против ста сорока у Мизинчика.
    При подготовке спецоперации каждый грамм на счету.
    План, родившийся в голове Пыха при взгляде на заснеженную вышку для прыжков, был прост и изящен. По его задумке, активно поддержанной Лысым, Мизинчиком и присоединившимся позже Ортопедом, один из братков должен был свалиться сверху на конвой, зацепить Клюгенштейна за плечи и взлететь вверх. Безопасные падение и подъем обеспечивал трос тарзанки, примотаный к ногам «супермена». Рядом со зданием суда удачно расположилось шестиэтажное строение, на углу которого парковались автозаки, привозившие арестованных на процесс. Внутренний дворик был закрыт со всех сторон мощной чугунной оградой, тюремные машины останавливались примерно в сорока метрах от дверей суда, конвой шел неторопливо, так что времени на освобождение Глюка хватало с избытком.
    Пых предусмотрел даже то, что резиновый канат не сможет поднять двойной груз обратно на крышу, и потому на третьем этаже взлетающих вверх братков должен был перехватить один из участников операции по спасению, оснащенный гигантским сачком. Прыгун и освобожденный Глюк попадали в сачок, мгновенно затаскивались внутрь и убегали по заранее запланированному безопасному маршруту через подвал, соединенный сквозным проходом с бомбоубежищем на соседней улице.
    Братаны исповедовали принцип «Тяжело в учении – легко в бою» и потому отыскали на окраине города аналогичный пустующий дом, где и собрались на первую тренировку. Аркадия Клюгенштейна изображал мешок с песком, поставленный на жестяную крышу вросшей в землю пристройки. Для лучшей ориентации при первом прыжке Мизинчик даже нарисовал белой краской на ржавой крыше три круга с уменьшающимся диаметром.
    Лысый переступил с ноги на ногу и приготовился.
    Пых разложил на коробе вентиляции накрахмаленную салфетку, выставил бутылку шампанского и четыре фужера, чтобы отпраздновать удачный полет, ссыпал из кулечка мандарины и удовлетворенно икнул. Затем немного увеличил громкость магнитолы «Aiwa», стоящей на бетонном уступе и настроенной на любимую всеми братанами радиостанцию «Азия-минус».
    «В окрестностях Санкт-Петербурга, – радостно сказал диктор, – группа энтузиастов-биологов из Национал-большевистской партии обнаружила два новых вида выхухолей. По праву первооткрывателей национал-большевики назвали их „нахухоли“ и „похухоли“. Внешне зверьки абсолютно одинаковы, их можно отличить друг от друга лишь по отношению к жизни…»
    Мизинчик проверил крепления троса и показал Лысому большой палец.
    Ортопед выставил из окна третьего этажа сачок.
    – Ну, с Богом! – сказал Мизинчик.
    Пых встал рядом с испытателем. Лысый принял позу прыгуна в воду.
    – После того, как захватишь мешок, расслабься, – в последний раз проинструктировал Пых. – Миша все сам сделает. Главное, блин, не трепыхайся, чтоб не изменить эту… как ее…
    – Траекторию, – подсказал начитанный Мизинчик.
    – Именно! – кивнул Пых. – Траекторию. Хвать мешок и обвис.
    – Понял, – прогудел Лысый.
    – Давай, брателло…
    Лысый набрал в грудь воздух и присел.
    – Карабины надежные? – озаботился Пых.
    – Без базара. – Мизинчик поставил ногу на край крыши и посмотрел на собственноручно нарисованную мишень.
    Лысый оттолкнулся обеими ногами и вылетел вперед метра на три.
    – Алмазно*! – восхитился Мизинчик.
    Лысый достиг точки изменения траектории горизонтального полета и пошел вниз по пологой дуге.
    – Сколько ты троса отмерил? – вдруг спросил Пых.
    Лысый пролетел мимо пятого этажа.
    – Шестнадцать метров…
    Лысый преодолел еще пару саженей.
    – А растяжку троса учел? – ужаснулся Пых.
    Лысый достиг уровня второго этажа.
    – Нет, – побледнел Мизинчик.
    Лысый вытянул вперед руки и прищурился, готовый схватить мешок.
    – Ах, блин! – вскрикнул Пых.
    Лысый удивился, что не чувствует торможение резиновой ленты, и пробил головой жестяную крышу пристройки, промахнувшись мимо мешка буквально на десять сантиметров…
    Пых ударил ногой по рычагу лебедки, к которой был принайтован страховочный трос, шедший параллельно с витым канатом тарзанки.
* * *
    Бывший редактор популярного еженедельника «Авто-экстрим», а ныне – бомж Андрей Пентюхов выбрал пустующую пристройку давно расселенного дома не случайно. Здесь было сухо, рядом проходила магистраль парового отопления, так что даже в самые лютые морозы бездомному было где отогреться. Пентюхов притащил в свое жилище несколько старых матрацев с помойки и чувствовал себя королем. Ему не надо было прятаться по чердакам, дрожать в ожидании милицейской облавы или вступать в перепалки с жильцами, норовившими выселить несчастных бомжей с насиженных мест.
    Блаженное существование Пентюхова нарушали лишь опасения, что кто-нибудь из конкурентов вычислит-таки его убежище и в полуподвальное помещение набьется десяток-полтора опустившихся личностей с близлежащего вокзала, а вместе с ними исчезнет и какое-то подобие нормальной жизни.
    Поэтому бездомный тщательно проверялся, когда возвращался домой, и всегда блокировал дверь изнутри, вгоняя в пазы железных створок короткий погнутый лом.
    Но несчастье свалилось оттуда, откуда Пентюхов его меньше всего ожидал.
    За секунду до соприкосновения лба Лысого с прогнившими жестяными листами экс-журналист ощутил неясную тревогу и открыл глаза. Такое с ним уже было. Безотчетный страх возник за несколько мгновений до события, перевернувшего бытие Пентюхова и превратившего его в бомжа. Тогда он подлетал на скорости в сто километров в час к перекрестку Невского и Литейного проспектов и надеялся проскочить на желтый сигнал светофора. Но немного не успел и протаранил своей «девяткой» роскошный «ауди А8» с тремя злыми грузинами. Дети гор сначала долго били Пентюхова на глазах прохожих и инспектора ГИБДД, делавшего вид, что его совершенно не касается происходящее, потом отвезли к нотариусу, где Андрей переоформил на одного из джигитов свою трехкомнатную квартиру и оказался выброшен на улицу. Первое время он ночевал в редакции, но затем грянул очередной экономический кризис, и еженедельник тихо скончался, лишив редактора всех средств к существованию.
    Прямо над Пентюховым разверзлась крыша, мелькнуло что-то огромное, схватило бывшего «авто-экстремала» за грудки и неведомая сила подняла бездомного в воздух…
* * *
    Лебедка взревела и мгновенно выбрала добрые десять метров страховочного троса.
    Из пролома в крыше пристройки, образовавшегося от тарана бритой головой храброго братана, взмыл Лысый, вцепившийся руками в какой-то бесформенный лохматый куль.
    Куль пронзительно вопил.
    Ошарашенный Ортопед широко взмахнул сачком и промахнулся.
    Лысый и его верещащий груз тяжело стукнулись о стену и проехали по бетонным плитам наверх, остановившись аккурат под обрезом крыши. Мизинчик и Пых перегнулись через край и в два рывка втащили обоих пострадавших на горизонтальную поверхность.
    – Рома! Рома! – Пых потряс Лысого за плечо. – Ты живой?
    Прыгун что-то невнятно промычал.
    – Надо ему руки разжать, – Мизинчик присел на корточки и принялся отгибать сведенные судорогой пальцы Лысого. – Вцепился, блин, как в пачку бакинских…
    – Я б на тебя посмотрел в такой ситуации, – проворчал Пых. – Хорошо еще, что не в землю…
    – Было такое дело, – неожиданно внятно произнес Лысый. – Я из вертолета выпал, в армии. С сорока восьми метров, потом, блин, специально замеряли… Попал на грядку с капустой.
    – И что потом? – поинтересовался Мизинчик.
    – Картины стал писать, – тихо сказал Лысый.
    Из люка появился Ортопед, отшвырнул в сторону сачок и подскочил к друзьям.
    – Ну?!
    – Нормально, – выдохнул Пых.
    – А это что за чучело? – Михаил ткнул носком ботинка безвольно лежащего Пентюхова.
    – Сам удивляюсь, – Лысый потряс головой. – Вроде его не должно было быть.
    – Ты его изнутри прихватил, – пояснил Мизинчик. – Когда насквозь прошел…
    – Может, шахтер? – предположил Пых.
    – Не похож, – возразил Ортопед. – Бомжеватый больно. И каски с фонарем не видно.
    – Шахтеры мало получают, – встрял Мизинчик.
    – Ты кто? – Грызлов приподнял Пентюхова, усадил спиной к коробу вентиляции.
    – А-а-андрей, – Бездомный заморгал, приходя в себя после стремительного взлета.
    – Шахтер? – уточнил Мизинчик.
    – Не-е-ет…
    – Погодите! – Ортопед взял Пентюхова за подбородок и пригляделся. – Рожа, блин, знакомая… Слышь, мужик, а ты никогда в газете не работал?
    – Работал, – подтвердил экс-редактор «Авто-экстрима». – А до этого пожарником был.
    – Ты меня не путай, – насупился Михаил. – Гоблина знаешь?
    – Кого?
    – Тьфу, ты ж не в курсе… Ну, Димона Чернова!
    – 3-знаю…
    – Ага! – обрадовался Ортопед и повернулся к братанам. – Он в редакции «Калейдоскопа» ошивался. Вот где я его видел!
    Мизинчик, Пых и Лысый внимательно посмотрели на Пентюхова.
    – И чо с ним, блин, теперь делать? – спросил Пых.
    – Придется на время спрятать, – решил Ортопед. – Он, блин, видел тарзанку. А рисковать мы не можем…
    – Без базара, – согласился чудом выживший Лысый.
    – Выпить хочешь? – Грызлов весело подмигнул Пентюхову.
    – Не откажусь, – бывший журналист сглотнул.
    – Наливай, – распорядился Ортопед.
    Пых с хлопком открыл шампанское и огляделся в поисках недостающей емкости для пития.
    – Вот, – Пентюхов покопался в складках своего тряпья и извлек раздвижной стограммовый стаканчик из зеленой пластмассы.
    – За удачу! – предложил Мизинчик.
    Лысый, которому тост был особенно близок, активно поддержал друга.
    После третьего стакана Пентюхова развезло, и он закемарил, положив голову на свернутый бушлат Лысого.
    – Вот, блин, жизнь! – Ортопед покрутил башкой. – Был редактором, а теперь – михрютка*…
    Братаны молча покивали, соглашаясь со столь ценным житейским наблюдением.
    – Он еще с Менделеевым и Павиайненом начинал работать, – Михаил углубился в воспоминания. – Когда те «Хэ-фаллос»* организовывали. Хотел у них рубрику «Автокатастрофы» вести… Но Менделеев больше на эротику с порнухой западал, так что, блин, не вышло.
    – Это тот Вадик Менделеев, что «Секс-шоу» редактирует? – осведомился Мизинчик, регулярно общающийся с Гоблином и потому разбирающийся в тонкостях и персоналиях медиарынка Санкт-Петербурга.
    – Он, – улыбнулся Ортопед, – Ты последнюю кликуху Менделеева слышал?
    – Не…
    – Дед Онаний, – громко сказал Грызлов.
    Хохот братков спугнул ворону, присевшую на погнутую телевизионную антенну и косившую глазом на переливающиеся в солнечных лучах ярко-оранжевые мандарины.
* * *
    Юра Петров ударными темпами приварил обрезки швеллеров к бамперам автомобилей-камикадзе, за что был вознагражден премией в тысячу рублей и своим ходом отправился на место постоянной дислокации под гостеприимные своды Московского вокзала.
    Кабаныч и его похожий на Глюка монстр с бензопилой завершили разгром сил противника. Братки отложили ноутбуки, потянулись и стали готовиться к предстоящему мероприятию.
* * *
    У ворот кладбища припарковался «ситроен С5» цвета «мокрый асфальт», вслед за ним – ядовито-голубой «запорожец».
    – Вот интересно, – задумчиво сказал Денис. – Как Комбижирик купил себе машину, если европейские продажи «эс-пятых» начнутся только весной?
    – Взял на заводе, – пожал плечами Гугуцэ.
    – Он еще хотел «пежо-фелин»* прихватить, – добавил Паниковский. – В Женеве, блин, прямо со стенда… Не дали.
    «Ушастое» чудо украинской технической мысли вздрогнуло, словно человек-невидимка подпрыгнул на капоте неказистого автомобильчика.
    Рыбаков насторожился.
    – Комбижирик – в драку! – продолжил Паниковский. – Разметал, блин, охрану, и прыгнул в тачку. «Не выйду!» – орет.
    Колпак стеклянный заблокировал и изнутри всем язык показывает…
    «Запорожец» дернулся еще раз.
    – Пытался завести – не выходит… Тогда под «торпедо» полез. Он же у нас электрик, в проводах разбирается, – Паниковский закурил. – Хотел напрямую зажигание подсоединить.
    «Ушастый» опять клюнул носом.
    Денис нажал кнопку вызова на портативной рации и недовольно спросил:
    – Ну, и что у вас там происходит?
    – Икаю, – придушенно ответил Стоматолог, с трудом втиснувший свое необъятное тело в салон «запорожца».
    – Заканчивай, – посоветовал Рыбаков. – Объект скоро будет.
    – Стараюсь, – из динамика послышался шорох.
    Денис отложил рацию и вернулся к прерванному разговору.
    – Так как разрешилась ситуация?
    – Нормально, – Паниковский чуть приспустил боковое стекло. – Мотор завел, и по газам! Слетел с пандуса, блин, прокатился по залу и через панорамное стекло уехал на улицу… Там очень удачно народ толпился, демонстрация какая-то. Типа, против глобализации. Гоша сквозь толпу и чесанул! Пока мусора местные погоню организовывали, Комбижирик уже далеко отъехал. Правда, тачку пришлось бросить. Приметная больно… Загнал на пустырь, хотел вылезти, а никак! Колпак заклинило! Ну, Гоша ногами лобовуху выдавил и свалил. Потом, блин, рассказывал, что аппарат ему не понравился. Внешне – кайф, а на ходу не очень. И дорожный просвет маловат…
    – Невыгодная машина, – согласился Гугуцэ. – По нашим дорогам, блин, только на танке ездить.
    Задняя правая дверца «доджа» распахнулась, и в салон ворвалась струя свежего морозного воздуха. В машину влез собственный корреспондент газеты «Комсомольская правда» по Санкт-Петербургу Дмитрий Стешин и радостно поприветствовал собравшихся.
    – Ого! – удивился Денис. – А ты как здесь очутился? Приехал освещать события?
    – Нет, – одетый в зимнюю куртку отечественных ВВС и утепленный шлем танкиста, Стешин стащил перчатки и поднес озябшие кисти рук к дефлектору, откуда шло тепло от печки. – Решил лично поучаствовать. Если все время за компьютером проводить да на пресс-конференциях, геморрой заработаешь.
    – Но материал потом дашь?
    – Обязательно, – кивнул Дмитрий. – У меня уже название статьи есть. «Кладбищенская справедливость»…
    – А следячий выдел* нас потом не просчитает? – обеспокоился Паниковский, которому совсем не хотелось лишний раз отсиживаться в следственном изоляторе.
    – Не волнуйся, – Рыбаков был уверен в профессионализме корреспондента «Комсомолки». – Согласно Закону о СМИ, Димон должен открыть свой источник информации только по решению суда. А этого Воробей не допустит…
    – Точно, – поддержал Стешин. – Не допустит. Вон, по поводу этого дегенерата Пенькова на нас из самого Кремля накатывали. И то отбрили. Последний суд пятнадцатого будет…
    – У Глюка тоже пятнадцатого, – Гугуцэ поднял брови.
    – Где? – заинтересовался журналист, много слышавший о герое современности Аркадии Клюгенштейне и его подвигах на ниве низведения стражей порядка до приемлемого уровня.
    – В Центральном районе.
    – Ха, и у нас в Центральном!
    – Значит, свидимся, – резюмировал Денис. – Ты к двенадцати подтягивайся. Зрелище гарантировано.
    – А меня в зал пустят?
    – Всех пустят, – уверенно заявил Паниковский. – Места уже забиты.
    – Воробей с председателем суда дотрещался, – объяснил Рыбаков. – Тот поручение судье дал, чтоб процесс был максимально открытым и непредвзятым. Глюк стойку держит*, так что десятью минутами препирательств не отделаться. Ну, и мы немного подсобили…
    – Там же вроде доказуха есть, – осторожно заметил Стешин, уже писавший о происшедшем в Летнем саду и далее на речном просторе.
    – Уже нет, – развеселился Гугуцэ.
    – Ну, вы даете!
    – А то! – Денис легонько ткнул журналиста кулаком в бок. – Приходи, не пожалеешь.
    – Вы тоже к нам заглядывайте, – хмыкнул Стешин. – Особенно Ортопеду это полезно будет. Кстати, а где он?
    – Неизвестно, – посерьезнел Рыбаков. – Что вызывает у меня легкое подозрение. Длительное отсутствие Мишеля почти всегда связано с какими-нибудь событиями на национал-патриотическом фронте… И братва не в курсе. Значит, Ортопед опять занялся любимым делом по сокращению численности еврейского населения нашей необъятной родины.
    – Мизинчика и Пыха тоже нет, – Паниковский обернулся назад.
    – И Лысого, – добавил Гугуцэ.
    – Ну, эти просто своими проблемами заняты, – отмахнулся Денис. – А вот Ортопед…
    – У меня для него распечатка из Интернета имеется, – журналист похлопал себя по нагрудному карману. – О клонировании евреев*.
    – Их еще и клонировать будут?! – возмутился Паниковский.
    – Не всех, – уточнил Стешин.
    – А кого?! .
    – Жертв холокоста.
    – А-а! Я слышал эти бредни, – вспомнил Денис. – Предложение некоего Стивена Вира.
    – Америкос? – насупился Гугуцэ, недолюбливающий «заокеанских партнеров».
    – Ага…
    – Сволочь, – констатировал Евгеньев.
    – Брось ты! – Рыбаков сунул в рот пластик жевательной резинки. – Такие идейки нежизнеспособны. Слишком большие затраты при минимуме эффекта. Проще нарожать свежих еврейцев, чем клонировать погибших. А потом, у пархатых что-нибудь обязательно пойдет не так.
    – Например? – Гугуцэ развернулся на девяносто градусов.
    – Элементарно. Возьмут да случайно склонируют солдат вермахта. Ведь многие могилы безымянны, так что определить, кто именно там лежит, крайне затруднительно. И вместо толпы сионистов Израиль получит дивизию «белокурых бестий», которые быстро сообразят, что к чему, и начнут давить и палестинцев, и жидов. Генетическая память – штука хитрая. Может так случиться, что в какой-то момент включится программа исполнения прерванного смертью действия и клон почувствует в себе тягу к совершению насильственных действий в отношении окружающих его иудеев… Но, мне кажется, на самом деле все эти предложения по восстановлению генетических образцов жертв холокоста – не что иное, как очередная финансовая афера, – Денис покачал головой. – Традиционные вопли евреев о компенсациях жертвам холокоста уже всех начали раздражать, вот потому сионисты и ищут иные пути обогащения. По программам клонирования можно выжать из европейцев не один десяток миллиардов. Плюс к этому – возбудить интерес к раскопкам могил, поискам «новых доказательств» преступлений фашистского режима и многому другому. Расчет довольно примитивный, но верный.
    – Говори помедленнее, – попросил Стешин, лихорадочно черкая в блокноте. – Я записываю…
    Из-за поворота в двухстах метрах от джипа показался капот черного «мерседеса».
    – Потом запишешь, – Денис поднес к губам рацию. – Всем приготовиться! Едет…
* * *
    По жизни коммерсант средней руки Сергей Писарев был дешевкой и большим любителем понтов. Купив сильно подержанный черный «мерседес» со «сто сороковым» кузовом* и мотором объемом две целых и восемь десятых литра, Писарев налепил на крышку багажника самопальный шильдик «600 SEL» из выкрашенной серебряной нитрокраской пластмассы и навязчиво принялся рассказывать всем своим знакомым, что приобрел новенький «шестисотый». Равно как за полгода до сего знаменательного события Сергей живописал «евроремонт» в якобы приобретенной им квартире с видом на Петропавловскую крепость.
    Рассказы Писарева оказывали на его окружение гипнотическое воздействие.
    Продавщицы трех овощных киосков самозабвенно отдавались «богатею» на ящиках с подгнившей свеклой в надежде на прибавку к жалованью, а менеджеры организованной бизнесменом риэлтерской конторы всячески заискивали перед «всемогущим» хозяином, сумевшим убедить их в своих связях как с администрацией города, так и с криминальными авторитетами общероссийского масштаба.
    Реальные возможности Писарева были намного скромнее. И они ограничивались близким знакомством с парочкой полковников из питерского ГУВД, оказывавшими Сергею посильную помощь в «разруливании» сомнительных сделок и охране его персоны от посягательств мелких криминальных групп. За милицейскую «крышу» бизнесмен платил ежемесячный оброк в размере пятисот долларов и с каждым днем чувствовал себя все круче и круче. Не понимая того, что отсутствие интереса к нему со стороны серьезных рэкетирских коллективов связано не с «могуществом» покровителей, а со слишком незначительным размером его торговой «империи».
    Именно безнаказанность и отсутствие столкновений с настоящим противником и привели к тому, что Писарев замыслил свой проект по захвату трех ангаров вблизи кладбища, поджогу часовни и привлечению к разборке со священником исполнителей из доморощенной сатанинской секты, которым после осуществления мероприятия было обещано место под алтарь на территории, прилегающей к складам. Обдолбанные некачественным опием сатанисты с радостью согласились, ибо иной возможности соорудить где-нибудь свое капище у них не было. Из окрестных дворов их давно прогнали, бегать по заснеженным стройкам было неинтересно, а попытки организации мессы в домашних условиях натыкались на сопротивление родителей и соседей. Наиболее рьяных апологетов дьяволопоклонничества охаживали ремнями и другими подручными предметами, после чего зареванные «слуги Люцифера» несколько дней спали исключительно на животах.
    С появлением у ворот кладбища «крутого» Писарева ситуация в микрорайоне кардинально изменилась. Малолетние сатанисты словно услышали звук сигнальной трубы и сплотились вокруг нового вожака. Сергей оказал сектантам скромную материальную помощь, объяснил программу действий и дал слово построить для шабашей крытую утепленную беседку. Сатанисты купили ящик портвейна, десяток «чеков» с грязным, изрядно разбавленным мелом героином, несколько контрабандных польских журналов для зоофилов и ощутили себя на седьмом небе.
    Оставалось сделать последний шаг и изгнать с кладбища родственников покойных вместе с прихожанами маленькой часовни…
    Писарев немного увеличил громкость магнитолы, прокручивающей последний альбом дебильнейшей ясенской группы «Блескучие», и оглядел окрестности через чуть затемненное лобовое стекло.
    Тишь да благодать. Ни одного прохожего, ни единой встречной машины. Лишь несколько джипов застыли у ворот автомастерской, да еще какой-то недоносок поставил «запорожец» у кладбищенской ограды.
* * *
    – Начали! – сказал Денис в микрофон рации.
    – Атака через тридцать секунд, – откликнулся лидер «Солнцеворота».
    – Цель вижу, – прохрипел Стоматолог.
    Дима Стешин натянул перчатки, сноровисто извлек из-под куртки телескопическую стальную дубинку и выпрыгнул из машины.
    – Взрывать? – спросила рация голосом Садиста.
    – Погоди, – попросил Рыбаков. – Когда к речке побегут, тогда давай…
* * *
    Писарев повернул руль, и «мерседес» по дуге покатился к воротам кладбища. Сергей хотел въехать прямо на территорию и из машины насладиться зрелищем окончательного погрома ненавистной церквушки.
    Закашлял мотор «запорожца», ярко-голубой автомобильчик скакнул вперед и ударил немецкий седан в правое крыло.
    Писарев разинул рот, намереваясь выкрикнуть что-то матерно-угрожающее, как тут его машину стукнули сзади. Коммерсант обернулся и увидел вмявшийся в багажник «запорожец» цвета «бордо».
    Бизнесмен схватился за ручку двери.
    От двойного удара разношенный механизм замка заклинило, что позволило Тулипу на желтом «ушастике» неторопливо объехать «запор» Бэтмена и смачно пропороть усиленным бампером весь левый борт неподвижного черного автомобиля.
    У Писарева потемнело в глазах. Наяву сбывался ночной кошмар большинства российских комерсантов – таран «мерседеса» стаей взбесившихся «запорожцев».
    Бизнесмен рванулся к правой дверце и столкнулся взглядом с несущимся прямо на него парнем в танковом шлеме с занесенной для удара сверкающей дубинкой.
    – Вылезай, зараза! – рыкнул собственный корреспондент «Комсомольской правды» по Санкт-Петербургу и от души шарахнул стальным прутом по лобовому стеклу. Затемненный триплекс пошел трещинами и прогнулся.
    Писарев тоненько взвыл.
    «Мерседес» качнуло от удара по двери. Тулип увлекался кикбоксингом и попробовал пробить ногой хваленое немецкое железо.
    Бэтмен вкарабкался на крышу и с плотоядной улыбкой заглянул внутрь через прозрачный люк.
    Стоматолог тоже хотел принять участие в извлечении барыги-сатаниста из покореженного «мерседеса». Но не смог. Двухметровый браток неудачно развернулся в тесном салоне украинской малолитражки, своротил рулевую колонку и переднюю стойку кузова, в результате чего на две минуты выбыл из числа активных участников процесса.
* * *
    Вокруг сидящих на поваленных надгробиях сатанистов внезапно взмыли из снега затянутые в белые маскхалаты фигуры.
    – Бей в кость! – над кладбищем разнесся боевой клич Артема Талакина.
    Скинхеды организованной цепью бросились на дьяволопоклонников. Замелькали кулаки, короткие дубинки и обутые в десантные башмаки ноги.
    Главарь малолетних ублюдков был взят в оборот лично лидером «Солнцеворота». Артем всерьез занимался джиу-джитсу и теперь на практике отрабатывал полученные знания.
    Основной сатанист с ходу выпростал из рукава безразмерной куртки тесак и взмахнул им перед лицом Талакина. «Фюрер» сделал обманное движение, ушел в сторону, и тело с выставленным вперед лезвием пронеслось мимо. Артем уже хотел было перехватить сатаниста за бицепсы и отодрать сухожилия, как преследующий орущего придурка в черном пальто Антон походя засветил главарю секты кастетом в лоб и продолжил погоню.
    «Центровой» сатанист без сознания рухнул между оградой и надгробием.
    – Ну вот! – огорчился Талакин, лишенный спарринг-партнера.
    Артем покрутил головой.
    Незанятых дьяволопоклонников не осталось. Каждый бился с одним или двумя скинхедами, которые яростно молотили неумело отмахивающихся противников. Вдаль убегали несколько сатанистов, на хвосте у которых висели трое бойцов «Солнцеворота».
    Когда беглецы достигли берега речушки, вверх поднялись обломки льда, фонтаны воды вместе с одиноким рыбаком, притулившимся на железном ящике у лунки прям посреди протоки. Любитель подледного лова красиво перелетел через деревянный причал и враскоряку шлепнулся на верхушку сугроба. Рядом упал ящик с мормышками и коловоротом.
    Сатанисты еле успели затормозить, чтобы не провалиться в полынью. Пока они разворачивались, скинхеды успели перегруппироваться и оказались в метре от сектантов.
    Долгие и красивые драки бывают только в кино. В жизни тренированному бойцу достаточно двух-трех ударов, чтобы выбить из противника дух.
    Так и произошло.
    Бритологовые патриоты в маскхалатах заработали кулаками, и через несколько мгновений сатанисты оказались втоптаны в наст.
    Артем свистнул.
    Подчиненные напоследок пнули по разу окровавленные тела и молча побежали на выход с кладбища. До приезда милиции и машин «скорой помощи» им, надлежало сбросить с себя камуфляж, добраться до ближайших станций метро и раствориться в потоке обычных пассажиров.
    Талакин бросил взгляд по сторонам, убедился, что все без исключения сатанисты оприходованы, и устремился по дорожке к воротам. Туда, где развивались не менее интересные события.
* * *
    Тулип все-таки выбил ногой дверь «мерседеса» и за шиворот выволок вяло трепыхающегося Писарева наружу.
    – И чо с ним делать будем? – спросил Бэтмен и свесил ноги с крыши машины.
    – Распнем! – кровожадно предложил Стешин и расколотил дубинкой уцелевшую переднюю фару. – Вниз головой!
    Бизнесмен пискнул и безвольно обвис в руках у братка.
    Стоматолог наконец выбрался из «запорожца», расправил плечи и взял коммерсанта за ноги.
    – Давай его, блин, на крышу забросим…
    – Давай, – согласился Тулип.
    Писарева поднесли к стене двухэтажного строения напротив кладбищенской ограды.
    – А чо там за забором? – полюбопытствовал Бэтмен.
    – Да какая разница! – скривился Стоматолог. – Ну, погнали.
    Коммерсант улетел вверх и скрылся из виду. По покатой крыше загрохотало, зашуршало, тяжело плюхнулось, будто какой-то предмет свалился в лужу, потом раздался собачий лай, быстро перешедший в глухое рычание. Звуки не оставляли сомнений в том, что в пасть сторожевой псины попало нечто мягкое и, вероятно, мясное. Спустя секунду это предположение было подтверждено визгом очнувшегося Писарева.
    – Вы его на территорию военных складов кинули, – Стешин сложил дубинку.
    – Вот и славно, – просто ответил Стоматолог. – Теперь отгоняем «запоры» – и по домам…
    – А «кабан» у него не «шестисотый», – сообщил вернувшийся в джип собкор «Комсомолки». – Так, туфта. Мулька на клей посажена. Я специально проверил, даже капот открыл… «Двести восьмидесятый» в самом дешевом исполнении.
    – Это мне напоминает доперестроечные времена, – Денис расслабленно откинулся на кожаном диване. – Мы тогда стройотрядом по Молдавии ездили, в восемьдесят пятом. Солнечные очки только-только в моду входили. Но обязательно – с фирменной наклейкой. Так аборигены не нашли ничего лучшего, как отдирать с апельсинов бумажный ромбик с надписью «Марок» и лепить себе на стекла…
    – Что с молдаван возьмешь? – пожал плечами Гугуцэ. – Дикари-с.
    – Как себя барыга чувствует? – Паниковский проводил взглядом уезжающие разноцветные «запорожцы», один из которых пришлось тащить на буксире. Стоматолог свернул не только рулевую колонку, но и педальный узел.
    – Черт его знает, – молвил Стешин. – Если собака его за икру прихватила, то по двору ползает, если выше – смирненько лежит.
    – Ты материал писать будешь? – Рыбаков отпил минералки из пластиковой бутыли.
    – Обязательно, – заморгал Стешин. – Такой информационный повод пропускать нельзя.
    – Тогда вот что, – Денис коснулся плеча Гугуцэ. – Давай-ка отъедем во-он к тому красному домику… Сейчас сюда менты явятся, станут тела выносить. А нам и издалека все прекрасно видно будет.
    – Верно, – Паниковский набрал номер на мобильном телефоне. – Андрон! Что у вас?.. Ага… Понял… Поехали к Кабанычу. Он уже стол у окна накрыл, как в театре. Оттуда и позырим.
* * *
    Разбор происшествия на кладбище, в результате которого в больницу с переломами различной степени тяжести отправились двадцать два малолетних хулигана, а на территории соседней воинской части был обнаружен искусанный собаками бизнесмен Писарев, привел к тому, что начальнику ГУВД генералу Волосатику пришлось подать рапорт о добровольной отставке. Прибывший с проверкой в северную столицу министр внутренних дел долго бушевал, припомнил Волосатику и его страсть к клоунским псевдоказачьим объединениям, и сфабрикованное против национал-большевиков уголовное дело, в котором подчиненные генерала поставили все рекорды идиотизма, обвинив молодых людей в «несанкционированном праздновании дня рождения гражданина Шикльгрубера», и развал патрульной службы, которую бравый начальник Главка едва не заменил на пикеты народных дружинников, и многое другое.
    На место Волосатика был назначен руководитель хозяйственного управления Колбаскин, вовремя прогнувшийся перед разгоряченным министром, хотя практический милицейский опыт Витольда Арнольдовича ограничивался тремя годами службы во Внутренних войсках, приказ о его вступлении в должность обрел законную силу через полчаса после того, как понурый Волосатик вышел с заседания коллегии.
    Колбаскин бодрым петушком взлетел на жердочку начальника ГУВД и перво-наперво поручил отделу кадров увеличить штат генеральских помощников на две единицы, дабы пристроить на теплые местечки собственного кузена и троюродного дядю жены. Таким образом, в самой ближайшей перспективе родственникам Витольда Арнольдовича светили полковничьи погоны, несмотря на то, что кузен был всего лишь майором из пожарной охраны, а дядюшка супруги заведовал складом ГСМ* в жутком захолустье под Псковом и двенадцатый год носил звание капитана.

Глава 8 ПИОНЭРЫ, ИДИТЕ В ЖОПУ *

    Ксения остановила изумрудно-зеленый «Brabus ML 270 CDI» у кафе, где перед судебным заседанием должно было состояться последнее совещание «группы общественных защитников», заглушила стодевяностосильный двигатель и нежно прикоснулась губами к щеке погруженного в свои мысли мужа.
    – Ну, ни пуха!
    – К черту! – Денис застегнул «молнию» на пуховике. – Если что, я перезвоню.
    – Когда думаете освободиться?
    – Заседание назначено на двенадцать. К двум, надеюсь, все станет более-менее ясно…
    – Аркадий предупрежден о том, что вы сделали?
    – Нет. Ему Волосатый расскажет, когда будет обсуждать с ним поведение на процессе, – братки решили не рисковать и не посылать в Кресты никаких маляв*, дабы клочок бумаги не перехватили контролеры и не передали бы его следственной бригаде. – Глюка за час до суда привезут, так что времени хватит с избытком…
    – Я тебе точно не нужна?
    – Ты мне нужны всегда, – улыбнулся Рыбаков. – Но сегодня нам вдвоем тут делать нечего. Все зависит от Сулика и от того, насколько председатель настрополил судью на беспристрастность.
    – Воробей говорил, что председатель – порядочный мужик.
    – Председатель-то порядочный… Но главное, чтоб судья прониклась и не отнеслась к словам руководства, как к обычной лабуде про законность.
    – Не отнесется, – уверенно сказала Ксения. – Особенно в данных обстоятельствах.
    – Надо усугубить ее недовольство следователем…
    – Я знаю как.
    – И?
    – Расчет на женскую психологию, – Ксения хитро прищурилась. – Делаете следующее…
* * *
    До времени "Ч", определенного Денисом для подъезда в суд основной массы «зрителей», оставалось еще полтора часа, и Паниковский с Горынычем решили навестить временно позабытого Мертвечука. Дабы напомнить нечестному владельцу автосалона о своем существовании и провести еще ряд испытаний скорости срабатывания надувных подушек.
    Девушка Паниковского давно вернулась в Питер, ей был подарен серебристый внедорожник «Toyota RAV4» модели 2001 года, у которого с безопасностью было все в порядке, и разборка с обманщиком Мертвечуком носила для Алексея Кадиашвили принципиальный характер. Ведь, если позволить одному барыге надуть солидных братанов, остальные начнут делать то же самое. И в результате подсунут вместо кристалльной «ливизовской» водочки дикий «левак» из соседнего гаража, от которого сдохнуть легче, чем от пули в лоб. Горыныч был полностью солидарен с Паниковским и кипел справедливым негодованием.
    Ярко-алый кабриолет «мерседес» влетел во дворик позади автосалона и встал прямо над ремонтной ямой.
    Братки выбрались из машины.
    – Где хозяин?! – громко спросил Паниковский у молодого парня в фирменном комбинезоне, ковыряющегося в моторном отсеке новенького седана «Honda Legend».
    – Наверное, внутри, – техник пожал плечами.
    Горыныч резво подскочил к автомобилю и распахнул заднюю дверцу. Его лицо побагровело.
    – Ты что, блин, нам грузишь?! Нет его здесь!
    – Вы меня не поняли, – ошарашенно сказал техник. – Внутри помещения…
    – А что с машиной? – Паниковский с чекистским прищуром уставился на автомеханика.
    – Да впрыск, будь он неладен, – сотрудник технической службы отступил на шаг назад. – Третий раз за этот месяц… Наш бензин японским тачкам мало подходит.
    – Вот! – Паниковский повернулся к Горынычу. – Что я говорил? «Хонды» – дерьмо, а не машины.
    – Зря вы так, – не согласился работник салона. – Просто эти комплектации для нас не предназначены.
    – А чо ж, блин, их сюда завозят? – ехидно поинтересовался владелец «мерседеса», у которого отродясь не было никаких проблем с двигателем.
    – Потому, что Юрий Анатольевич – экономный очень, – зло сказал техник. – Берет машины подешевле, а мне потом крутиться приходится. Эта тачка, к примеру, для жаркого климата предназначена. Через год вся электрика от нашей влажности сгниет.
    Вот и мучаюсь, до ума довожу…
    Паниковский сложил губы бантиком. У него под защитой находились три автосалона, но тонкости комплектования машин для разных типов климата браток узнал только сейчас. И подумал, что подшефные бизнесмены вполне могли заниматься такой же ерундой, как и Мертвечук.
    – А ты, блин, на глаз определить можешь? – разговор временно перешел в деловое русло. – Ну, для какой страны аппарат?
    – Могу.
    – Тады заметано, – Паниковский достал визитку. – На, держи. И позвони мне в пятницу. На трубу… Совершим, блин, контрольный рейд.
    Техник аккуратно спрятал кусочек картона.
    – Так где этот урод? – Горыныч вернулся к тому, зачем они приехали.
    – Где-то в здании, – автомеханик взял в руки разводной ключ. – Либо у себя в кабинете, либо по залу шляется…
* * *
    Белый от ужаса Мертвечук отлип от окна и мелкой рысью побежал по коридору.
    Два «покупателя», в которых он узнал недавних «экпертов по безопасности», прибыли снова и беседовали с техником. Дальнейшие действия грубых братков нетрудно было себе представить – связанного и, вероятно, немного побитого Юрия Анатольевича опять запихнут в новенькую машину, засим она будет направлена в многострадальный столб.
    Директор скатился с винтовой лестницы и бросился по ковровой дорожке к парадному входу.
    У него не оставалось времени позвонить в милицию. К тому же стражам порядка, и так изрядно разгневанным происшествием с их «уазиком» и вряд ли склонным безоговорочно верить воплям напуганного бизнесмена, потребуется минут десять, чтобы доехать до места происшествия. А за эти минуты Мертвечуку вполне успеют устроить веселую жизнь.
    Грохнула дверь запасного выхода и тут же раздался вопль:
    – Стоять!
    Мертвечук вжал голову в плечи и помчался еще быстрее. Оборачиваться не имело смысла, он и так знал, кто ворвался в демонстрационный зал.
    Сзади затопали.
    – Стой, тебе говорят!
    Директор совершил последний рывок и выскочил к автоматическим дверям.
* * *
    Видя, что Мертвечук сейчас уйдет, Паниковский подхватил со стенда полированный колесный диск и метнул вслед улепетывающему бизнесмену. Алюминиевый круг диаметром пятнадцать дюймов с шорохом вспорол воздух, почти нагнал коммерсанта, но зацепился за протянутый поперек зала провод, на котором была закреплена гирлянда из разноцветных лампочек, и вошел точно в лобовое стекло светлосерого открытого родстера «Honda S2000» стоимостью полсотни тысяч долларов. Во все стороны полетели осколки.
    – Сволочи! – выкрикнул Мертвечук и спрыгнул с крыльца в снег.
    Бегущий первым Горыныч разогнался так, что закрывшиеся за бизнесменом двери не успели раздвинуться. Браток со всего маха треснулся в толстый поликарбонат и отскочил, сбив с ног Паниковского.
    Несколько секунд тяжело дышашие братки сидели на ковровой дорожке и тупо смотрели друг на друга.
    – Ушел, гад, – наконец констатировал Колесников.
    – Ладно, – Кадиашвили встал и отряхнулся. – В другой раз поймаем…
* * *
    Мертвечук обогнул угол здания и порскнул за бетонный забор, ограждавший внутренний двор автосалона.
    В десяти метрах от него застыл алый «мерседес» с поднятым черным матерчатым верхом.
    От злобы у коммерсанта потемнело в глазах. Он воровато обернулся, увидел, что техник скрылся в дверях подсобки, ринулся к разложенным на брезенте инструментам и схватил плоскогубцы. Нырнув в яму под брюхом немецкого кабриолета, Юрий Анатольевич принялся терзать пассатижами рулевую тягу правого переднего колеса, шипя сквозь зубы проклятия в адрес братанов.
    Стальной тросик немного размахрютился, но перекусить его полностью бизнесмен не смог. Хлопнула дверь, и заскрипел снег. Мертвечук сжался в тени на дне ямы.
    – Надо, блин, в следующий раз оба выхода блокировать, – раздался недовольный голос одного из братков.
    Мелодично пискнула отключенная сигнализация, и двери машины распахнулись.
    – Само собой, – отреагировал второй.
    Под тяжестью двух тренированных бугаев автомобиль немного осел. Захлопнулись дверцы, тихо забормотал шестицилиндровый двигатель, мягко щелкнул стопор стояночного тормоза, кабриолет шустро отъехал от ямы и покатился к выходу со двора.
    – Ну-ну, – хрипло выдохнул Мертвечук. – Недолго вам осталось над людьми издеваться! За все, господа бандиты, заплатите!..
* * *
    Последним из приглашенных в маленькое кафе, спрятавшееся в скверике наискосок от здания суда Центрального района, прибежал Тулип. Он все утро занимался поисками витаминов и корма для своих кавказских овчарок, не преуспел в этом кажущемся легком деле и был зол на весь свет. В особенности – на жену, не удосужившуюся написать на бумажке ядреные названия кормов и тем самым поставившую Сергея Александрова в неловкое положение перед продавцами зоомагазинов. К тому же сразу после отбытия супруга Ирина Александрова ушла с детьми в Артиллерийский музей, оставив дома мобильник и тем самым лишив Тулипа возможности перезвонить и переспросить.
    У входа в кафе Александрова на секунду задержал пацаненок лет десяти, клянчивший у посетителей мелочь.
    – Где твой папа? – нахмурился Тулип, немного отвлекаясь от кинологических размышлений.
    – У меня нет папы, – бодро заявило дитя подворотен.
    – А-а, неплановая вязка! – догадался Тулип и дал мальцу доллар.
    На пробирающегося между столиков братка недовольно воззрились Рыбаков, Эдиссон, Садист, Ди-Ди Севен, Тихий и Ла-Шене с рукой на перевязи.
    – Опаздываем, – укоризненно сказал Денис.
    – Да я, блин, – Тулип расстегнул дубленку, – два часа убил… Ирка корм сказала купить, а я… Придется говядину на рынке взять.
    – Говядину не бери, – посоветовал Тихий. – Ящур…
    – Кофе! – приказал Тулип официанту. – В большую чашку, сливок двойную порцию, и тарелку круассанов. И побыстрее.
    – Ящур – это фигня, – проворчал Ла-Шене. – Он в Англии. И вообще, блин, если б не Нефтяник никакого ящура бы не было…
    – Это почему? – не понял Денис.
    – А ты не знаешь? – удивился бывший кинооператор со студии «Ленфильм», носящий звучное «французское» погоняло. – Толян не рассказывал?
    – Нет.
    – Ну они, блин, в Манчестере три месяца назад были. Чо-то там по химии покупали, для нового производства, а заодно Нефтяник и его партнеры в биологический институт заглянули. Типа, на экскурсию… Походил он там, ему, блин, понравилось, Чистенько, персонал вежливый, все стерильно, как в шашлычной у Смольного, – Ла-Шене нашел нужное сравнение. – По лабораториям его провели. Англичане, что ему химию продавали, вокруг вьются, угождают… Немудрено, блин, такой клиент! На семь лимонов зеленью у них одномоментно товар берет. В какое-то спецхранилище завели, куда продетых лохов не пускают. Противогаз нацепить заставили, бахилы, типа, резиновые. Там Толян пару пробирок в карман сунул…
    – Автоматически, – язвительно изрек Рыбаков.
    – Ну, наверное, – Ла-Шене покачал сломанную при падении со ступеней станции метро «Пионерская» руку. – Сувенир, блин… Обратно едут, уже из института, а Нефтяник у водилы интересуется – чо, мол, за фигня такая? И пробирку показывает. Думал небось, что в стекле чо-то ценное. Водила прочел и базлает – ерунда, болячка скотская, ящуром называется. Толян подумал, блин, чо этим ящерицы болеют и такой микроб ему явно без надобности. Обе пробирки из окна машины и запулил. В поле, блин, где овцы паслись…
    – Шиза, – Денис прикрыл глаза ладонью.
    – Не то слово, – согласился экс-кинооператор. – А месяц назад этот самый ящур начался. Сработали, блин, пробирочки…
    Тулип шумно отхлебнул кофе и поддержал разговор:
    – Я тоже по-английски плохо читаю.
    – Ты это к чему? – осведомился Ди-Ди Севен.
    – Да, блин, о своем. Про корм.
    – Какой корм?
    – Собачий. Опять забыл, как называется… На языке, блин, вертится, а вспомнить не могу.
    – Чо вертится-то? – поинтересовался Тихий.
    – Да, блин, глупость… «Лошадиное пианино».
    – Такого корма не бывает, – уверенно сказал Садист.
    – Бывает, – догадался Денис, – Саня имеет в виду «Роял Канин».
    – Точно! – Тулип подпрыгнул на стуле. – А зги, блин, придурки из магазина не врубились! Я ж им объяснял – там мешки такие красные, с гербом!
    Позади братков пергидролевая мамаша усадила своего пухлощекого сыночка за стол и потребовала у официанта диетический завтрак. Затем уставилась на группу бритоголовых верзил и громко посетовала, что в «приличных заведениях» все еще разрешено курить.
    – Отвали, коза, – миролюбиво сказал Садист, пронзив взглядом мгновенно умолкшую дамочку.
    – А где Пых с Мизинцем? – Тулип обмакнул в кофе горячий круассан.
    – Будут к началу заседания, – пожал плечами Денис.
    – Я думал, они уже здесь, – протянул Александров.
    – Почему?
    – Вон же их тачки стоят, – Тулип ткнул пальцем в окно.
    Рыбаков и братаны повернули головы.
    – Действительно, – Денис немного приподнялся со стула и сощурился, – «Альфа» точно пыховская, «спортвагонов» я в городе больше не видел.
    – А за ней, блин, «экспедишн» Мизинца, – подтвердил зоркий Эдиссон. – Но в салонах никого…
    – Так, – Рыбаков помрачнел. – Не понял… Здесь поблизости есть еще какие-нибудь кафешки?
    – Море, – мгновенно ответил проживавший в пяти кварталах от здания суда Тихий. – В каждом переулке по две штуки.
    – Только зачем они так рано приехали? – в голосе Дениса сквозили нотки подозрения и недовольства странным поведением товарищей по борьбе с ментовским беспределом.
    – Может, дела здесь какие? – предположил Ди-ди Севен. – Барыгу, например, приперлись разводить. По утряни барыги вялые, их, блин, из теплой постельки хорошо брать…
    Коллеги синхронно закивали, соглашаясь со словами опытного мастера ручного и машинного доения проштрафившихся коммерсантов.
    – Ладно, – Рыбаков отогнал неоформившиеся мысли. – Перейдем к делу. Фотки следаков и судьи увидели?
    – Натурально, – за всех ответил Садист.
    – Я этого Нефедко лично знаю, – ухмыльнулся Эдиссон. – Он одно дело вел, где я свидетелем проходил. Полный ду-ду*…
    – Ты – свидетелем? – потрясенно молвил Тулип.
    Братки захохотали.
    – Хорош ржать, – Денис легонько постучал ладонью по столу. – Потом повеселимся… Времени не так много осталось.
    Верзилы напустили на себя серьезный вид.
    – Яшенька, ну скушай еще ложечку! – скрипуче попросила пергидролевая мамаша, впихивая в откормленного отпрыска мюсли с молоком.
    Дитятя с ненавистью заработал челюстями.
    – Если ты не будешь кушать, то вырастешь слабеньким! – заквохтала домохозяйка, двигая поближе к сыну стаканчик с йогуртом. – И тогда придет дядя доктор вместе с маленькими человечками в белых халатах и заберет тебя в больницу!
    – Для опытов, – себе под нос прокомментировал Рыбаков.
    – А если будешь кушать хорошо, – продолжила мамаша, – то станешь здоровым, сильным и высоким…
    – И, когда тебе исполнится восемнадцать лет, – Денис развернулся вместе со стулом и свел брови на переносице, – придут маленькие человечки в зеленых шинелях и заберут тебя в армию!
    Братки снова загоготали, Мамаша подхватила ребенка, сгребла со стола еду и пересела в дальний угол зала. Отвечать внешне интеллигентному молодому человеку, по-хамски вмешавшемуся в процесс воспитания сынули, она сочла ниже своего достоинства.
    – Итак, – Рыбаков сцепил руки перед собой, – у нас есть программа-минимум и программа-максимум. Согласно программе-минимум мне нужны двое, чья внешность не вызовет резкого отторжения у ботвы*. Сию почетную обязанность будут исполнять Ла-Шене, как временный инвалид, и товарищ Эдиссон…
    Игорь Берсон и Дима Цветков внимательно осмотрели друг друга.
    Действительно, по сравнению с остальными братанами, выделяющимися на фоне толпы своими габаритами и не отягощенными высшим образованием лицами, Ла-Шене и Эдиссон выглядели более-менее безопасно. К тому же они оба были в костюмах и при галстуках.
    – Мероприятие потребует от вас высшей степени собранности, – предупредил Денис. – Придется временно отказаться от привычки бить в дыню по любому поводу и перейти на язык Пушкина и Толстого.
    – Без базара, – прогудел Эдиссон.
    – Реально, – поддержал Ла-Шене.
    – Тогда объясняю суть, – Рыбаков немного понизил голос. – Когда судья Коган появится в коридоре, а это произойдет за пятнадцать минут до начала заседания, вы уже будете стоять у лестницы. И в момент ее прохода мимо вас гражданин Ла-Шене задаст гражданину Эдиссону вопрос…
* * *
    Глеб Самойлов бережно убрал в сумку рулончик прозрачной пленки, отправил туда же два пистолета Стечкина за номерами 3452210 и 3370158, прикрыл все это хозяйство газетой и застегнул «молнию».
    Носить по улицам сумку с оружием и иными запрещенными предметами подполковник запаса не боялся.
    За пару месяцев до увольнения из РУБОПиКа Самойлов «потерял» удостоверение, а затем с помощью приятеля из отдела кадров ГУВД «продлил» срок действия ксивы аж до две тысячи третьего года. Краснокожая книжица, сунутая под нос патрульным, всегда производила на них неизгладимое впечатление, так что если Глеба Сергеевича и останавливали для проверки документов, то через пять секунд отпускали. И, естественно, никому не могло прийти в голову проверить карманы или ручную кладь старшего офицера милиции. Сержанты извинялись, козыряли и переключали свое внимание на бесксивных граждан.
    Пока у Самойлова, Милина, Винниченко, Цуцуряка, Дудкина и Салмаксова все шло по плану.
    Подготовительный этап операции был практически завершен, оставалось лишь позаботиться о сюрпризах бывшим коллегам по службе и можно было приступать к осуществлению активной фазы мероприятия, которая, по расчетам Самойлова, должна была занять от двенадцати часов до трех-четырех суток. Столь большой временной разрыв определялся неповоротливостью правоохранительной машины и тем, что некоторых нужных экс-подполковнику должностных лиц могло сразу не оказаться на месте. Равно, как и необходимых Самойлову сотоварищи документов.
    План операции представлялся бывшим сотрудникам органов зело изящным и свидетельствовал о том, что даже самые ленивые и тупые стражи порядка, если речь заходит об их материальном достатке, способны проявить чудеса изобретательности.
    Глеб Сергеевич выставил на стол шесть миниатюрных радиостанций, работающих на прыгающей частоте и снабженных кодировкой сигнала, и посмотрел на сосредоточенных подельников.
    Выражение лица Пети Салмаксова ему не понравилось.
    У экс-следователя в глазах застыл непреходящий страх. Салмаксов стал слабым звеном преступной группы, от него следовало бы избавиться, но Самойлов не мог себе это позволить. Ибо единственным способом заставить Петю не болтать было его физическое устранение, непременно вызвавшее бы разброд и шатание в коллективе, и так собранного с бору по сосенке. Приходилось терпеть нытье Салмаксова, не поручать ему исполнение слишком рискованных поручений и надеяться на то, что жадность пересилит гипертрофированное чувство самосохранения бывшего прокурорского работника.
    – Каждый из нас должен иметь позывной, – весомо заявил Самойлов и опять посмотрел на сгорбившегося Петю. – Причем этот позывной в случае перехвата разговора ни о чем не скажет…
    Салмаксов решил, что Глеб нанял каких-то людей, должных выполнять непонятные обязанности «позывных», и дернулся:
    – Мы так не договаривались!
    – Почему? – не понял главарь.
    – Только мы, и все! Больше никого!
    – Больше никого и нет, – изрек страдающий от похмелья Милин.
    – А позывные?
    – Что «позывные»? – Самойлов налился краской.
    – Я не могу им доверять! А если они все-таки расколются? – затараторил Салмаксов. – Ты же сам знаешь, как у нас бить умеют! Нет-нет-нет, даже и не думай! Я на это не подпишусь…
    – Петя, ты дурак, – устало выдохнул Глеб Сергеевич. – Кто может бить позывные?
    – Я не знаю! – экс-следователь замахал короткими ручками. – Кто угодно! Твои кореша из РУБОПа! Или омоновцы! Ты хочешь нас подставить?!
    – Не хочу, – Самойлов скрипнул зубами. – У тебя совсем от страха голова варить перестала. Речь не о людях, а о радиопозывных.
    Салмаксов несколько секунд просидел с открытым ртом, обдумывая услышанное.
    – Продолжим, – главарь брезгливо скривился. – Позывные не должны никак идентифицироваться. Поэтому я разработал такую схему, – на стол лег маленький листочек бумаги. – Слушайте и запоминайте. Слава будет Удавом…
    Цуцуряк молча кивнул.
    – Парамон – Дюймом…
    Милин осклабился.
    – Миша – Фаготом…
    Дудкин поморщился, но спорить не стал.
    – Стас – Бивнем…
    Винниченко пожал плечами. Бивень – так Бивень. Глеб лучше знает.
    – Петя – Синим…
    – Почему Синим? – Салмаксов все никак не мог угомониться.
    – Потому, – отрезал Самойлов. – К твоей бывшей профессии очень подходит*… Я буду Третьим. Вce запомнили?
    – Нет, но почему всем нормальные позывные, а Синий? – разнылся бывший следователь.
    – Чтобы в случае перехвата нельзя было понять, кто говорит и о чем речь! – обозлился Цуцуряк. – Петя, хватит дурочку валять! Это оперативная работа.
    – Я объясню, – вмешался Милин. – Дело в том, что для непосвященного человека наши позывные будут казаться переговорами сотрудников разных подразделений. Когда начнется беготня, в эфире одновременно заговорят сотни станций. И выделить наши станет невозможно. Ну, базарит какой-то Третий с каким-то Дюймом или Синим… Явно по делу! И явно кто-то из своих. К тому же мы будем болтать коротко. Как – это наши вопросы. Твою рацию поставим просто на прием…
    – Петя, мы знаем, как говорить, чтобы нас приняли за оперов, – устало сказал Самойлов. – Мы по двадцать лет в системе отработали.
    Салмаксов обиженно засопел и заткнулся.
    – Теперь по вопросу взрывчатки, – Глеб взял сигарету. – Спецмашина у нас есть, робы тоже, осталось определить время. Миша, ты расклад выяснил!
    – Ага, – Дудкин гордо расправил плечи. – Можно послезавтра или через неделю.
    – Тогда – послезавтра, – решил Самойлов. – Нечего тянуть.
    Петр Салмаксов вновь впал в уныние.
* * *
    – Ща Глюка привезут! – Тулип постучал согнутым пальцем по циферблату «Омеги» в платиновом корпусе.
    – Пошли посмотрим? – предложил Ла-Шене.
    Денис и братки снялись с насиженных мест и выбрались на улицу. До чугунной решетки, ограждавшей внутренний дворик суда, надо было пройти около ста метров.
    Прямо за углом дома, где располагался кафетерий, возле огромного сугроба застыл вишневый «линкольн-навигатор» Ортопеда. Салон внедорожника, как и в случаях с «альфой» Пыха и «фордом» Мизинчика, был пуст.
    Рыбаков топнул ногой.
    – Черт! Ну мне это совсем не нравится! И где Мишель?
    – Должен был зайти, раз подъехал, – Садист обозрел окружающее пространство. – Чо это с ним? Видел же небось наши тачки…
    Вереницу автомобилей, выстроившуюся у крыльца кафе, не мог заметить только слепой. Коим Ортопед никак не был.
    – А это его аппарат? – засомневался Ди-Ди Севен.
    Рыбаков обошел «линкольн» с кормы.
    – Его, его. Вон, наклейка на бампере – «Тормоза придумали трусы!»…
    Эдиссон поправил узел галстука, Тулип взгромоздился на верхушку сугроба и поверел головой.
    – Не, нигде не видно…
    – Подойдет, – решил Садист. – Может, в магазин заскочил.
    – Что-то я сомневаюсь, – мрачно выдал Денис.
    В полном молчании группа поддержки узника Клюгенштейна добрела до скверика напротив ограды и остановилась.
    – Доставай, – сказал Садист.
    Ди-Ди Севен порылся в карманах пальто, вытащил небольшую ракету и насадил продукт китайской пиротехники на длинный штырь. Из сопла ракеты свисал бикфордов шнур.
    – Это еще зачем? – осведомился Рыбаков.
    – Салют, блин, – Садист потер руки. – Когда Аркашу выводить будут, шарахнем.
    Ди-Ди Севен воткнул штырь в снег, сориентировал шутиху строго вертикально и удовлетворенно икнул.
    – А в нас менты палить не начнут, когда вы тут свой фейрверк устроите? – осторожно спросил Денис. – Подумают еще, что мы Глюка освобождать под шумок будем.
    – Не подумают, – Садист отрицательно мотнул бритой головой. – Эта фигня, блин, только свистит и огни пускает. Без взрыва.
    – Тогда ладно. Но я, от греха подальше, за дерево встану, – заявил Рыбаков. – А то эти штуки имеют привычку лететь куда им вздумается.
    – Вещь проверенная, – молвил Эдиссон. – Брали, блин, в фирменном магазине. Там фуфла не держат. Куда надо – туда и полетит.
    На улице, перекрывая шум моторов других автомобилей, натужно взревел изношенный двигатель «воронка», и зажужжал электропривод ворот. Машина из следственного изолятора медленно въехала во двор суда и остановилась.
    Брякнула железная дверь кунга, на землю спрыгнул низкорослый прыщавый конвоир в безразмерном бушлате с погонами младшего сержанта на узких плечах, гордо поправил висящий стволом вниз укороченный «Калашников», нахмурился, расставил ноги пошире и что-то крикнул напарнику, отпирающему решетку клетки внутри кузова.
    Боковым зрением Денис заметил, как на третьем этаже дома прямо над крышей автозака распахнулись створки окна…
* * *
    Мизинчик сдвинулся к обрезу жестяного листа, покрывавшего мансарду шестиэтажного строения напротив служебного входа в суд Центрального района, чуть присел и поднял вверх правую руку, тем самьм подавая сигнал о готовности «номер один» застывшим возле лебедки Пыху и Лысому.
    Братку немного мешали цилиндр и маска, входящие в обязательный комплект облачения «мистера Икс», но без них камуфляж был бы неполным. А так все соответствовало классическому канону – черный фрак, белая манишка, белая бабочка, короткий черный плащ, подбитый лоснящимся белым атласом, сверкающие лаковые штиблеты, цилиндр и маска, скрывающая верхнюю половину лица. Головной убор, дабы его не снесло воздушным потоком, был закреплен резиновым тренчиком под подбородком.
    За те четыре дня, что прошли с момента неудачного падения Лысого на крышу пристройки, группа бритоголовых «воздушных акробатов» достигла невиданных успехов в деле прыжков на точность. Мизинчик, занявший место временно выбывшего товарища, с легкостью подхватывал с земли любой груз, а Ортопед научился виртуозно владеть гигантским сачком. Пых, осуществлявший общее руководство, до долей секунды вычислил время включения лебедки, и теперь страховочный трос натягивался в тот самый миг, когда пальцы Мизинчика смыкались на холщовых уголках мешка с песком, имитирующего арестованного Клюгенштейна…
    На снег спустился Аркадий, за ним – второй конвоир, упакованный в светло-синий бронежилет.
    Павел разжал руку, которой цеплялся за невысокое решетчатое ограждение крыши мансарды, вдохнул полную грудь свежего морозного воздуха и бросил свое тело в провал между домами.
    Первые пять метров полета прошли гладко.
    На шестом метре в лицо Мизинчику неожиданно шарахнул невесть откуда взявшийся порыв ветра и сдвинул на лоб маску, перекрыв братку три четверти обзора.
    Исправлять положение было поздно.
    Оставалось надеяться только на правильно рассчитанную траекторию и на голосовое предупреждение.
    – Поберегись! – заорал Мизинчик и выставил вперед руки.
* * *
    Эдиссон чиркнул спичкой и запалил бикфордов шнур.
    Конвоир захлопнул дверь автозака, и процессия, состоявшая из Клюгенштейна и двух милиционеров, неторопливо двинулась к крылечку суда.
    Сверху наискосок мелькнуло черно-белое тело, смахивающее на огромного пингвина, раздался крик, и где-то совсем рядом взревел электродвигатель. Некто, наряженный во фрачную пару с цилиндром на голове, рухнул на спину худосочного конвоира, крепко обхватил того поперек туловища и взмыл вверх.
    Двор огласил дикий вопль перепуганного младшего сержанта.
    Из окна третьего этажа высунулся Ортопед со здоровенным сачком, ловко подставил сетку и втащил плененного милиционера вместе с прыгуном внутрь здания. Все действо заняло не более трех секунд.
    – Ё-мое! – только и успел сказать Денис, потрясенный увиденным.
    Второй конвоир сорвал с плеча автомат, передернул затвор и прицелился в оконный проем, где только что скрылся его сослуживец.
    Тут подоспела китайская шутиха.
    Из сопла ракетки вырвался сноп искр, во все стороны полетели снежные вихри, поднятые пороховым ускорителем, миниатюрный китайский аналог «Фау-2» сорвался со штыря, секунду постоял на столбе пламени, как бы раздумывая, куда ему следует лететь, затем опрокинулся набок и с жутким свистом помчался через улицу прямо на застывшего в ступоре Клюгенштейна.
    Ракета пересекла проезжую часть, проскочила сквозь чугунную решетку, чудом не задев прутья, и ворвалась на территорию дворика.
    Перевозбужденный и лишившийся товарища конвоир развернулся на свист, увидел несущийся на него темный предмет, отпрыгнул в сторону и в отчаянии дал длинную очередь от живота.
    Рыбаков и братки автоматически распластались на земле.
    Несколько пуль с визгом отрикошетили от ограды, парочка попала в припаркованный у тротуара древний «ниссан» с правым рулем, остальные расколотили витрину мебельного магазина.
    В шутиху не попало ни одной.
    А вот китайский снаряд, в отличии от разленившегося и страдающего ожирением сотрудника «Крестов», не сплоховал и воткнулся точнехонько в середину груди стрелка. Милиционера отбросило на асфальт, перевернуло через голову и проволокло пару метров. Автомат брякнулся на асфальт. Конвоир тонко заверещал, замахал руками и попытался сбросить с себя бронежилет. Но не успел. Внутри шутихи что-то глухо взорвалось, полетели обгоревшие кусочки картона и пространство в радиусе трех метров от поверженного стража порядка заволокло вонючим черным дымом.
    Рыбаков и Ди-Ди Севен первыми вскочили на ноги.
    – Фирменный магазин, говоришь?! Пойдет, куда надо?! – рыкнул Денис. – Валим отсюда!
    Братки организованной кучкой побежали прочь от места происшествия.
* * *
    Ортопед схватил мычащего сержанта за грудки, вырвал у него автомат и двинул кулаком по шапке сверху вниз, будто забивал гвоздь. Милиционер закатил глаза и осел возле стены.
    Мизинчик одним движением отцепил от себя резиновый шнур и страховочный трос, содрал маску и уставился на тело в бушлате, которое ему посчастливилось поднять с земли.
    – Во, блин! То-то мне показалось, чо он легковат для Глюка.
    – Глухой форшмак*, – горестно выдал Ортопед и пнул носком ботинка неподвижного сержанта.
    Во дворе загрохотала автоматная очередь, сопровождаемая пронзительным свистом.
    – Линяем! – Ортопед подхватил AKC поверженного милиционера и первым помчался к лестнице черного хода.
    Сверху по той же лестнице уже неслись Пых с Лысым.
* * *
    Клюгенштейн заметил, как в скверике на противоположной стороне улицы несколько знакомых фигур попадали на землю, едва милиционер нажал на гашетку.
    «Привычка, блин», – с теплотой подумал Аркадий и стал наблюдать за заполошными действиями конвоира, в которого угодил летающий снаряд.
    Цирик* отплевывался, надсадно кашлял и сучил ножками. Но не вставал. Видать, динамический удар в грудь оказался слишком силен для привыкшего к сидячей жизни милиционера.
    Распахнулась дверь служебного входа, и во двор выбежали коллеги потерпевшего. На Глюка зачем-то наставили сразу три автомата.
    – Не шевелись! – возопил пузатый старшина с перепачканым кетчупом ртом.
    – Я, блин, тут ни при чем, – резонно заметил Аркадий и показал руки.
    – Замри! – выкрикнул молоденький ефрейтор с бегающими испуганными глазами.
    – Э, мужики, – Глюку не понравилась излишняя нервозность охранников. – Вы, блин, перестаньте в меня пушками-то тыкать. А лучше этим займитесь, – браток поглядел на поверженного конвоира из тюремной машины.
    – Чем ты его?! – патетически воскликнул старшина, брызгая слюной.
    На крыльце материализовался наспех одетый капитан со свернутым в трубочку красочным журналом и мгновенно оценил происходящее.
    – Крыско и Лившиц! – гаркнул офицер. – Подсудимого – в камеру! Свинарский, Кацман и Потеребенько – в оборону!
    Старшина и ефрейтор схватили Глюка за руки и поволокли к дверям суда, остальные милиционеры рассеялись по двору, грозно выставив перед собой стволы коротких автоматов.
    Капитан склонился над глухо матерящимся конвоиром.
    – Кто это был?! И где Моромойко?!
    – Да пошел ты! – неожиданно внятно крикнул контуженый страж порядка. – Все, я увольняюсь! Хватит с меня!
    Над приборной доской в кабине автозака поднялась голова водителя, упавшего ничком на сиденье в самом начале происшествия, и кивнула, соглашаясь с выстраданным мнением сослуживца.
    – Где Моромойко?! – не успокаивался капитан.
    – Там! – Лежащий на спине конвоир ткнул пальцем в дом напротив здания суда. – Там ищите!
    – Зачем он туда ушел?! – разозлился капитан. – Вы что, инструкции позабыли, мать вашу?!
    – Его унесли, – забормотал контуженный. – Человек в черном…
    – Какой, на хрен, человек в черном?! – капитан наклонился пониже, ловя каждое слово теряющего сознание милиционера.
    – Бэтмен, – булькнул конвоир. – Это был Бэтмен…
* * *
    Братки во главе с Рыбаковым миновали анфиладу проходных дворов, которыми так славен центр Петербурга, и затормозили у какого-то кафе.
    Денис стащил с головы вязаную шапочку и вытер лоб.
    – Ну вы, блин, даете!
    Товарищи по борьбе смущенно потупили глаза. Крыть было нечем. Даже неудача Ортопеда и его группы ничуть не умаляла идиотизма с китайской шутихой.
    Происшедшее напомнило Рыбакову недавнюю попытку Комбижирика и Гугуцэ напугать слишком несговорчивого шведского бизнесмена. Тот остановился в гостинице «Европейская» и каждое утро совершал пробежки вокруг Русского музея.
    Суть претензий братанов к коммерсанту сводилась к тому, что последний напрочь отказывался перевозить в Скандинавию под видом удобрений ядерные отходы со станции в Сосновом Бору. Сию гениальную операцию придумал неутомимый Гугуцэ, случайно прознавший о том, что захоронение отработанного атомного топлива приносит неплохие дивиденды. Он быстро дотрещался с директором ЛАЭС*, который был потрясен громадьем планов бритоголового радетеля экологии, организовал отряд сопровождения, в задачу которого входил отстрел местных «зеленых», буде тем придет в голову блокировать дорогу, и вывез с территории станции три железных ящика с радиоактивным мусором.
    Из-за неуступчивости скандинавского партнера контейнеры зависли на складе одной строительной фирмы, которую охраняла бригада Гугуцэ.
    Борис немного пошевелил мозгами и понял, что шведа необходимо припугнуть. Прямой штурм «Европейской» был затруднен слишком большим количеством охранников и персонала, так что «наезжать» следовало именно во время утренней пробежки бизнесмена. Причем так, чтобы скандинав не смог бы потом обвинить в этом Гугуцэ и его людей.
    На помощь старому другу тут же пришел инициативный Комбижирик, предложивший пальнуть в бегуна из гранатомета, заряженного учебной болванкой. Мысль Гугуцэ понравилась, хотя он и засомневался в том, что швед по достоинству оценит проявленный гуманизм. Как и в том, что после соприкосновения лба изнеженного западного коммерсанта с полуторакилограммовым куском дерева, движущимся со скоростью двести метров в секунду, скандинав будет способен на нечто большее, чем просто лежать в реанимации и дышать через трубочку.
    Комбижирик развил идею, заменив деревяшку на пакет с кефиром, прикрепленный к трубке с порохом.
    Это уже было более реально и менее опасно для объекта.
    Два бугая загрузились во взятую напрокат «волгу» и ровно в семь утра встали на Пушкинской площади.
    В пятнадцать минут восьмого на пороге отеля появился радостный швед, взглянул на темное, затянутое низкими тучами небо и потрусил по направлению к набережной канала Грибоедова. Комбижирик положил на плечо трубу РПГ-29 «Вампир»*, выбранный среди трех предложенных вариантов из-за малой скорости гранаты, и нажал на спусковой крючок. Примотанный изолентой к реактивному двигателю литровый пакет с кисломолочным продуктом фабрики «Петмол» отправился в свое последнее путешествие. Но братки не учли хитрые законы аэродинамики. Картонный параллелепипед быстро отклонился от первоначальной траектории, пронесся мимо центрального входа в «Европейскую» и влетел в открытое боковое окно «мерседеса», появившегося на перекрестке Невского проспекта и Думской улицы. Водитель получил мощный удар в правую скулу, резко вывернул руль и впилился в роскошное панорамное пекло ювелирного магазина «Побрякушки Бананова». Фонтанирующий разодранный пакет застрял между передними креслами лимузина.
    На случай промаха у Комбижирика была домашняя заготовка в виде купленного накануне бумеранга. Пока Гугуцэ оценивал происходящее, Георгий Собинов. выскочил из машины и метнул искривленный кусок австралийского дуба в остановившегося шведа. Бумеранг прошел до витрины ресторана «Садко», красиво взмыл над крышей и пропал из виду.
    Спустя секунду откуда-то сверху раздался крик, и на улицу спланировала широкая лопата для уборки снега. Вслед за инструментом с крыши свалился мужик в телогрейке и завис на уровне верхнего этажа гостиницы, раскачиваясь на привязанной к поясу веревке.
    Невредимый скандинавский коммерсант бросился наутек.
    Комбижирика такой расклад никак не устроил, и он был вынужден прибегнуть к последнему оставшемуся аргументу – спортивному луку со стрелами, заканчивающимися резиновыми набалдашниками. Первая стрела разбила окно на втором этаже, вторая свалила выбегающего на улицу швейцара, зато третья попала точно в цель. Швед покатился кувырком и впилился в борт черного «лексуса». Из машины тут же выскочили двое братков и прямо на глазах Гугуцэ с Комбижириком выставили почетному гражданину Стокгольма крупную предъяву, подкрепив свои слова затрещиной,
    – Будете за нами! – зычно крикнул Комбижирик, видя, что бизнесмена начали заталкивать в салон «лексуса».
    Владельцы пострадавшей машины для порядка дали шведу еще одну оплеуху и перетерли ситуацию с подбежавшим Гугуцэ. Разговору немного мешали дикие вопли о помощи, исторгаемые раскачивающимся на высоте двадцати метров дворником, но тема базара была столь серьезна, что на призывы несчастного уборщика крыши возбужденные братаны не обратили никакого внимания.
    Общее мнение сложилось быстро. Коммерсанта развели на три тысячи семьсот долларов, тыкая носом во вмятину на дверце и вменяя ему в вину напрасно использованный гранатомет. Под конец разговора разошедшийся Комбижирик обвинил скандинава в ухудшении российско-шведских отношений и подсунул ему на подпись договор о транспортировке отходов.
    Вернее, браток думал, что это договор об отходах, а на самом деле по невнимательности вытащил из кармана и сунул на подпись коммерсанту бланк доверенности на управление маленькой животноводческой фермой. Тот подмахнул не глядя эту дурацкую бумажку, отдал кредитные карточки, назвал код для банкомата и резво удрал в свой номер. Доверенность Комбижирик тут же спрятал в карман.
    На обратном пути Гугуцэ захотел насладиться успехом и развернул бумагу на коленях. После чего неуправляемая «волга» с дико орущим верзилой в кресле водителя протаранила затормозивший троллейбус, а Комбижирик был вынужден на две недели отложить все свои дела и пристраивать контейнера с фонящим мусором. В конце-концов ему это удалось и груз ушел в суверенную Грузию. Как высказался потом Рыбаков – «Для улучшения демографической обстановки»…
    – Это просто праздник какой-то, – хмыкнул Садист. – Чо делать-то будем?
    – Попробуем достойно завершить начатое, – вздохнул Денис. – Если только суд не отложат… И найдите мне Ортопеда. Он должен где-то рядом болтаться.
* * *
    Кабаныч так спешил на подмогу друзьям, что не заметил выехавшего с боковой улицы мотоциклиста в униформе сотрудника ГИБДД и его коллег, застывших на перекрестке.
    Четырехтонный песочный «Hummer» отбил бампером переднее колесо мотоцикла, переехал метровым задним колесом ногу упавшего «ментозавра», прокатился по тротуару, царапнул гофрированной подножкой борт патрульной машины и пересек двойную разделительную полосу. Затем армейский внедорожник взревел сиреной, приложил огромным «лопухом» бокового зеркала по носу толстому лейтенанту, взрыл зацепами всепогодных покрышек смерзшуюся землю газона, отбросил на кучку свежего собачьего кала долговязого старшего сержанта, рвущего с плеча автомат, смял урну, содрал кору с молодого деревца и резко остановился у светофора, качнувшись на трехслойных рессорах.
    Плохо закрытая правая передняя дверца распахнулась и смачно вмазала по физиономии подбегавшему капитану. Старшего мобильного поста ГИБДД отшвырнуло назад. Жирное тело шмякнулось на ледяной бугор, съехало с него головой вперед и замерло у истерзанной местными хулиганами садовой скамейки.
    Движение на улице замерло.
    – И как у нас с документами? – осторожно поинтересовался единственный оставшийся на ногах инспектор.
    – Примерно так же, как и с тормозами, – мрачно ответил Кабаныч, пытаясь нащупать забытые дома права.

Глава 9 ЯПОНЕЦ В СОБСТВЕННОМ САКЭ

    – А-а, – сидящий на подоконнике Денис вяло махнул рукой. – Сказала, чтоб ждали…
    – Долго?
    – Час, два… Не знаю.
    – Ты особо не беспокойся, – посоветовал юрист. – Рассмотрение дела все равно состоится. Раз твоего дружбана с кичи привезли, то просто так обратно не отправят. Волосатый своего добьется.
    Из-за происшествия во дворе время судебного заседания сдвинулось вперед. На место прибыла опер-группа РУБОПиКа, вслед за ней подтянулись следователи из ГУВД и принялись прочесывать окрестности.
    Младшего сержанта Моромойко обнаружили почти сразу – в коридоре третьего этажа дома напротив здания суда. Милиционер пребывал в бессознательном состоянии и напрочь отказывался из него выходить. Тем не менее старший следователь с Захарьевской начал лупить Моромойко по щекам, громко требуя, чтобы тот указал направление, в котором скрылись похитившие автомат преступники. Конец избиению младшего сержанта положили врачи из «скорой», вырвавшие пострадавшего из рук разошедшихся офицеров ГУВД и забравшие его в больницу. Стонущий конвоир, получивший ракету в грудь, отправился на второй машине.
    Лишившись обоих свидетелей, следователи впали в транс, полчаса бессмысленно бродили по двору и дергали резиновый трос, пытаясь понять, зачем для похищения одного АКСУ потребовалось затевать столь сложную и дорогостоящую операцию. В результате один из дознавателей выдвинул прогрессивную мысль о том, что преступление совершила группа «верхолазов-энтомологов», приведя в качестве доказательств своего суждения найденные лебедку, тросы и сачок. Его коллегам такое объяснение понравилось, и они помчались на службу, дабы выписать санкции на обыск во всех альпинистских клубах города и окрестностей и вызвать на допросы членов общества любителей бабочек.
    Оставшиеся без чуткого руководства следователей, опера РУБОПиКа рассеялись по коридорам суда, а прибывшие в качестве усиления сотрудники СОБРа ушли греться в свой микроавтобус.
    – А ты чего не на процессе? – поинтересовался Рыбаков.
    – Задолбало, – признался Воробьев. – Шмуц уже второй час речь толкает.
    Денис немного наклонился вперед и посмотрел сквозь полуоткрытую дверь в зал, где шло очередное разбирательство претензий Руслана Пенькова к газете «Комсомольская правда». Самого демократа-правдолюбца видно не было, зато его адвокат предстал перед глазами Дениса во всей красе. Юлий Карлович Шмуц подпрыгивал на трибуне для выступлений, обличающе тыкал пальцем в ворох бумаг, регулярно выбрасывал вперед руку и сильно напоминал бесноватого фюрера, выступающего перед соратниками по случаю десятой годовщины «пивного путча».
    – А какие у тебя перспективы? – спросил Рыбаков.
    – Такие же, как и в прошлые разы, – усмехнулся Воробьев. – В иске им откажут, они подадут кассационку и обвинят судью в предвзятости.
    – В чем суть нынешних претензий?
    – Ничего нового, – юрист прикурил. – Армянских дел мастер* опять возмущен поруганием памяти своей патронессы и требует миллион рублей за ущерб. Фигня. От Русико уже все устали. Но его крики о ментовском беспределе навели меня на интересную мысль.
    – Поделись, – предложил Денис.
    – Русико орет о том, что никак не может найти мусоров, которые его обыскивали сразу после убийства патронессы. Типа, они были в масках, и теперь не узнать, кто именно свистнул его радиотелефон и бумажник.
    – Врет он про мобилу и лопатник, – уверенно заявил Рыбаков.
    – Может, и врет, – легко согласился Воробьев. – Но не в этом дело. Немного поразмышляв на эту тему, я пришел к выводу, что ментовский беспредел можно довольно легко остановить. У меня родились две идеи*. Одна по «маскам-шоу»*, другая касается дорожных инспекторов.
    – Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Денис.
    – Первая идея: что сделать, дабы люди в масках не чувствовали себя неуязвимыми и не пинали всех подряд? Оказывается, решение довольно простое. Им всем надо перед каждой операцией выдавать номера. На грудь и на спину, как лыжникам. И еще указывать, какой структуре принадлежит номер… Тогда любой пострадавший может прийти в ту же прокуратуру и конкретно указать, кто его бил. Прокурор дает запрос, кому принадлежал в тот день номер такой-то, и пошла разборка.
    – Ага, щас! – хмыкнул Рыбаков. – Ты что, не знаешь, как у нас прокуратура работает? Отпишутся, что не было такого номера, и все. Ветошных прокуроров уже давным-давно нет.
    – Не все так печально, – защитник свободы отрицательно покачал головой. – Здесь главное – наличие бумажки и то, что в ней накалякано. Ведь одно дело, когда терпила пишет «неизвестные люди в масках», и совсем другое – «сотрудник такого-то под разделения под таким-то номером». Проверка обязательно состоится. Пусть поначалу корыта дворницкие*, – Воробьев ненавязчиво продемонстрировал что и он неплохо знаком с феней, – будут по старинке заявы под сукно запихивать. Не о том речь! А о том, что при подобном раскладе сами собровцы или омоновцы уже не будут чувствовать себя неуязвимыми и поостерегутся дубасить всех без разбору.
    – Возможно, ты и прав, – Денис поставил ног на радиатор парового отопления. – А что с ГИБДД
    – Аналогично, – гордо сказал Андрей. – При любой остановке машины инспектор сначала заполняет специальный именной талончик – номер автомобиля, время, причина остановки. Выдает его водителю, а уж затем просит предъявить документы. У водилы на руках остается подтверждение, что его стопорнул конкретный мусоренок, и бумажка с обоснованием остановки. С такой бумажкой можно легко идти в суд, если чем-то недоволен.
    – Мысли у тебя хорошие, – грустно сказал Рыбаков. – Но, боюсь, преждевременные. Пока у ментов есть планы на задержания и раскрытия, твои идеи останутся невостребованными.
    – Да, это проблема…
    – А почему ты не опубликуешь статью на эту тему?
    – Времени нет писать, – признался юрист. – Я дома только к полуночи появляюсь. Какая статья? Одно желание – выспаться.
    – Есть еще выходные.
    – Тоже занят…
    – Женщины? Шнапс? – язвительно предположил Денис.
    – Иногда. Но крайне редко.
    – Это ты зря.
    – Сам знаю. Но времени действительно нет.
    – Можно Гоблина попросить. Он ментов страсть как не любит. Будет только рад посодействовать.
    – Гоблин – это кто? – не понял Воробьев.
    – Димка Чернов.
    – Я не знал, что его так называют… Да, он подойдет. Только, боюсь, что вывод его статейки будет несколько иной, чем я бы сделал.
    – А ты поправь, – сказал Рыбаков. – Будешь материал утверждать, вот и внеси коррективы.
    – Дулю тебе, а не коррективы! – Воробьев сложил фигуру из трех пальцев. – Мне еще на своих ногах ходить не надоело.
    – Гоблин добрый, – протянул Денис.
    – Когда касается его текстов, то нет, – отрезал Андрей. – Он моего зама в «Калейдоскопе» чуть с третьего этажа не выбросил. Тот ему чего-то подправил, Чернову не понравилось, ну и понеслось. Димка явился в юротдел, схватил Костю за шиворот и вывесил из окна на улицу. Держал, гад, одной рукой.
    – Он может, – хихикнул Рыбаков.
    – Костик верещит, тетки из отдела орут, – продолжил юрист, – секретарь тоже орет. Главный редактор прибежал… А Димка Костю трясет и вопит, чтоб тот немедленно отменил свою правку. Костя бы рад что-нибудь ответить, да не может. Галстуком горло передавило. На Чернова охранник дернулся. Димон его в нокаут и отправил. Только главред смог как-то разрядить ситуацию, уговорил твоего Гоблина, пообещал, что с ним советоваться будут насчет исправлений…
    – Да, Гоблин – это тебе не Бухарчик, – развеселился Денис.
    При упоминании собрата по перу, на пару с которым Андрей создавал детективные романы, юрист немного помрачнел. Второй из «Братьев Питерских» приятельствовал с Русланом Пеньковым и постоянно пытался вставить о нем что-нибудь хорошее в совместные произведения, чем регулярно выводил Воробьева из состояния хрупкого душевного равновесия. Андрей то и дело вымарывал из рукописей многостраничные славословия в адрес питерской демтусовки, но Михаил Бухарчик не успокаивался и все равно уснащал романы ссылками на светло-синего «правозащитника».
    – Где, кстати, твой соавтор? – осведомился Рыбаков. – Что-то давненько я о нем не слышал.
    – Я тоже! – зло рыкнул Воробьев. – Из-за него последняя повестуха встала! Мои главы готовы, а у него конь не валялся. Миша опять занят. К нам какие-то придурки из Белоруссии явились, оппозиционеры чертовы, так он с ними болтается. Некие Козлевич и Фядуто-Немогай…
    – Демократ, однако, – едко констатировал Денис и увидел в конце коридора понурого Ортопеда. За спиной у Грызлова прятался Мизинчик. – Все, Андрюша. Извини, у меня появилось одно неотложное дело…
    Юрист кивнул и поплелся в зал, где адвокат Шмуц уже перешел к прямым оскорблениям красной от ярости судьи.
* * *
    Резван Пифия заколотил в боковину деревянного корпуса самопальной бомбы последний гвоздь, отряхнул испачканные костной мукой руки и отступил от стола на шаг.
    Старовойтов и Песков радостно переглянулись.
    – Осталось вставить детонатор, – значительно произнес Григорий.
    Пифия погладил обшарпанный баллон с газом.
    – Сегодня вечером, – Стульчак мечтательно закатила глаза.
    – Как повезем? – спросил Альберт.
    – В багажнике, – решительно заявил Старовойтов. – Тут ехать-то всего ничего. Мимо суда, потом направо и мы на месте.
    – Выпить бы, – Резван сглотнул и покосился на выставленные в углу три бутылки портвейна «Массандра».
    – Потом отметим, – Григорий пресек поползновения электрика. – Давай, вставляй запал…
    Пифия шумно хлюпнул носом, но спорить с главарем ячейки не стал.
    В проделанное для детонатора отверстие коробочка с порохом не вошла.
    – Ну вот! – огорчился Резван. – Опять все переделывать!
    – Дай я! – Старовойтов вырвал запал из рук Пифии и попытался затолкать ее внутрь ящика с костной мукой.
    Борьба увенчалась частичной победой Григория. Коробочка провалилась в ящик, но треснула и рассыпавшийся порох равномерно распределился по верхней крышке «взрывного» устройства.
    – Дьявол! – Старовойтов оценил результаты своего труда.
    – Надо досыпать пороха, – предложил Песков.
    – Много – не мало, – согласилась Стульчак.
    Пифия схватил газетный сверток и вытряс порох в отверстие. Из дырочки в кульке просыпалось немного черного порошка, протянувшегося дорожкой от ящика к краю стола.
    – Так нормально, – удовлетворенно выдохнул Григорий. – Ты таймер на какое время поставил?
    – На шесть, – Резван вновь посмотрел на бутылки с мутной розовой жидкостью. – У нас почти пять часов осталось…
    «Революционеры-монетаристы» задумались. Перед ними в полный рост встала проблема, как скоротать время до подрыва памятника.
    – Ладно, – решился Старовойтов. – Один флакон мы можем раскатать. Но один! Остальные – вечером. Под выпуск новостей.
    Последователи Халтурина предвкушающе оскалились.
* * *
    Со стороны наскакивающий на унылых Ортопеда с Мизинчиком, Рыбаков смотрелся как обнаглевший карликовый пудель, разрывающийся от лая перед мордами двух флегматичных английских бульдогов.
    – Я, блин, медали на Монетном дворе закажу! – вопил Денис. – «За идиотизм»! Зачем вы поперлись на эту долбанную крышу?! Господи, ну зачем вы это устроили?! Все же было подготовлено! Мы же с тобой, Миша, в ментовке были! Судья подготовлен, дело модифицировано! А вы?! Что вы натворили?!
    Мизинчику стало жарко, он распахнул пальто и явил миру белую плиссированную манишку.
    Денис сбился с мысли и замолчал.
    – Да мы, блин… – сокрушенно выдал Ортопед. – Мы думали, типа, отобьем…
    – Зачем?! – по-новой завелся Рыбаков. – И что потом с Глюком делать?! Белое-черное* ему заказывать?! Или в Бразилию* его отправлять по багажной квитанции?! Как чучело снежного человека, в ящике с дырками?!
    Мизинчик и Ортопед горестно вздохнули.
    – Нет, вы все-таки ненормальные, – резюмировал Денис.
    Братки опустили глаза.
    Рыбаков посмотрел по сторонам. Во дворике, куда он увел для разбирательства Ортопеда и Мизинчика, кроме них троих, никого не было. Только у арки торчал Тулип, наблюдавший за броуновским движением оперов РУБОПиКа.
    – Хорошо еще, чо Армагеддонца с собой не взяли, – буркнул Грызлов.
    – А что, была и такая мысль? – обреченно спросил Денис.
    – Угу…
    Армагеддонец, в миру – Василий Могильный, был склонен к проведению масштабных акций с использованием тяжелых видов вооружения. Он трижды делегировался для разборок с зарвавшимися барыгами и все три раза не оставлял камня на камне от их офисов и магазинов. В последнем случае Армагеддонец подогнал к мебельным складам угнанный в области ТО-55* и выжег территорию размером с небольшой город. Коммерсант, который задолжал одному из братков всего двенадцать тысяч долларов, а лишился имущества на шесть миллионов, попал в больницу с инфарктом.
    Мизинчик неожиданно хрюкнул и попытался скрыть улыбку.
    – Ты чего? – грозно осведомился Рыбаков.
    – Да, блин, историю про Армагеддонца вспомнил…
    – Про зубы? – оскалился Ортопед.
    – Ну…
    – Что за история? – Денис поднял брови.
    – Как он к своему приятелю-стоматологу приходил, – Мизинчик сморщил нос.
    – И что?
    – Ну, – Мизинчик переступил с ноги на ногу. – Пришел, блин, дружбана проведать, а того заведующий отделением к себе вызвал. Дружбан Армагеддонца в кабинете оставил, типа, чтоб посидел, подождал… Васька халат белый примерил, шапочку. Скучно ведь, блин. Тут какая-то баба приходит, вся в золоте, и в кресло – бух! «Доктор, – говорит, – у меня зуб мудрости страсть как болит, не могли бы вы его вырвать?» Армегеддонец, блин, чувачок сострадательный, решил посодействовать. Хвать щипцы – и к ней! «Какой, – спрашивает, – зуб?» Баба ему пальцем показала, Армагеддонец ее одной рукой к креслу прижал, чтобы, типа, не дергалась, щипцами чо-то нащупал и ка-ак дернет! Что тут началось! Баба Ваську от себя отшвырнула, с кресла спрыгнула и деру! Едва дверь не снесла… Армагеддонец за ней. «Мадам! – орет. – Куда же вы?!» Та по лестнице чесанула, блин, как спринтер, медсестру с ног сбила. Короче, не догнать… Армагеддонец плюнул и в кабинет вернулся. Щипцы осмотрел – нет зуба. Хотя все в крови. Через десять минут к больнице подлетают два черных джипера, оттуда вываливают, блин, чисто конкретные ребята – и шасть по коридору. Васька как такое увидел, решил просто так не сдаваться, из кабинета выскочил и в стойку встал. Даже халат снять не успел… Пацаны подбегают и спрашивают – ты, мол, тетке десять минут назад зуб драл? Армагеддонец кулаки выставил и кивает. Тут старший пацанов вперед выходит и пачку баксов Ваське протягивает. Тот в непонятке… «Чего, – говорит, – ты мне деньги пихаешь? Я ж, типа, не завершил работу…» – «Завершил! – орет пацан. – На сто процентов завершил! Ты, – говорит, – моей теще язык вырвал!»
    Ортопед и Мизинчик довольно заржали.
    – Ужас, – Рыбаков схватился за голову. – С кем мне приходится работать!
* * *
    Надежда Борисовна Ковальских-Дюжая подъехала к зданию суда Центрального района около часа дня. Она остановила серебристый «Renault Megane Scenic» неподалеку от главного входа, подправила макияж, потрепала по загривку своего ротвейлера, которому доверяла больше, чем сигнализации, и выплыла из машины.
    Пройдя по широкой лестнице и вальяжно кивнув сидящему у конторки милиционеру, следователь прокуратуры узрела топчущихся у запертой двери в служебное помещение Панаренко и Нефедко и направилась к ним.
    Через полминуты после того, как Ковальских-Дюжая вошла в здание, из-за угла дома появился Ди-Ди Севен и прогулочным шагом направился к ее микроавтобусу…
* * *
    Судья Зинаида Валерьяновна Коган ополоснула прозрачный стеклянный чайник, набрала в него воды и, выйдя из туалета, двинулась по коридору. Прежде, чем она добралась до лестницы, ей пришлось миновать трех ассенизаторов, тянувших через распахнутое окно канцелярии толстый ребристый шланг, и осторожно, дабы не запачкать светлый деловой костюм, купленный по дешевке у отъезжающей на постоянное местожительство в Израиль подруги, проскользнуть между стеной и насосом.
    Ремонтники приезжали в суд уже в третий раз за десять дней, героически боролись с изношенной канализацией, забивавшейся где-то на уровне третьего этажа, однако их усилия приносили мало пользы. Проходили сутки-другие и все начиналось сначала. Ассенизаторы ругались, ковыряли в трубах длинными щупами, крутили рукояти пятиметровых спиралей, призванных пробить любой засор, но тщетно. По канализации гуляла какая-то мощная пробка, проявлявшаяся в совершенно неожиданных местах.
    Под лестницей у ящика с песком судья Коган заметила двух высоких коротко стриженных парней, один из которых баюкал перевязанную левую руку. Молодые люди были одеты в костюмы, и Зинаида Валерьяновна посчитала их сотрудниками РУБОПиКа, коих в здании находилось изрядное количество.
    – Работаем, – шепотом сказал Ла-Шене, стоявший лицом к проходу.
    – Панаренко, конечно, баба хорошая, – Эдиссон расправил плечи, – но я бы ей порекомендовал относиться к судьям более сдержанно.
    – Что ты имеешь в виду? – притворно удивился Игорь Берсон, поправляя перевязь.
    – Не стоит ей говорить вещи, в которых она не уверена…
    Зинаида Валерьяновна преодолела первые три ступеньки и немного замедлила шаг.
    – Это просто некрасиво, – продолжил Эдиссон. – Она же не знает судью. Зачем же заранее обижать человека? Тем более – обзывать ее жидовкой.
    Коган остановилась.
    – А она так сказала? – «изумился» Ла-Шене.
    – Полчаса назад, – трагическим голосом выдал Дмитрий Цветков. – Во всеуслышание заявила, что Коган – жидовка и что этот обвиняемый – тоже жид. И она, типа, не удивится, если, я цитирую, «эта пархатая дура пойдет навстречу соплеменнику». Представляешь себе?
    – В последнее время Ирина Львовна какая-то нервная стала, – Берсон украдкой сверился со шпаргалкой.
    – Не то слово!
    Зинаида Валерьяновна задохнулась от ярости.
    – Я слышал, – Ла-Шене немного понизил голос, – что у Панаренко к нынешнему судье какие-то личные счеты.
    – Не без того, – очень серьезно подтвердил Эдиссон. – Но знаю только со слов ее сокамерника*… Вроде Ирина Львовна хвасталась, что отбила у Коган законного мужа.
    – Серьезно? – «поразился» Берсон.
    При подготовке к мероприятию было выяснено, что судья в разводе, который случился всего полгода назад и сопровождался бурным скандалом. Секретарь суда, к которой мягко подвели одного профессионального актера, изредка сотрудничавшего с командой, рассказала в кабаке, что Коган очень переживала разрыв с супругом и всеми силами желала узнать, кто именно разрушил ее недолгую семейную жизнь.
    У Зинаиды Валерьяновны потемнело в глазах.
    – За что купил, за то и продаю, – кивнул Эдиссон. – По крайней мере, в койку она его затаскивала. Видишь, как тут все переплетено?
    Ла-Шене «сокрушенно» вздохнул.
    – Ладно, – Цветков взглянул на часы, – тебя до отдела добросить?
    – Поехали, – согласился Берсон.
    Братки затушили сигареты в песке, вышли из-под лестницы и неспешно затопали на выход.
    Коган стиснула зубы и резво взбежала на свой этаж, расплескивая по пути воду. Дикая злоба на сучку с Захарьевской душила Зинаиду Валерьяновну. Судья грохнула чайник на стол, заперла кабинет и принялась яростно листать материалы уголовного дела на гражданина Клюгенштейна, стараясь найти в нем подтверждения профессиональной некомпетентности следователя Панаренко.
    Спустя две минуты перекошенное лицо судьи Коган разгладилось, и на ее губах появилась мстительная улыбка.
* * *
    Денис спустился с крыльца и заметил Ди-Ди Севена, бегающего вокруг серебристого микроавтобуса. По салону метался ротвейлер, орошал слюнями стекла, время от времени начинал драть зубами обивку передних кресел и приглушенно ревел. Помимо потеков слюней внутренние поверхности боковых стекол были измазаны чем-то темным.
    Рыбаков понаблюдал за тем, как приятель дразнит собаку, пожал плечами и отошел за угол к стоящим кругом Горынычу, Паниковскому и Садисту. Олег живописал недавно приехавшим браткам подробности прыжка Мизинчика. Те восхищённо внимали.
    Через минуту к коллективу присоединился довольный Ди-Ди Севен.
    – Зачем пса изводил? – поинтересовался Денис.
    – Это не просто пес, – Ди-Ди Севен цыкнул зубом. – Это, блин, кобель той заразы, которая меня два года назад усадить пыталась. Ковальских-Дюжая, как сейчас помню. Сволочь первостатейная… Все бабки вымогала за закрытие дела.
    – Видимо, ее бизнес процветает, – Рыбаков прислонился к водосточной трубе. – Тачка минимум двадцать штук бакинских стоит.
    – Уже нет! – хмыкнул браток.
    – Пес себе пасть, блин, об железо не повредил? – озаботился Паниковский, у которого дома жил такой же ротвейлер. – Чо там за полосы темные на стеклах?
    – Не боись, – отмахнулся Ди-Ди Севен. – Это дерьмо. Псин обосрался от злобы и размазал. Равномерно, блин…
    Братки рассмеялись.
    – Ментов надо давить, – Горыныч высказал давным-давно известную всем нормальным людям мысль. – Мы тут, блин, племяша Носорога встретили… – Даниил замолчал.
    – И что? – не понял Денис.
    – Мусора у него опять обыск сделали…
    – Бывает. – Рыбаков индифферентно пожал плечами.
    – Ага! – насупился Горыныч. – Ты не знаешь, как! Племяш с работы приходит, видит – дверь, блин, сломана… Думал, хату обнесли.
    – Ту самую, где раньше Носорог жил? – уточнил Садист.
    – Ну… В квартире – голоса, – Горыныч полез в карман за сигаретами. – Заходит, а там, блин, следаки с охотниками*, полный разгром, шмотки из шкафов на полу валяются. Глаза у баллонов* хитрые-хитрые! Тут вас, говорят, ограбили… Племяш носороговский сначала не въехал, хипиш* поднял, как, кричит, обнесли? Вы ж, типа, тут… Ему и объяснили, блин, что приехали обыск делать, а дверь, типа, уже выбита была. Посмотрите, говорят, что у вас пропало. Пацан – к секретеру, где бабки лежали. Так и есть – нет лавэ. Три тонны зелени было, штука чухонских* марок… В баре пяти флаконов конины не хватает, картины эти дурацкие, на полиэтилене, тоже пропали… Остальное не взяли.
    – А что остальное-то? – спросил Рыбаков.
    – Телек у него стоит, с экраном здоровенным… ну, этим…
    – Плазменным, – подсказал Паниковский.
    – Точно, блин, плазменным! – закивал Горыныч. – Видик хороший, в прихожей три куртки кожаных… Непонятка какая-то. Если б его, блин, скачошники* бомбанули, то телек с видиком точно б вынесли… А по наводке и подавно.
    – Думаешь, сами менты деньги с коньяком помыли*? – Денис протянул Даниилу зажигалку.
    – Нет базара!
    – А картины эти на фиг взяли?
    – Для отмазки, – просто объяснил Горыныч. – Типа, чтоб подозрений не было…
    – Бредовая какая-то отмазка, – протянул Рыбаков.
    – Так и менты – не Ньютоны, – вмешался Садист. – Им чо-то крупное надо было стырить, чтоб, блин, Носорогов племянник это в заяве упомянул. Если только бабки и коньяк, несолидно получается… Телевизор тащить стремно, соседи могут зацинковать*. А так эту мазню сложил, в карман запихал, и все. Полиэтилен тонкий, куда хошь влезет.
    – Верно, – согласился Денис. – Но зачем они снова обыск делали? Что искали?
    – Документы на носороговские фирмы, – изрек Паниковский. – Все шакалят, блин, имущество арестовать пытаются. И на квартиру глаз положили.
    – Эта следачка, – Ди-Ди Севен ткнул пальцем в сторону микроавтобуса со взбешенным ротвейлером в салоне, – как раз, блин, по таким делам специализируется… Пацаны о ней давно говорили, что она половине старших дворников* хаты сделала. Без конфиската, естественно. Или обвиняемые на нее переоформляли… Животное*, блин.
    На втором этаже распахнулась форточка, и на улицу высунулась голова Сулика Волосатого.
    – Господа! – вежливо сказал адвокат. – Прошу на заседание!
* * *
    Начальник линейного отдела милиции аэропорта Пулково подполковник Огурцов вышел на балюстраду, протянувшуюся над всем кассовым залом, и лег пивным брюхом на парапет, пытаясь определить источник визга, доносящегося откуда-то снизу.
    Но солидная «вторая грудь», имевшая в обхвате больше сантиметров, чем рост подполковника, не позволила Марку Антоновичу даже краем глаза выглянуть вниз. Пузо мягко пружинило о бутовые плиты ограждения, и Огурцов был вынужден изменить тактику. Дабы живот не мешал, начальник линейного отдела завалился на бок, оперся локтем и практически лег на парапет.
    Однако и этот акробатический трюк должного результата не принес. Подполковник все равно видел только треть зала. А шум раздавался от касс, расположенных аккурат под балюстрадой.
    Огурцов сполз обратно, оправил форменную рубашку и ринулся к лестнице.
    Спуск на два пролета вниз отнял у Марка Антоновича столько сил, что, когда он раздвинул животом толпу, собравшуюся вокруг места происшествия, вид у него был такой, будто подполковника только что вытолкнули из сауны, куда он забрался в полном обмундировании. Пот заливал Огурцову глаза, под мышками и вдоль хребта расплывались темные пятна. Начальник отдела тяжело дышал и обмахивал багровое лицо несвежим носовым платком.
    У кассы номер семь лежал старший сержант Пиотровский, вцепившись обеими руками в чемодан какой-то гражданки. Гражданка колотила мычащего стража порядка зонтом и беспрерывно визжала.
    – А ну, прекратить! – сипло гаркнул Огурцов. – Человек при исполнении! Это уголовное преступление – бить милиционера! По зоне соскучилась, шалава?!
    – Что-о-о?! – крикнула гражданка и пошла в атаку на подполковника. – Ты как со мной разговариваешь?! Ты, козел!
    Марк Антонович от изумления разинул рот. Оставленный в покое Пиотровский свернулся калачиком и захрапел.
    – Ты что, не знаешь, кто я такая?! – женщину немного повело в сторону. – Я главный редактор «Невского пламени»! Я – Алла Мануйлова! Да я тебя в порошок сотру! – Зонт уткнулся подполковнику чуть ниже пупка. – Да я сейчас представителю Президента позвоню!
    – Успокойтесь, гражданочка! – Огурцов взял на полтона ниже. – Сейчас разберемся…
    – Какой разберемся?! Эта пьяная сволочь хотела украсть мои вещи!
    – Кто сволочь?
    – Этот. – Женщина убрала зонт от живота Марка Антоновича и указала на Пиотровского.
    – Зачем?
    – Что «зачем»?
    – Зачем ему ваши вещи? – Огурцов напрягся.
    В свете борьбы с терроризмом патрульные милиционеры получили приказ на проверку всех подозрительных посетителей аэропорта и на тщательный досмотр ручной клади. Марк Антонович подумал, что конфликт можно будет представить как рядовой инцидент, вызванный излишним рвением его подчиненного и непониманием со стороны гражданки Мануйловой всей серьезности милицейской работы по охране общественного порядка.
    – Сами у него спросите! Если сможете понять, что он бубнит, – отрезала главный редактор «Невского пламени».
    Подполковник с трудом наклонился и начал тормошить старшего сержанта. Лев Пиотровский рыгнул, обдав начальника отдела мощным выхлопом, в котором переплелись ароматы портвейна, пива и вяленой рыбы, перевернулся на другой бок и захрапел с удвоенной силой.
    Огурцов понял бесполезность попыток вернуть старшего сержанта к адекватному восприятию реальности и разогнулся.
    – Берите свой чемодан.
    – Да-а-а?! – заорала женщина. – А кто мне заплатит за то, что этот урод порвал мою сумку?!
    – Какую еще сумку? – не понял подполковник.
    – Вот! – Толпа расступилась, и Огурцов увидел груду вываленных на грязный пол вещей, поверх которой возлежала распоротая по всей длине бежевая кожаная сумка с вышитой красной монограммой «Alla Manuylova» и логотипом «Невского пламени». – А мои платья?! А белье?! – Главный редактор топнула ногой, обутой в сапог на толстенной платформе. – Это стоит больше, чем вы все вместе взятые получаете за год!
    Марку Антоновичу надоели крики истеричной особы, и он мигнул Каасику, стоящему в толпе как раз за спиной скандалистки. Но Огурцов никак не мог себе представить, что сержант воспримет условный сигнал не как пожелание к оттеснению толпы подальше от места происшествия, а как приказ к началу рукоприкладства.
    Каасик понимающе кивнул, сноровисто выдернул дубинку и, не глядя назад, размахнулся.
    Конец резиновой палки засветил точно в глаз какому-то командировочному стоявшему за спиной сержанта. Командировочный упал как подкошенный. Толпа охнула. Дубинка описала широкую дугу и соприкоснулась со спиной Аллы Мануйловой в ту секунду, когда она открыла рот, чтобы выдать подполковнику очередную порцию оскорблений.
    Главного редактора «Невского пламени» бросило на Огурцова, и они оба рухнули под ноги собравшимся.
    Каасик перескочил через чемодан и опустил дубинку еще раз. Резиновая палка угодила по плечу Марка Антоновича, скользнула ниже и воткнулась в межягодичное пространство Мануйловой. Сержант потерял равновесие и упал сверху.
    Окна кассового зала задрожали от вопля главного редактора, ощутившей некий твердый предмет в совершенно неподобающем месте. Алла Мануйлова выпростала из кармана дубленки баллончик со слезоточивым газом и выпустила струю прямо в лицо Огурцову. К крику Мануйловой присоединился рев подполковника.
    Переплетенные тела заволокла едкая пелена. Зрители, ощутившие запах «черемухи», резво подались назад.
    Надсадно кашляющий Каасик, которому также перепала изрядная порция газа, схватил главного редактора за горло и принялся ее душить. Мануйлова в ответ вцепилась ногтями в рожу сержанту.
    Огурцов, оказавшийся в самом низу кучи малы и ничего не видящий из-за попавшего в глаза газа, ударил кулаком прямо перед собой и попал в нос Каасику. Сержант тряхнул головой и разжал руки. Мануйлова откатилась в сторону. Каасик, из-под которого вывернулась главный редактор «Невского пламени», потерял точку опоры и шмякнулся на подполковника, влепив тому коленом в низ живота. Зал огласил новый крик Огурцова. Облако «черемухи» добралось до Пиотровского и вернуло его к активной жизни. Очнувшийся милиционер поднялся на четвереньки, разлепил веки, шумно втянул носом воздух, поперхнулся, увидел кувыркающиеся поблизости тела, издал глухой возглас и бросился вперед, наклонив шишковатую голову.
    Удар пришелся в подреберье Каасику.
    Сержанта снесло на пол. Пиотровский по инерции перескочил через Марка Антоновича, задев подполковника носком сапога по многострадальной мошонке, и врезался в груду чемоданов, оставленных разбежавшимися зрителями.
    Алла Мануйлова вскочила на ноги и бросилась наутек, позабыв про вещи и про желание поставить зарвавшихся ментов на место.
    Ее никто не преследовал.
    Перевозбужденные Каасик и Пиотровский начали драку с группой немецких туристов, вылетавших в Москву на экскурсию и случайно оказавшихся на пути патрульных, несущихся в дежурную часть за подмогой, а травмированный Огурцов только и мог, что слабо стонать и яростно тереть слезящиеся воспаленные глаза.
* * *
    Денис облюбовал себе место во втором ряду, подальше от клетки, куда должны были запихнуть Клюгенштейна. Рядом чинно уселись великодушно прощенный Ортопед и усмехающийся Садист. За спиной у роющейся в своей сумке Панаренко пристроился Ди-Ди Севен с полиэтиленовым пакетом в руках. Остальные члены коллектива, мобилизованные для заполнения зала судебных заседаний, распределились по скамьям в соответствии с собственными желаниями.
    Зинаида Валерьяновна Коган взошла на трибуну, обозрела собравшихся и уставилась на пустую клетку.
    – А где подсудимый?
    Елена Виленовна Поросючиц, исполнявшая обязанности секретаря судьи, что-то прошептала на ухо низенькому капитану милиции. Конвоир кивнул и удалился.
    Пока ждали виновника торжества, Коган барабанила пальцами по одному из томов дела и с нескрываемым злорадством поглядывала на Панаренко сотоварищи.
    Глюка ввели сразу четверо охранников, завели за решетку и сняли наручники. Аркадий тут же уместился на скамье и положил ногу на ногу, приняв как ему казалось, вид невинного агнца.
    Садист фыркнул.
    – Ты чего? – шепнул Рыбаков.
    – Да, блин, щас на Глюка посмотрел и понял, почему его спиногрыз первый раз произнес слово «папа» у клетки с гориллой…
    Ортопед беззвучно затрясся.
    – Ara, – серьезно сказал Горыныч, занявший место точно позади Дениса, и немного наклонился и вперед. – А еще сынуля лет до четырех думал, что его зовут «Заткнись», Садист и Ортопед хрюкнули.
    – Хорош веселиться, – тихо попросил Рыбаков. – Нас так из зала выведут…
    Подсудимый повертел головой и сменил позу, пододвинувшись поближе к решетке. Он действительно сильно напоминал откормленную человекообразную обезьяну, по прихоти дрессировщика наряженную в слаксы и пуховый свитер с оленями на груди.
    В зоопарке Глюк бывал не раз, радуя посетителей своим сходством с питомцами обезьянника, но после истории, происшедшей с ним в середине лета девяносто пятого года, перестал там появляться. В тот июльский день Аркадий прибыл на встречу, назначенную одному барыге у вольера с павлинами. Удачно обкашляв с бизнесменом возникшие финансовые проблемы и отправив его за деньгами, браток решил прогуляться, купил в ларьке напротив загона с жирафами литровую бутылку текилы и, прихлебывая янтарную жидкость, потопал по дорожкам, внимательно разглядывая обитателей парка развлечений и читая пояснительные таблички.
    У бетонной ямы, на дне которой плескались изможденные жарой белые медведи, Глюк задержался и выслушал объяснения экскурсовода, рассказывавшей группе детишек о жизни арктических хищников. Дабы сверить свежеполученные знания с реальностью, браток перегнулся через ограждение и стал рассматривать могучих животных. И тут случилось непоправимое с точки зрения нормального человека – бутылка текилы выскользнула из кармана пиджака и плюхнулась в бассейн прямо перед носом у вожака стаи.
    Любой другой на месте Клюгенштейна махнул бы рукой на пропавший напиток.
    Но не Аркадий.
    – Стоять, блин! – заорал Глюк, перебросил свое тренированное тело через парапет, съехал по наклонной стене внутрь загона и через секунду вступил в бой с обнаглевшим хищником, зацепившим десятисантиметровыми когтями чужую бутылку.
    Из вольера громко матерящегося Клюгенштейна извлекала специальная бригада спасателей, призванная оградить занесенных в Красную книгу животных от полного истребления.
    А чучело разорванного почти пополам полярного великана установили возле входа в зоопарк…
    Секретарь Поросючиц быстро зачитала постановление судьи Коган о назначении заседания по рассмотрению жалобы гражданина Клюгенштейна на произвол следователей и его ходатайства об изменении меры пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде, села на свое место и взяла ручку.
    Зинаида Валерьяновна уставилась на Панаренко.
    – Излагайте вашу позицию.
    Ирина Львовна с достоинством приподнялась, взяла в руку лист бумаги и прочистила горло. Сидящий позади нее Ди-Ди Севен быстро сунул руку в пакет, извлек продолговатый темный предмет и положил его на освободившееся сиденье стула грозной следовательши.
    Панаренко начала издалека, с характеристики на подсудимого, полученной ею от участкового, обслуживавшего дом, где был прописан Аркадий.
    Не очень умный старший лейтенант творчески подошел к заданию и составил бумагу, в которой основной упор делался на «склонность гражданина Клюгенштейна к употреблению жидких лакокрасочных изделий» и на его тягу к хулиганским поступкам, выразившуюся в том, что он в январе двухтысячного года, в жуткий гололед «намеренно разлил тормозную жидкость перед крыльцом здания местной администрации».
    – Также довожу до вашего сведения, – Панаренко дошла до последней строчки характеристики, – что, по оперативным данным, в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году указанное лицо, работавшее грузчиком на конфетной фабрике, было лишено квартальной премии за низкий уровень культуры при очистке канализационного стока указанной фабрики. Число, подпись, – Ирина Львовна победно взглянула на адвоката.
    – Это все, конечно, весьма интересно, – протянула Коган. – Но какое отношение данная характеристика имеет к сегодняшнему дню?
    – Клюгенштейн – преступник! – выкрикнула Панаренко.
    – Протестую! – Сулик Волосатый поднял руку, – Следователь оскорбляет моего подзащитного.
    – Принимаю, – кивнула Зинаида Валерьяновна. – Переходите к сути дела.
    – Хорошо, – злобно буркнула Ирина Львовна и схватила очередной листок, – Вот рапорт патрульных, на которых напал этот гражданин. Пожалуйста – «Избил младшего сержанта Маковского…», «Отобрал оружие у рядового Ханкина…», «Нецензурно выражался…», «Ударил ногой сержанта Конопелько в область крепления к телу полового органа так сильно, что с последнего слетела шапка…»*. Разве этого не достаточно?
    По залу пронесся легкий шум. Ортопед выпучил глаза и повернулся к Денису.
    – Это не я, – быстро сказал Рыбаков. – Они сами так написали. А я решил ничего не менять.
    – Замечательно, – Коган спрятала улыбку. – Только вот в материалах дела я этого рапорта не обнаружила.
    – Мы забыли его приобщить, – сонный Нефедко поднял голову.
    – Попрошу исключить данный рапорт из круга рассматриваемых документов, – Волосатый обличительно ткнул перстом в сторону Панаренко.
    – Принимается, – согласилась Зинаида Валерьяновна.
    – Это произвол! – взвизгнул Нефедко.
    – Я делаю вам первое предупреждение, – Коган мрачно посмотрела на съежившегося следователя прокуратуры. – Еще одна такая заявка на успех, и я прикажу вас вывести. – Судья зашелестела страницами уголовного дела.
    Панаренко наклонилась к Ковальских-Дюжей и что-то прошептала. Та поджала губы и бочком выбралась из зала.
    – Черт! – Рыбаков проводил следовательшу взглядом.
    – Что такое? – обеспокоился Ортопед.
    – Так, – Денис толкнул локтем Садиста и приподнялся. – Пропусти меня…
    Опасения наблюдательного Рыбакова оправдались. Когда он выбрался из зала, Ковальских-Дюжая уже выписывала санкцию на задержание Клюгенштейна «по вновь открывшимся обстоятельствам» и инструктировала двоих рубоповцев.
    «Так я и знал, – подумал Денис, медленно проходя по коридору якобы в поисках нужной двери и прислушиваясь к словам следовательши. – Перестраховались… Что ж делать-то?! Сейчас позовут СОБР, благо он рядом сидит, и кранты…»
    Окрыленные выписанным постановлением и возможностью помахать кулаками рубоповцы побежали на выход. Надежда Борисовна с гордой ухмылкой вернулась в зал. Рыбаков огляделся. На лестничной площадке бурчал и извивался толстый шланг, откачивавший фекалии из туалета на третьем этаже.
    Денису пришла в голову прогрессивная мысль.
    Он рванул дверь ближайшего кабинета и просунул голову внутрь. Никого. На столе, как и во всех кабинетах официальных учреждений, торчал письменный прибор. Рыбаков схватил ножницы и пулей выскочил в коридор.
    Грохнула дверь с улицы, и тамбур первого этажа заполнили автоматчики в бронежилетах, возглавляемые рубоповцем с постановлением Ковальских-Дюжей в руке.
    – Ждем! – громко сказал руководитель группы захвата.
    Собровцы немного расслабились.
    Денис перекинул шланг в проем лестницы и вонзил в резину острые лезвия, вспарывая оболочку как можно глубже. Сквозь разрез хлынула бурая жижа и спустя две секунды на столпившихся в маленьком тамбуре милиционеров обрушился вонючий поток.
    Рыбаков отскочил назад. Струя фекальных вод забрызгала шлемы, ударила в стену и окатила собравшихся. От вопля, раздавшегося одновременно из десятка глоток, заложило уши. Промокшие и липкие от судейского дерьма собровцы ринулись на выход. Последним на улицу вылетел офицер, сжимавший в кулаке то, что осталось от постановления. Поручение Ковальских-Дюжей было забыто.
    Остро пахнущие стражи порядка бросились к своему микроавтобусу, откуда через секунду выпал зажимающий нос водитель. Один из собровцев занял его место, взревел мощный двигатель и машина, перескочив через трамвайные пути, унеслась в направлении улицы Чайковского.
    Денис вымыл руки, послушал горестные стенания ассенизаторов, мечущихся по обгаженной лестнице, и вернулся в зал заседаний, где Панаренко пыталась убедить судью в том, что место гражданина Клюгенштейна – только за решеткой, а на свободе он будет представлять немыслимую опасность для окружающих.
    – Нормалек? – поинтересовался Горыныч.
    – Потом расскажу, – пробормотал Рыбаков и стал прислушиваться к перебранке, внезапно возникшей между Нефедко и Поросючиц.
    Работник прокуратуры гуняво требовал внести в протокол свои возражения против нахождения в зале «посторонних», секретарь вяло отбрехивалась и косилась на Коган.
    Зинаиде Валерьяновне скоро надоели глупые сентенции Нефедко, и она приказала ему заткнуться.
    Моисей Филимонович обиженно умолк.
    – Итак, – Коган хлопнула ладонью по судейскому столу, – все аргументы обвинения я выслушала. Скажу одно – более бездарного оформления бумаг я не видела. Это не уголовное дело, а демонстрация абсолютной беспомощности всей следственной бригады и попыток подделки процессуальных документов.
    – Как так? – Панаренко откинула голову назад.
    – А так, – торжествующе отреагировала судья и раскрыла один из томов. – Подписи большинства свидетелей на основных протоколах имеют явные следы подчисток… Даты следственных действий не совпадают с датами на сопроводительных документах… Многочисленные исправления показаний свидетелей… И вообще – как вы допрашивали людей, постоянно проживающих, например, в Париже? Что это за адрес места, где проводился допрос – набережная Орфевр, дом шесть*? Вы там были в командировке? Тогда где командировочные удостоверения, ордера из финчасти ГУВД? – Зинаида Валерьяновна отложила пухлую папку. – Что ж вы молчите? – Коган не смогла удержаться и добавила. – Это вам, голубушка, не чужих мужиков в постель затаскивать…
    Следователь втянула голову в плечи, совершенно не понимая, за что на нее взъелась судья и каких мужиков она упомянула.
    Рыбаков расплылся в улыбке.
    – Основной свидетель, он же – потерпевший, как я понимаю, умер, – Коган перелистнула несколько страниц из второго тома. – Но вы чудесным образом смогли его допросить через месяц после смерти. Не поделитесь секретом, как вам сие удалось?
    – Этого не может быть! – воскликнула Панаренко.
    – Очень может быть, – себе под нос прошептал Денис.
    – С этим будут разбираться уже в другом месте, – Коган презрительно усмехнулась. – Об обнаруженных мною фактах я вынесу отдельное постановление и поставлю вопрос о возбуждении дела уже в ваш адрес, Ирина Львовна. Обвиняемый должен быть освобожден из-под стражи немедленно.
    – Протестую! – неожиданно пискнул Нефедко. – Это свинство! Судейское самодурство!
    – Конвой! – рявкнула Зинаида Валерьяновна. – Наденьте наручники на этого идиота! Я выписываю вам пятнадцать суток за неуважение к суду! Вам ясно?!
    Ошарашенному таким решением судьи Моисею сковали руки и вывели из зала. Прокурорский работник отрешенно смотрел прямо перед собой и еле переставлял ноги.
    – Мусоренка – в камеру, – Мизинчик восхищенно поцокал языком.
    – Далее, – Коган поправила прическу. – Материалы дела я оставляю у себя и завтра направлю их в городскую прокуратуру. С сопроводительным письмом, естественно. Членам следственной бригады из города не отлучаться. Считайте, что я взяла с вас подписку о невыезде. Садитесь, Ирина Львовна.
    Бледная как мел Панаренко бухнулась на свое место.
    По залу разнесся мощнейший заливистый пук, изданный хулиганской игрушкой Ди-Ди Севена. Зрители злорадно заржали.
    Ирина Львовна вскочила и ошалело вперилась глазами в коричневую колбаску, мирно возлежавшую на стуле.
    – Это!.. Это!.. – У Панаренко перехватило дыхание.
    – Обосрались, милочка? – участливо осведомилась Коган, одарив следователя голливудской улыбкой.
    Крики Панаренко потонули в громе аплодисментов.
* * *
    Денис, держа в одной руке бумажный стаканчик с кофе, запрыгнул на переднее кресло «линкольна» Ортопеда и первым делом включил автомагнитолу.
    "После недельного курса лечения у известного питерского сексопатолога доктора Льва Щеглова, – раздался вкрадчивый голос диктора «Азии-минус», – американский миллиардер Билл Гейтс принял решение об изменении названия своей компании с «Микрософт» на «Максихард»*…"
    Рыбаков посмотрел в зеркало заднего вида на отъезжающие от здания суда автомобили, в одном из которых сидел полностью реабилитированный гражданин Клюгенштейн, и удовлетворенно вздохнул.
    – Домой? – полуутвердительно сказал Ортопед.
    – Ага…
    – Ты, блин, извини нас, – смущенно забубнил браток, выворачивая руль и одновременно с этим закуривая, – чо тебя не предупредили. Хотели, блин, как лучше…
    – Да ладно, – отмахнулся Денис. – Проехали. Будем считать неудавшуюся попытку освобождения Глюка своеобразной тренировкой… Кстати, способ вы выбрали зело интересный, над его использованием стоит подумать.
    – Да-а-а?! – обрадовался Грызлов. – А когда?
    – Что «когда»? – пассажир сделал глоток.
    – Ну, блин, когда думать будем?
    – Завтра. Все – завтра, – Рыбаков на всякий случай пристегнул ремень. – Мишель, да не гони ты так, не на пожар же спешим…
    Ортопед послушно сбросил скорость до жалких восьмидесяти километров в час. «Линкольн-навигатор» объехал заваленную снегом траншею, на дне которой махал лопатой одинокий рабочий, и подкатил к перекрестку.
* * *
    Панаренко и Ковальских-Дюжая выскочили на крылечко суда в тот момент, когда от здания отъезжала замыкающая колонну машина – алый кабриолет Горыныча. У них еще оставалась слабая надежда перехватить экс-обвиняемого и попытаться своей властью отправить его обратно в камеру, но быстрые действия друзей Аркадия лишили сотрудниц правоохранительной системы и этой возможности.
    Ирина Львовна ругнулась и закусила нижнюю губу.
    – Спокойно, – вдруг прищурилась ее товарка. – А я этого козла знаю…
    – Какого?
    – Этого, на красном «мерседесе», – Надежда Борисовна икнула. – Колесников его фамилия. То-то я смотрю, рожа знакомая…
    – Ну и что из этого?
    – Много что, – решительно сказала Ковальских-Дюжая. – У меня стукачок имеется, так он с этим Колесниковым неплохо знаком.
    – Да нам-то какой прок от твоего барабана*? – скривилась Панаренко.
    – Ты отыграться хочешь?
    – А ты как думаешь?
    – Тогда не дергайся. Мы этого Колесникова можем на встречу вытянуть, к барабану. Одного, – изрекла Надежда Борисовна. – У тебя пара своих оперов найдется?
    – Ну, – до Ирины Львовны стало доходить, что ее коллега замыслила какую-то обычную для девяноста процентов стражей порядка провокацию.
    – Произведем личный обыск, найдем наркоту. А дальше крутить будем, кто нам все эти сегодняшние подляночки устроил… Мой человечек в «Дюнах»* работает, там место свое, прикормленное. И местные менты вмешиваться не будут.
    Панаренко думала недолго.
    Желание поквитаться с теми, кто испоганил результаты ее многомесячного труда и подвел под служебную проверку, взяло верх над чувством самосохранения.
    – Я согласна…
    Надежда Борисовна переложила сумку из одной руки в другую, вытащила из кармана пальто ключи от «рено», повернулась к своей машине и сделала шаг вперед.
    Спустя секунду улицу огласил визг Ковальских-Дюжей, узревшей разодранный и обгаженный салон своего любимого микроавтобуса.
* * *
    – Ты завтра поедешь братанов встречать? – Ортопед приспустил боковое стекло.
    – В смысле? – Денис непонимающе посмотрел на приятеля.
    – Завтра прилетают Циолковский, Винни и Фауст, – объяснил Грызяов. – Из Африки, блин. В пять вечера…
    – А-а! Я ж не знал…
    «Линкольн» перевалил через колдобину и затормозил у светофора.
    – У меня вроде день завтра не занят, – сказал Рыбаков. – Так что можно и встретить.
    Ортопед сделал последнюю затяжку и щелчком отправил хабарик в окно.
* * *
    Трехсантиметровый окурок ментолового «Mallboro» пронесся по дуге через улицу, стукнулся о прут решетки небольшого оконца полуподвального помещения и влетел внутрь, приземлившись точно на кучку пороха, оставленную разгильдяем Пифией.
    Черный порошок мгновенно вспыхнул.
    Огонь пробежал по пороховой дорожке, протянувшейся от края стола к неказистому ящику с костной мукой, скользнул вверх по стенке и запалил основную массу горючего вещества. Посыпались искры, полыхнула взвесь, покрывавшая заржавленный штуцер баллона и пламя проникло внутрь емкости с газом.
    Десять литров пропана сдетонировали мгновенно.
    Старовойтова, Стульчак, Пескова и Пифию спасло то, что во время взрыва они курили в крохотном тамбуре дворницкой.
    Выпитая бутылка портвейна «Массандра», не имевшего, по правде сказать, никакого отношения к фирменной марке и забодяженного в антисанитарных условиях на одном из ингушских малых предприятий, настроила террористов-либералов" на философский лад. Старовойтов ударился в рассуждения о роли монетаризма в истории современной России, а Песков погрузился в розовые мечты о том, как он заживет после того, как обществу станет известно о подвиге молодых «демократов». Альберту почему-то казалось, что подрыв памятника Владимиру Ленину вознесет его вместе с подельниками на самую вершину политического Олимпа.
    Ударная волна вышибла дверь в тамбур, подхватила «великолепную четверку» и выбросила несостоявшихся террористов во внутренний дворик.
    Старовойтов спланировал головой вперед в гостеприимно распахнутый мусорный контейнер, Стульчак и Пифию швырнуло на газон, а задумчивый Песков верхом на двери взмыл выше всех и воткнулся в крону ясеня, зависнув в ветвях подобно парашютисту-неудачнику.
    Посыпались выбитые стекла, взревели сигнализации припаркованных в радиусе двух кварталов автомобилей, заголосили возмущенные жильцы. Телефон дежурного по антитеррористическому отделу УФСБ раскалился от звонков. В течении одной минуты на место взрыва выехали сразу три машины с саперами…
    Определение виновных не заняло много времени.
    Контуженные молодые «либералы» признались в подготовке теракта еще санитарам «скорой помощи» и, размазывая сопли, принялись топить друг друга в лучших традициях русской интеллигенции. Потрясенным офицерам УФСБ, настроившимся на долгое следствие и отработку множества версий, осталось лишь зафиксировать показания двух безработных, дворника и электрика. Преступление было раскрыто за полчаса с момента его совершения.
* * *
    Из подвального оконца вырвался столб серой пыли.
    Корму двухтонного «линкольна» приподняло на полметра и переставило на тротуар. Непристегнутый Ортопед стукнулся грудью о руль, спружинил и сломал спинку своего сиденья. Дениса тряхнуло, он вылил себе на брюки остатки кофе, зашипел и развернулся в кожаном кресле.
    – Цел?
    – Цел, – Грызлов распахнул дверцу и выпрыгнул на улицу. – Ну, блин, щас кто-то у меня получит!
    – Мишель! – позвал Рыбаков, который мгновенно просчитал связь между выброшенным окурком и случившимся взрывом. – Садись на место и поехали!
    – Но, блин…
    – Никаких «блин»! Потом разберешься!
    Недовольный Ортопед забрался обратно в джип, попытался установить спинку кресла в вертикальное положение, не смог и окончательно разозлился. Внедорожник рывком съехал с тротуара, вильнул между перевернутым «москвичом» и засыпанным какой-то дрянью пикапом «мицубиши», и свернул в соседний переулок.
    – Вот интересно, – ехидно спросил Денис, когда они отъехали на километр от места происшествия. – Что ж ты, Майкл, такое куришь, если твоим хабариком можно подорвать полдома?..

Глава 10 БАКСЫ КРУПНЫЕ НАМ В ПОРТМОНЕ ЛОЖАТСЯ…

    Место для общения было выбрано с размахом – Кабаныч арендовал спортивный комплекс на улице Льва Толстого, способный вместить в себя не одну сотню желающих. При этом демократичный братан никак не воспрепятствовал обычным гражданам, имевшим абонементы на посещение бассейна или тренажерного зала, лишь поставив условие служащим спорткомплекса, чтобы те не пускали посторонних в сауну и прилегающую к ней комнату отдыха.
    Рыбаков прибыл с получасовым опозданием, оценил скопище машин возле центральной лестницы и понял, что потрещать с Глюком прибыла не только антоновская бригада, но и делегаты от дружественных команд.
    Денис разоблачился, повесил одежду в шкафчик и перво-наперво посетил парилку, где застал Бэтмена, Антифашиста и Стоматолога, изгоняющих шлаки из могучих организмов. Братки радостно встретили старого друга и даже предложили ему слегка пройтись березовым веничком по неширокой спине.
    – Le balai dans les bains finnoises – c'est l'absurdite*, – вежливо отказался Рыбаков, должный всего через неделю изображать марсельского коммерсанта на переговорах с одним банкиром и потому не упускавший случая брякнуть что-нибудь с xopoшим грассирующим прононсом, и плеснул на раскаленные камни полкружки хвойного экстракта.
    Пока братки с уважением качали головами, Денис успел пробраться на верхнюю полку и уместиться там на принесенном с собой полотенце.
    – Вот Гоблин недавно рассказывал, – Антифашист продолжил прерванный появлением Рыбакова разговор и от души врезал веником по распаренной спине Стоматолога. – У них фигня такая произошла… Короче, одно братское чувырло* из какой-то мелкой газетенки написало статью о детских годах нашего Президента.
    – Ну ты, блин, даешь! – встрял Денис. – Это, как ты выражаешься, «братское чувырло» – Димка Стешин, а «мелкая газетенка» – «Комсомольская правда»!
    – Нет, это не «Комсомолка», – Антифашист махнул веником. – Статью Димыча я читал. Он еще, блин, дневничок Президента откопал. Про другую статью базар…
    – Тогда извини.
    – Тот журналюга, видать, решил хорошо прогнуться, – браток смочил веник в ведре с водой. – Герой статьи у него, блин, с юных лет был отличником и записным патриотом. Но в газету вкралась опечаточка. Вместо слова «Родина» с большой буквы получилась «родинка» с маленькой. Наборщик ошибся… Так что на выходе, блин, читаем: «Когда Вова был маленьким, он очень любил свою родинку…» Но другие придурки-жополизы этого же не знали! И понеслось! Каждый писарчук, блин, посчитал своим долгом осветить эту тему. Стали вычислять, где у Президента родинки и какую из них он больше всего любит. Фотографии из архивов подняли, где тот на пляже. Дискуссию открыли, блин, письма читателей пошли. Короче, месяц истериковали. Пока в Союз журналистов из Кремля не позвонили и не наорали… Говорят, Вовчик чуть не шизнулся, когда ему подборку статей о родинках принесли.
    – Да, с народом нашему Президенту не повезло, – язвительно прокомментировал Рыбаков. – Либо верноподданные идиоты, либо грибоеды* вроде Индюшанского и Компотова. Нормальных людей мало.
    В приоткрывшуюся дверь просунулась голова Ортопеда.
    – Здорово, Диня! Пацаны, кто идет пиво пить?
    – Все идут, – прогудел Стоматолог.
    У бассейна, где плескалась сборная Санкт-Петербурга по синхронному плаванию, были расставлены пластиковые стулья, на которых расселись широкоплечие зрители. Кабаныч пообещал тренеру, что братки не будут прыгать в воду, дабы повальсировать с девушками, и по этой причине тренировка проходила в обычном режиме – играла музыка и пловчихи отрабатывали обязательную программу.
    Рыбаков уселся возле Игоря Борцова, поприветствовал тех, кого не видел, и присосался к бутылке яблочного сока из закромов Гугуцэ. Браток года два назад увлекся растениеводством, купил несколько гектаров земли и принялся разводить на них разнообразные фрукты-овощи. Гугуцэ ко всему подходил очень серьезно, штудировал пособия по огородничеству и внимательно следил за работой десятка наемных рабочих.
    Даже сейчас, когда большинство товарищей по борьбе наслаждались высоким искусством, Гугуцэ листал брошюру о методах приготовления морковного сока, недавно выпущенную издательством «Олма-пресс» в серии «Приказано выжать!». Серия издавалась под личным патронажем главного редактора, который также был большим поклонником натуральных продуктов.
    Музыка стихла, и девушки ушли на перерыв.
    Глюк повертел головой, отставил стакан с текилой и схватил гитару. Акустика в бассейне была прекрасной, и слова «гимна тюремной психушки»*, что в Питере размещается в мрачном здании на Арсенальной улице, были слышны по всему спорткомплексу.
    – Если зек невзначай заболел,
    И лежит в этих грязных палатах,
    То хлопочут, чтоб он околел,
    Люди в белых крахмальных халатах…
    Здесь хлопочут, чтоб он околел,
    Люди в белых врачебных халатах…
    Денис чуть не поперхнулся соком.

    Под халатом – мундир МВД,
    Под мундиром – нутро бюрократа,
    И к чужой равнодушны беде
    Люди в белых крахмальных халатах…
    Тут к чужой равнодушны беде
    Люди в белых врачебных халатах.
    – Хорошая песня, – задушевно сказал Ла-Шене, поглаживая перевязанную руку и вспоминая свое двухнедельное пребывание в обитой мягкими матрацами комнате. – Не в бровь, а в глаз…
    Рыбаков промолчал.
    Глюк продолжал надрываться:
    – Им не ведать бессонных ночей,
    Не знаком им закон Гиппократа,
    Не похожи они на врачей
    Люди в белых крахмальных халатах…
    Не похожи совсем на врачей
    Эти люди в крахмальных халатах.

    Не мечтай на свободу уйти,
    Хоть и пожил ты так маловато,
    Ведь стоят у тебя на пути
    Люди в белых крахмальных халатах…
    Как стена у тебя на пути –
    Люди в бурых от крови халатах…
    Менестрель Клюгенштейн закончил пение и отложил инструмент. Слушатели похлопали.
    – А что, Глюка туда тоже возили? – тихо спросил Денис, наклоняясь к Борцову.
    – Ага, – так же тихо ответил Игорь. – На три дня. После того, как он дал в тыкву правозащитнику из Дании. Тот приезжал, чтоб передать гуманитарную помощь и заодно, типа, выразить свое возмущение условиями содержания арестантов. Ну, блин, в камеру зашел и начал Глюка за плечо трясти. А Аркаша спал… Сам понимаешь, когда неожиданно будят, любой человек неадекватен. Вот и засадил спросонья. Аккурат по бушприту* вмазал. Правозащитник – с копыт. Глюк – в атаку. «Не позволю, – орет, – наших мусоров на вашей парламентской ассамблее дискредитировать! Сами с ними разберемся!» Для начала пару цириков в коридор выбросил, начальнику изолятора в лобешник закатал, контролера дверью к стене прижал и такую сайку отпустил, чо тот небось до сих пор с вывернутой челюстью ходит… Аркашу, блин, только через полчаса утихомирили, когда газ в камеру пустили.
    – Однако, – протянул Рыбаков.
    – А то! – согласился Борцов. – Глюк – пацан такой. Тем более, когда еще не совсем проснулся…
* * *
    Милин помог Цуцуряку забросить в кунг желтого грузовика бидон с краской и отошел. Грохнули железные створки, Цуцуряк запер навесной замок, стукнул носком сапога по шине заднего колеса и подмигнул Самойлову.
    – Поехали?
    Основатель ментовской банды обернулся к Винниченко.
    – Стас, ты компрессор куда подогнал?
    – Как договаривались…
    – Хорошо. Тогда в путь, – Самойлов открыл дверцу грязно-зеленого микроавтобуса и полез на заднее сиденье.
    Заурчали двигатели, толстый Петя Салмаксов распахнул ворота ангара, и грузовик в сопровождении микроавтобуса выкатился на пустырь в двух кварталах от площади Победы и гостиницы «Пулковская». До места назначения бывшим стражам порядка надо было ехать всего минут десять.
* * *
    Гугуцэ закончил листать брошюру о морковном соке и открыл толстую книгу, обложку которой украшал слоган «Приступить к консервации!». Судя по обилию в оформлении малиновых тонов и золотого тиснения, сей справочник также вышел из цехов московского издательства. Столичные жители всегда отличались тягой к украшательству и использованию ярких красок, и превратили свой город в некое подобие лубочно-коммерциализированной деревни, разместив повсюду светящиеся надписи на английском языке и понатыкав на площадях жутких многометровых уродцев, которых с завидной периодичностью клепал придворный Микеланджело с простой грузинской фамилией Цинандали.
    – Волосатик давно нарывался, – Ортопед плавно перешел от обсуждения подробностей пребывания Глюка в психушке к недавнему снятию со своего поста начальника ГУВД. – Он, блин, со своего московского корешка пример брать пытался. Его рейды по отлову «черных» уже всех достали. По городу, блин, не проехать. На каждом углу стопорят…
    – Это точно, – поддержал Горыныч.
    – Просто надо быть скромнее, – заявил Денис. – Не на «кабанах» или «биммерах»* рассекать, а на маленьких «японцах».
    – То-то Ксанка на «брабусе» летает! – хмыкнул Садист.
    – Ей позволительно, – молвил Рыбаков. – Она стволы и связаных скотчем барыг в тачке не возит. А для конспиративных поездок у нее есть «сузуки вагон эр-плюс». Внешне неуклюжий, но верткий. И мотор с турбонаддувом.
    – У Винни – «опель омега», – вспомнил Горыныч. – Неприметная тачка. Меньше тридцати штук бакинских стоит…
    – Ага! – развеселился Денис. – Если не считать того, что аппарат у Винни в самой дорогой комплектации, весь в хроме, да еще и тюнинг сделан! Любой гибэдэдэшник сразу врубится, что перед ним. Я слышал, что Винни со своим «опелем» в какой-то журнал попали, как пример превращения стандартного автомобиля в шоссейного монстра. И на прошлом питерском автосалоне посетители не выставочные экземпляры рассматривали, а у его тачки крутились. Думали, что это главный экспонат.
    – Было дело, – согласился Садист. – Но немцы сами ж его на выставку пригласили.
    – Немудрено, – развел руки Рыбаков. – У них в Германии таких машин нет, потому и пригласили.
    – Он еще в конкурсе участвовал, – сказал Горыныч. – Новую мульку «вектре» давали… Но, блин, не выиграл.
    – Какую мульку? – не сообразил Денис.
    – Ну, это, – Горыныч почесал затылок. – Немчура хочет следующую модель «вектры» как-то по-другому назвать. Вот, блин, и проводят конкурсы на лучшее название.
    – А-а! Я бы нарек новую модель «векстрой»*, – тут же придумал Рыбаков. – И традиционно, и есть свежая струя…
    Затренькал телефон Горыныча.
    – Да!.. Здорово!.. Ну?.. Какой урод?.. Какое мясо?.. Баранье?.. Ах, кошачье! Так бы и говорил. А ты тут при чем?.. И что хочет?.. Серьезно?.. Как назвал?.. Бритый какаду?! Меня?!.. Во сколько придет?.. Ага… Ага… Задержать сможешь?.. Хорошо, блин, приеду, – Колесников отложил трубку. – Совсем пейзане оборзели!
    – Чего там? – поинтересовался Ортопед.
    – Да фигня, – Горыныч открыл бутылку с минеральной водой. – К бармену одному с предъявой пришли. Типа, шашлыки хреновые подал. Обещали сегодня к трем быть, разборщики, блин.
    – А ты тут при чем? – нахмурился Денис.
    – Так мой же бар, – удивился Горыныч. – Я его еще в прошлом году купил.
    – Тогда понятно.
    – Съездить с тобой? – спросил Садист.
    – Не надо. Там придурки из соседней деревни, я их знаю. Зенки зальют и выпендриваются… Я им уже разок накостылял.
    Мимо проследовали девушки из сборной по синхронному плаванию. Ортопед вежливо встал и отодвинул свой стул, давая пловчихам пройти по бортику бассейна. Оказавшиеся в непосредственной близости от поднявшегося в полный рост братка девушки приоткрыли рты.
    Издалека мускулистые парни казались просто высокими. Когда же Ортопед принял вертикальное положение, стало ясно, что любая из пловчих приходится ему чуть ли не по пояс.
    Замыкающая цепочку девушка засмотрелась, налетела на впереди идущую и свалилась в воду. Отфыркиваясь, она доплыла до лесенки и быстро убежала в раздевалку. Остальные покраснели, захихикали и скрылись в дверях гимнастического зала.
    – Есть еще порох в пороховницах, – гордо выдал довольный Ортопед, подтянул плавки и ринулся в бассейн.
    Красиво прыгать в воду Михаил Грызлов никогда не умел. Огромное тело взвилось в воздух, пролетело метра три над поверхностью и плашмя рухнуло в бассейн, подняв фонтан брызг, окативший сидящих у бортика друзей. Ортопед сделал круг, подгребая по-собачьи, и вернулся обратно.
    – Пороховницы не отбил? – меланхолично осведомился Денис, которому досталось больше всех.
    Грызлов выбрался на кромку бассейна и сел, опустив ноги в воду.
    – Может, купить остров? – размечтался Горыныч.
    – И открыть там офшорный банк, – тут же предложил практичный Гугуцэ, на секунду оторвавшись от описания сто сорок седьмого способа засолки огурцов.
    – Лучше ферму по разведению фотомоделей, – вмешался Борцов.
    – Ферма банку не помеха, – Гугуцэ послюнявил палец и перевернул страницу. – Кстати, а какой идиот у меня в машине целую стопку «Дрочилок»* оставил? Нельзя ж так, блин, без предупреждения… У меня жена, дети. Хорошо, вовремя заметил, выбросил.
    – Я оставил, – смутился Горыныч. – Хотел, блин, ментам в суде подсунуть…
    – Зачем? – у Дениса тут же родились нехорошие подозрения. – Чтобы те отвлеклись, а ты бы Глюка отбил?
    – Ну, – Даниил окончательно растерялся. – Думал, типа, если судья не отпустит, то я…
    – Еще один диверсант, – вздохнул Рыбаков. – И с кем ты скорешился по этому поводу? Кто еще должен был принять участие в этом убойном мероприятии?
    – Я, – признался Паниковский.
    – И я, – Антифашист отвел глаза.
    – Да-а-а, – Денис развел руки. – Ну вы, блин, даете…
    – А ведь могло сработать, – рассудил Борцов. – Скворцы* порнушку любят. Тут же отвлекаются. Мы один раз несколько сочных кассет в уголовку подбросили, так, пока они там всем отделом у телевизора слюни пускали, сейф с вешдоками через окно вытащили. Правда, давно это было…
    – И ты туда же, – констатировал Рыбаков. – А с виду законопослушный гражданин.
* * *
    Начальник питерского ГУВД генерал Витольд Арнольдович Колбаскин размашисто поставил визу на последнем документе из стопки, ежеутренне доставляемой ему из секретариата, отодвинул бумаги на край стола и набычился.
    Новая должность на поверку оказалась более хлопотной, чем генералу представлялось ранее. Бывший руководитель милицейского ведомства оставил Колбаскину массу нерешенных проблем, с которыми следовало разбираться незамедлительно, пока вопрос о соответствии Витольда Арнольдовича занимаемому посту не будет вынесен на министерскую коллегию.
    Проблемы были политического свойства.
    Генерал Волосатик слишком буквально воспринял Указ Президента о борьбе с нацистской символикой и допустил два оглушительных прокола. Осенью, среди бела дня, в самом центре города дуболомы из ОМОНа остановили машину главы ингушского землячества, придрались к эмблеме на дверце и долго дубасили четверых вайнахов прямо на глазах у многочисленных прохожих. Причем настолько долго, что к месту события успели подтянуться тележурналисты и запечатлеть расправу над ингушами во всей красе. Водителя и пассажиров возили физиономиями по капоту, время от времени тыкали головой в дверцу, на которой красовались флаг и герб Ингушетии, и кричали, что сей национальный символ сильно смахивает на замаскированную трехлучевую свастику. Уверения вайнахов в том, что они в принципе не могут быть членами неонацистской организации и им самим частенько перепадает от добрых молодцев из РНЕ и русского «гитлерюгенда», никакого влияния на омоновцев не оказывали. Задержанных колотили дубинками и заставляли сознаться в профашистских настроениях, зачем-то припоминая им торговлю коноплей на Некрасовском рынке. Хотя все в Питере знают, что анашишкой на базаре занимаются узбеки и азербайджанцы, а отнюдь не ингуши.
    Второй не менее дикий случай, прекрасно характеризующий интеллектуальные способности Волосатика и компании, а равно и большинства российских правоохранителей, произошел уже в новом тысячелетии.
    Один из первых январских дней двадцать первого века был омрачен массовой дракой между курсантами Академии Министерства юстиции и сотрудниками районного уголовного розыска. Несколько пьяных ментов в штатском прицепились к стайке спешащих на занятия юношей и принялись срывать с них петлицы и нарукавные шевроны, украшенные дикторскими топориками. На подмогу курсантам бросились патрульные из проезжавшего мимо наряда, опера вызвали подкрепление, подтянулись три экипажа вневедомственной охраны, начальник академии поднял по тревоге дежурный взвод, вооружил подчиненных дубинками и пластиковыми щитами, и банальная стычка переросла в настоящее побоище.
    Разгонять дерущихся прибыли пожарные, залившие толпу едкой пеной.
    Оскорбленные опера накатали рапорта на имя Президента, в которых указали, что выполняли прямой приказ Волосатика об искоренении любых проявлений нацизма и совершенно не виноваты в том, что Министерство юстиции использует в своей эмблеме фашистскую символику.
    По наследству оба дела перешли в ведение Колбаскина.
    Витольд Арнольдович вызвал секретаря, назначил на следующее утро расширенное совещание с участием всех начальников райотделов, созвонился с прокурором города и договорился с ним о совместном телевыступлении, в котором Колбаскин и Биндюжко должны были дать резкую отповедь тем, кто вздумает играть на националистических чувствах горожан,
    С точки зрения карьерного роста появление на голубом экране было гораздо важнее реального руководства личным составом ГУВД и наблюдения за расследованием сотен и тысяч уголовных дел. И генерал МВД, и прокурор это хорошо понимали.
* * *
    Встречать прилетающих из африканского турне братанов отправились четыре машины и восемь членов команды, включая Дениса. Вместе с ними из спорткомплекса убыл Горыныч. Остальные продолжили отдых и чествование свежеосвобожденного Глюка.
    Возле лестницы Рыбаков пожал руку Колесникову, пожелал удачи в разборке с обнаглевшими колхозниками и залез в «линкольн» Ортопеда, на заднем сиденье которого уже расположились Садист и Комбижирик, потягивающие пиво из узкогорлых зеленых бутылочек.
    Грызлов перебросил рычаг коробки скоростей, и «навигатор» занял свое место ведущего в колонне автомобилей. Тихонько забормотала магнитола и зазвучали позывные «Азии-минус».
    «Передаем последние новости, – бодро начал диктор. – В самом начале нашего выпуска сообщаем о знаковом событии в жизни северной столицы – вчера в шестнадцать часов семь минут на свободу вышел один из столпов братанского движения. Как человек скромный, он не стал настаивать на проведении общегородского праздника, но сообщил, что для своих друзей обязательно организует маленький сабантуй с выездом на природу… А теперь переходим к мелочевке. В Гатчинском районе из конюшен совхоза имени ныне действующего премьер-министра угнан табун пони. Предположительно, угон совершили цыгане-карлики…»
    Ортопед приглушил звук.
    – Молодцы, – одобрил Комбижирик. – Оперативно, блин, на выход Глюка отреагировали.
    – Толян их в кулаке держит, – согласился Садист.
    – Медиамагнат, не чета занюханному Индюшанскому, – кивнул Денис.
    – Когда я слушаю «Азию-минус», я испытываю уверенность в завтрашнем дне, – поддержал Ортопед. – Побольше бы таких станций…
    – Дай срок, – сказал Садист, откладывая опорожненную емкость. – Нефтяник, говорят, региональную сеть развивать начал.
    – А что его сегодня видно не было? – спросил Рыбаков.
    – Занят, – коротко ответил Комбижирик. – Поехал дизайнерскую студию громить.
    – Зачем?
    – Сволочи они, – Георгий Собинов закурил. – Квартиру ему так сделали, что жить, блин, невозможно… И, главное, все по каталогу французскому! Цвета, дизайн, мебель. Толян, как туда переехал, какой-то прибитый стал. Не высыпался, блин, уставал, сосредоточиться никак не мог. Мы его навестили, часок посидели и чувствуем, чо-то давит. Как в камере, – Комбижирик стряхнул пепел. – Внешне вроде не придраться, но ощущения… По каталогу проверили – нет, все в норме, как нарисовано, так, блин, и сделано. Нефтяник месяц мучился. Ну, надоело ему прибитым ходить, он психолога своего вызвал. Тот, как вошел, чуть не рухнул. «Кто, – кричит, – вам это устроил? Убивать за такое надо!» Толян не врубился поначалу, каталог достал и психологу тычет. Тот еще больше завелся. «Придурки! – орет. – Кто ж потолок черной краской мажет, а спальню в красной гамме делает? Да еще и мебель бордовая!» И Толяну все по полочкам разложил. Типа, цвет на башку влияет, через глаза. Красный возбуждает, черный давит… Нефтяник и рванул разбираться. Вчера, рассказывают, фауст-патрон в окно главному дизайнеру запулил, сегодня у него их тачки на очереди. Жечь будет…
    – Лично? – Денис поднял брови.
    – Психолог так посоветовал, – Комбижирик пожал плечами. – Надо, типа, отрицательную энергию из себя выбросить, – браток расстегнул ворот рубахи, – Миш, выруби печку, мы тут изжарились уже.
    – А у вас там свое отопление. – Ортопед покрутил руль, выводя «линкольн» на трамвайные пути в обход огромной пробки. – Регулятор в центре, под пепельницей.
    – Это, блин, тебе жарко, – Садист повернул дефлектор в свою сторону. – Я не такой шерстистый, как ты…
    Рыбаков улыбнулся.
    Повышенная волосатость Комбижирика, по причине которой обнаженный браток выглядел как орангутан-культурист, регулярно служила поводом для подначек. Собинова из-за этого даже не взяли в отряд космонавтов, хотя по здоровью он превосходил всех остальных претендентов вместе взятых. Датчики пульса и давления никак не хотели держаться, а брить Комбижирика целиком было слишком накладно. Да и контрпродуктивно. Покрытый быстро отрастающей щетиной космонавт будет все время чесаться, и это отвлечет его от выполнения полетных заданий.
    «Навигатор» миновал застывшую на Литейном мосту вереницу машин, свернул направо и вырвался на оперативный простор. За ним без отрыва проследовали остальные три автомобиля.
    Одинокий и продрогший на ветру инспектор дорожной службы, поднявший было руку с жезлом, быстро ее опустил и сделал вид, что не заметил лихого маневра Ортопеда сотоварищи.
    Он узнал вишневый джип и не захотел повторения истории месячной давности, когда грубый водитель «линкольна» заставил его проглотить свисток и сжевать штрафные квитанции, пока друзья нахального и физически крепкого нарушителя ПДД* били стекла в будочке с надписью «Пост инструментального контроля» и гонялись за напарником инспектора по заснеженной целине, изредка постреливая вверх из больших хромированных пистолетов. Свисток выходил из инспектора долго и мучительно, врачи даже хотели сделать операцию, но, к счастью, обошлись лошадиной дозой слабительного.
    – Интересно, – мечтательно произнес Денис, – что Циолковский из своего вояжа притаранит? Из Бразилии он привез анаконду.
    – Ага, – мрачно поддакнул Садист. – И выпустил ее, блин, в пруд рядом с дачей. Гринписовец хренов… Потом полдеревни добровольно к наркологу отправились. Думали, от самогона крышу снесло, змеи мерещиться начали…
    – А что с анакондой стало? – осведомился большой друг животных по фамилии Рыбаков.
    – Она к Андрюхе обратно приползла, – Олег Левашов потеребил нос. – Соскучилась, блин. Теперь в зимнем саду обитает. Циолковский спецом для нее кессон заказал, с проточной водой и волнами искусственными. Дополнительное освещение поставил, ультрафиолет…
    – Как назвал? – спросил Денис.
    – Машкой…
    – И что, откликается? – удивился Ортопед.
    – Да черт ее знает, – Садист открыл новую бутылочку «хольстена». – Я не проверял. Но Андрюха доволен. Теперь его дачу местное ворье за километр обходит…
    – Зато Гугенот проверил! – развеселился Комбижирик. – Пришел, блин, в гости к Циолковскому и решил окунуться. Плюхнулся в бассейн и точно на голову змеюке. Пацаны рассказывали, он обратно двойным сальто ушел. Потом, блин, повторить пытался, но без толку.
    – А вы ему опять Машку подложите, – ехидно посоветовал Рыбаков.
* * *
    Ковальских-Дюжая влезла в натопленный салон «жигулей» Панаренко и стащила с головы вязаную шапочку.
    – Ну? – Ирина Львовна нетерпеливо заерзала.
    – Будет, будет, не переживай. Он никогда не опаздывает.
    – Мои уже на месте.
    – Знаю, – Надежда Борисовна обернулась и посмотрела на темно-синий микроавтобус «фольксваген каравелла», в котором разместились четверо оперативников из отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, коих Панаренко подрядила для ареста подозреваемого.
    Утро выдалось суматошное.
    Сначала на следователя долго кричал начальник отдела, которому позвонила судья Коган и сообщила, что направляет в городскую прокуратуру представление на Ирину Львовну. Начальник топал ногами, брызгал слюной и вопил, что Панаренко испортила ему квартальный отчет, попавшись на фальсификации доказательств. И теперь он не знает, как будет отмазываться перед руководством. Естественно, что истинное положение дел начальника не интересовало. Подделывают документы практически все следователи, но мало кто на этом попадается. Ирина Львовна попалась и потому огребла по полной программе. Дабы другим неповадно было. Еще начальник припомнил Панаренко ее нежелание уходить на заслуженный отдых и предложил обдумать сию возможность смыть позор с отдела. Следователь возмущенно отказалась и посоветовала полковнику потерпеть пару дней, пока она не раздобудет новые доказательства против Клюгенштейна.
    Затем Панаренко уламывала знакомого майора из ОБНОНа, чтобы тот дал ей нескольких сотрудников для задержания «особо опасного наркоторговца». Двухчасовой торг разрешился лишь тогда, когда Ирина Львовна спонсировала покупку десяти бутылок водки и пообещала оплатить транспортные расходы.
    Потом ее снова вызвал начальник, у которого в кабинете восседал Сулик Абрамович Волосатый, прибывший по поводу изъятых при обыске квартиры своего подзащитного вещей и имевший на руках нотариальную доверенность на их получение. С вещами вышла заминка – доставленные на Захарьевскую одежда, аппаратура и спиртные напитки в большинстве своем испарились. Панаренко лично сбегала на склад, где должно было храниться имущество Клюгенштейна и там чуть не получила по физиономии от прапорщика-кладовщика. Прапор возмущенно орал, что сама Ирина Львовна давала все гарантии того, что арестованного ни в коем случае не выпустят, и потому с вещами поступили, как водится – спиртное выпили, а остальное растащили по домам.
    Адвокат флегматично выслушал сбивчивые объяснения Панаренко, пытавшейся уверить его в том, что склад закрыт и что защитнику надо будет заехать на следующей неделе, помахал у нее перед носом постановлением судьи о снятии ареста на имущество и уставился на начальника отдела. Полковник сам сходил к прапорщику и схватился за голову. Закидоны Ирины Львовны выливались в кругленькую сумму. Панаренко выставили из кабинета, а начальник принялся уламывать адвоката и искать компромиссное решение.
    Ковальских-Дюжая тоже набегалась за прошедшие сутки. Эвакуатор увез обгаженный «рено-скеник» на дегазацию и в ремонт, так что Надежде Борисовне пришлось вспомнить все прелести передвижения на общественном транспорте и попутных машинах. Вечерняя поездка к стукачу в «Дюны», в процессе которой прокурорша попыталась воспользоваться своим удостоверением и не заплатить водителю, закончилась синяками на шее и отобранным кошельком – разъяренный таксист за шкирку выволок брыкающуюся Надежду Борисовну из салона «волги», порвал ей пальто, забрал бумажник с пятью сотнями рублей и оставил на обочине дороги в трех километрах от пункта назначения. Обратно она добиралась на автобусе, лелея планы мести наглому шоферу.
    – Он точно в три будет? – переспросила Панаренко.
    – Точно, – Ковальских-Дюжая достала из «бардачка» зеркало и помаду.
* * *
    У поворота к Пулково-2 колонна из четырех автомобилей немного притормозила. Трасса Е-95 Санкт-Петербург-Москва наполовину была перекрыта ремонтниками, подкрашивающими осевую разметку.
    – Наш губер – классный чувак, – заявил Садист, оценив слаженные действия работяг в оранжевых жилетах. – Еще лет пять – и дороги будут как в Европе.
    – Думаешь? – засомневался Денис.
    – Без базара, – Левашов ткнул пальцем в боковое окно. – Вон, все по нормальной технологии делают. Не просто, блин, краску на асфальт кладут, а желобок протачивают и туда белый пластик заливают. Такая разметочка не один год держится…
    – Умеют, когда захотят, – согласился Ортопед.
* * *
    На выезде из города «мерседес» Горыныча остановил закутанный в тулуп инспектор, по бокам которого переминались два автоматчика.
    Досмотр машины отнял почти двадцать минут. Колесникова заставили открыть капот и багажник, несколько раз опустить и поднять верх кабриолета, загнали алое купе на эстакаду и проверили днище, пока гибэдэдэшники на посту проверяли соответствие номеров кузова и двигателя по компьютеру. Древний электронный агрегат работал медленно, мерцал зеленоватым от старости экраном и сбоил, когда налаживал связь с центральной базой данных.
    – Давайте, блин, я вам завтра новую машину привезу, – предложил Горыныч, которому надоело выслушивать стенания оператора, безуспешно колотившего пальцем по кнопке «Enter». – Мне дешевле вас нормальной аппаратурой оснастить, чем каждый раз время терять.
    – Это наша работа, – гордо сказал молоденький лейтенант. – А вдруг ваша машина нерастаможена? Или вообще – угнана в Германии?
    – Щас! – разозлился Горыныч. – Ты чо, не видишь, что тачка в фирменном салоне куплена? Какая, на фиг, угнана? – Палец братка уперся в отметку о прохождении плановых ТО.
    – Есть! – радостно крикнул оператор, наконец получивший ответ из базы данных.
    – Ну, и? – хмуро спросил Даниил. – Убедились?
    – Да, – вынужден был согласиться лейтенант, смирившись с тем, что верзилу приходится отпустить без штрафа. – Счастливого пути.
    Горыныч вернулся к своей машине, съехал с эстакады и, не поднимая верха, двинулся по Приморскому шоссе. Ему было жарко.
    «Мерседес» разогнался до сотни, проскочил пологий поворот, с двух сторон зажатый рекламными плакатами водки «Охтинская», пронесся мимо шашлычной и вписался в очередной изгиб дороги.
    Неожиданно кабриолет чуть повело влево. Горыныч дернул обшитую черной кожей баранку и понял, что надежная немецкая техника полностью вышла из-под контроля.
    Перетертый коварным Мертвечуком стальной тросик рулевой тяги лопнул в самый неподходящий момент.
    «Мерседес» вильнул вправо, перескочил через металлический отбойник и взмыл над широким оврагом. Горыныч выпучил глаза. Машина накренилась, и Даниил воспарил над сиденьем, отклячив задницу над спинкой кресла и держась за бесполезный руль.
    Когда угол наклона корпуса превысил допустимую норму, в действие вступила автоматическая система безопасности. Сухо щелкнули пиропатроны, и вперед и вверх взметнулась толстая аварийная дуга из легированной стали, должная защитить головы пассажиров при опрокидывании кабриолета.
    Горыныч получил мощный удар чуть пониже копчика, от неожиданности разжал пальцы и вылетел головой вперед из планирующей машины. Перед глазами Даниила мелькнул красный багажник, браток на секунду завис неподвижно и затем камнем рухнул на дно оврага.
    Лишившийся водителя «мерседес» проследовал дальше, задел бешено вращающимися задними колесами верхушки кустов и врезался в крутой откос. Машину подбросило еще раз, поставило на попа и швырнуло левым бортом о нагромождение бетонных плит. Посыпались осколки стекла, отскочила крышка капота, вздулись подушки безопасности, и покореженный кабриолет рухнул на землю.
    – Во, блин! – воскликнул невредимый Горыныч, зарывшийся по пояс в снег.
    Из-под днища «мерседеса» показался белесый дымок.
* * *
    Возле здания международного аэровокзала все свободные места были заняты машинами «отстойщиков». Обычный человек мог даже не надеяться пристроить здесь своего четырехколесного друга. В лучшем случае ему бы просто посоветовали убираться восвояси, в худшем – прокололи бы все четыре шины. Дабы не мозолил глаза и не мешал сплоченному коллективу местных шоферюг делать свой маленький гешефт на глуповатых иностранцах и на прилетающих из-за рубежа лохах-соотечественниках.
    Братанов, само собой, сии традиции волновали меньше всего.
    По свистку диспетчера, обеспечивавшего бесперебойную подачу машин к раздвижным стеклянным дверям центрального входа, отстойщики раздвинулись и освободили место подъехавшей колонне. Пулково-2 контролировал дружественный Антонову и Борцову амбал по кличке Барракуда, поэтому знаки внимания Ортопеду и компании были оказаны соответствующие. К остановившимся джипам тут же подбежал охранник и занял позицию у капота «навигатора», зыркая маленькими глазками по сторонам.
    Встречающие расположились в кафе, откуда открывался прекрасный вид на зал прилета и стойки таможенников. Официант притащил кофе, соки и блюдо с бутербродами.
    – А Циолковский, блин, стойкий перец, – Лысый покачал перебинтованной головой. – Весь мир, считай, объездил.
    – Тебе тоже никто не мешает, – Денис залил сливки в кофе.
    – Мне визу не дают, – грустно сказал Роман Альтов.
    – Куда?
    – Никуда, – Лысый с тоской посмотрел на суетящихся пограничников, шмонающих чемоданы возмущенного кенийского дипломата. – Даже в Прибалтику…
    – Не надо было в Женеве интерполовцев бить, – наставительно заявил Бэтмен. – Я тебя предупреждал.
    – Они первые начали! – возмутился Лысый.
    – Где, в своем же офисе?! – Садист оторвался от бутербродов. – Когда ты их герб отдирал?! Ты ж, блин, на экскурсии был, а не в трофейной команде! Сувенир, сувенир… Вот и дождался, что они на тебя ориентировки разослали.
    Рыбаков еле сдержал смех, представив себе Лысого, срывающего со стены метровую латунную эмблему Интерпола, коими украшены все представительства международной полиции.
    – Бывает, – пожал плечами невозмутимый Комбижирик, однажды стащивший из бывшего здания ГУВД на Литейном проспекте бронзовый бюст Дзержинского.
    Особую пикантность краже полуцентнера цветного металла придавало то обстоятельство, что Собинова доставили в Главк под конвоем как основного подозреваемого по делу о вымогательстве.
    Молодой и неопытный опер оставил Георгия одного в кабинете, а сам отправился на доклад к руководству, где застрял на добрых два часа. Правда, пристегнул Комбижирика наручниками к трубе парового отопления и посчитал, что этого достаточно.
    Гоша посидел спокойно минут десять, но затем ему стало скучно.
    Он сломал ребром ладони крышку хлипкого письменного стола и обнаружил в верхнем ящике ключи от браслетов. Освободившись, Комбижирик первым делом уничтожил документы по делу, параллельно спалив в пепельнице несколько циркуляров с грифом «для служебного пользования», выбрал из сваленной в углу груды конфискованного оружия револьвер системы «наган», снарядил его тремя найденными тут же патронами и начал думать, что делать дальше. Озарение пришло через полчаса. Браток заполнил чистый бланк пропуска на выход из здания и отправился немного побродить по коридорам. В темном углу курилки на втором этаже он наткнулся на бюст основателя ВЧК, взвалил его на плечо и попер в холл. На вопрос обалдевшего дежурного о том, куда Комбижирик тащит скульптуру, браток ответил, что на реставрацию. О пропуске дежурный даже не вспомнил, помог Гоше открыть дверь и проводил его до остановки автобуса.
    Обогатившийся револьвером и бюстом Комбижирик доехал до кольца, там подарил ненужного ему Дзержинского водителю, а сам преспокойно отправился домой. Опера из шестого отдела* его более не беспокоили, занятые многочисленными отписками по факту исчезновения нагана и секретных документов…
    Денис обратил внимание на задумчивого Мизинчика. Верзила беззвучно шевелил губами, морщил лоб и часто моргал.
    – Паша, ты чего?
    – Да, блин… – Мизинчик шумно отхлебнул сока. – Харю знакомую увидел.
    – И что?
    – Ничего, – Кузьмичев поставил пустой стакан на стол. – Странно как-то…
    – Чего странного-то? – поинтересовался Садист.
    – Харя вроде ментовская, а вроде и нет…
    – Где? – Садист обернулся и посмотрел с балкона вниз.
    – Не здесь, – Мизинчик наморщил нос. – Мы, блин, когда с трассы сворачивали, там дорожники возились…
    – Ну, – кивнул Комбижирик.
    – Один из них мне следака напомнил. У нас в районной дворницкой* тусовался. Всех исчавкал*, пока его, блин, за пьянку не выкинули…
    – Следак на морозе кайлом махать не будет, – уверенно заявил Ортопед. – Они, блин, когда из мусарни уходят, прямым ходом в охранные фирмы топают. Делать-то ничего не умеют…
    Из зеленого коридора, по которому обычно проходят дипломаты и чиновники, послышался шум. Мелькнула тень, и на ковровую дорожку вступила обутая в сапог сорок седьмого размера нога Андрея Королева по прозвищу Циолковский, тащившего на коротком плетеном поводке упирающегося толстого гепарда. Следом за Королевым появился Винни в шортах и пробковом шлеме, через плечо которого были перекинуты двустволка-"слонобой" и патронташ. Замыкал экзотическую группу Оскар Тамм по кличке Фауст, размахивающий литровой бутылью виски и поддерживающий под локоток пожилого негра с копьем. Коренной обитатель Черного континента был весь покрыт какими-то цветными разводами, имел из одежды лишь травяную юбочку и сильно напоминал вождя племени масаев.
    Таможенники напряглись.
    Циолковский шлепнул на стойку лист декларации и шикнул на гепарда. Пятнистый житель саванн мгновенно сел и преданно уставился на Андрея.
    – Оформляем котика, – загрохотал бас Королева. – Плачу, блин, по полной программе. И этого, – палец братка уткнулся в грудь африканца. – Как тебя? Все время забываю…
    – Мбонго! – звонко выкрикнул негр.
    – Во-во, – подтвердил Циолковский. – Мбонго. Жертва межэтнического конфликта. Пока у меня поживет.
    Таможенники пораскрывали рты.
    – Это финиш! – стеклянным голосом сказал Рыбаков. – Я с гепардом в одной машине не поеду!
* * *
    Красный «мерседес» появился на стоянке перед отелем «Дюны» только в половине четвертого. Сквозь снежную пелену Панаренко и Ковальских-Дюжая внимательно наблюдали, как купе модели «CLK 200 Kompressor» медленно развернулось и встало в зоне VIP, бок о бок с желтой приземистой «феррари» и черным «лексусом».
    Из машины вышел толстый высокий мужчина и поспешил в бар.
    – Точно он? – засомневалась Ирина Львовна.
    – Он, он! – Надежда Борисовна потерла ладошки.
    – А почему крыша красная? Вчера вроде была черная…
    – Открытым «мерседесам» положена и такая, и такая, – авторитетно заявила Ковальских-Дюжая. – Железную, в цвет кузова, ставят поверх мягкой*…
    Это действительно так. Но дополнительной жесткой крышей оснащается только модель «SL», на кабриолетах «CLK» подобная опция не предусмотрена.
    – А-а! – Панаренко с уважением посмотрела на подкованную в вопросах автомобилестроения товарку.
    – Ждем пять минут – и работаем, – следователь прокуратуры поднесла к губам микрофон рации. – Женя! Клиент на месте!
    – Понял, – прохрипела рация.
    – Все по плану, – добавила Надежда Борисовна.
    – Ясно, – ответил невидимый Женя.
    – Почему же он опоздал? – тупо глядя прямо перед собой, спросила Панаренко.
    – Да мало ли, почему! – отмахнулась Ковальских-Дюжая. – Пробки, дорога скользкая… Вот и ехал осторожно.
    Отведенные на ожидание пять минут истекли быстро.
    Отъехала боковая дверь «фольксвагена», на снег спрыгнули четыре сотрудника ОБНОНа и проследовали в бар.
    – Пошли. – Ковальских-Дюжая выбралась из машины…
    А в баре тем временем сложилась совершенно идиотская для милиционеров ситуация.
    Когда оперативники ворвались в помещение, там полным ходом шла съемка рекламного клипа. Борцы с наркотиками попали в самый центр освещенного круга, заломали приехавшего на «мерседесе» здоровяка и, не обращая внимания на нацеленные объективы трех видеокамер, запихнули в карман задержанному два грамма героина.
    Привлеченные к съемкам полуголые девицы из модельного агентства, думая, что так и надо, с визгом набросились на оперов и повисли у них на шеях, шепча что-то о колготках «Филодоро». Милиционеры в свою очередь решили, что подверглись нападению местных проституток и для острастки бабахнули из имеющихся стволов в воздух.
    Но не учли одной маленькой детали интерьера.
    Тупоносые «макаровские» пули разнесли зеркальный потолок, и на присутствующих обрушился град осколков. Старший группы захвата отшвырнул от себя девицу, встал в позу техасского рейнджера и встретил прямым ударом ноги в грудь несущегося на него манерного режиссера клипа.
    Патлатый педик улетел под софиты, сбив одну из стоек.
    Огромный юпитер накренился, секунду пребывал в состоянии неустойчивого равновесия, потом штатив окончательно подломился, и прожектор весом в сорок килограммов тюкнул ближайшего опера по затылку.
    Обноновцев осталось трое.
    Ассистент звукорежиссера внезапно понял, что напавшие на съемочную группу люди наняты конкурирующей фирмой, почувствовал прилив сил и от души отоварил маленького кривоногого капитана «удочкой» выносного микрофона по башке. Капитан рухнул на засыпанный осколками ковер.
    – Всем лежать! – заорал старший группы. – Работает ОБНОН!
    Реплика не произвела никакого впечатления. Собравшиеся просто не знали, как расшифровывается прозвучавшая аббревиатура, и, размахивая реквизитом пошли в контрнаступление. Лишь одна девица упала на пол, прикрыв руками прическу.
    Опера затравленно огляделись.
    На пороге возникли фигуры Панаренко и Ковальских-Дюжей.
    – Да здесь настоящее гнездо! – Надежда Борисовна махнула удостоверением. – Прокуратура! Немедленно прекратите сопротивление!
    – Как бы не так! – завопил оператор.
    Недоарестованный здоровяк приподнялся с ковра и помотал головой.
    – Где Колесников?! – заверещала Панаренко.
    – Вон, – старший группы указал стволом пистолета на рослого актера.
    – Это не он!
    – Как не он?! – икнул обноновец. – У него и наркота с собой!
    – А у нас три кассеты, где вы ему в карман что-то пихаете! – обличительно крикнул оператор. – Совсем озверели! Я сейчас вашему начальству звонить буду! – В руке у мастера объектива появился радиотелефон.
    Панаренко закрыла глаза и прислонилась к стене.
    – Что здесь происходит?! – рыкнули сзади.
    Ирина Львовна обернулась.
    На пороге возвышались три омоновца, из-за плеч которых выглядывали юркие японские туристы. Беспрерывно щелкали затворы фотоаппаратов.
    Панаренко упала в обморок.
* * *
    Гепарда кое-как затолкали в грузовое отделение «форда» Мизинчика, на полную мощь включили отопление салона и сунули туда же африканца, предварительно отобрав у него копье.
    Садист вытер мокрое от пота лицо.
    Циолковский в наброшенной на плечи дубленке по-хозяйски заглянул через боковое заднее стекло на свернувшегося клубком уставшего зверя, подмигнул негритосу и принял из рук Комбижирика стакан коньяку.
    – Ну, за встречу!
    – Ты зачем кота приволок? – осведомился Рыбаков.
    – О-о! – Королев одним махом опрокинул двести граммов «Юбилейного» и занюхал рукавом. – Это, братцы, история! Не поверите – он сам к нам прибился!
    – Не поверим, – согласился Денис.
    – А это действительно так! – Циолковский вытащил сигару. – Короче… Мы с Фаустом мочили крокодилов. Хотели, блин, побольше набить, чтобы всем по чучелу привезти.
    – Из пулемета? – уточнил практичный Ди-Ди Севен.
    – Не, там из пулемета нельзя… Но мы, блин, выкрутились. Поймали местного полицая, связали и подвесили над запрудой. Он орет, ногами по воде колотит, так что приманка что надо! Зеленые целыми косяками шли… Токо кто-нибудь из них харю подымал, чтоб, блин, «шоколадку» прикусить, мы тут как тут. Ба-бах! – и на берег выволакиваем. Десяток настреляли, запарились… Живца повыше подняли, чтобы пока спокойно повисел, скатерку разложили и отдыхаем.
    – Охотники на привале, – пробормотал Рыбаков.
    – Только по первой рюмке накатили, слышим, блин, кто-то в кустах шебуршит, – Циолковский заговорщицки понизил голос. – Сначала думали – Винни. Но звуки какие-то странные… Фауст стрельнул на всякий случай. И кричит – Винни, это ты?!..
    У Дениса отпала челюсть.
    – Ответа нет. Значит, не он, – продолжил Королев. – Тогда кто?
    – Слон, – предположил Ортопед.
    – Мы тоже так подумали. Но шуршание, блин, не прекращается… – Циолковский изобразил на лице напряженное внимание. – И кусты не такие высокие, чтоб слон заховался. А Оскар уже гранатомет достал. Я ему говорю – погоди! Фигня какая-то нездоровая. Пошли проверим! Ну, стволы наизготовку и в кусты… А там! Кошака этого сволочь зеленая за лапу зацепила и в речку затащить пытается! Я ка-ак дам крокодилу в тыкву прикладом! Фауст сбоку налетел и сапогом по почкам! Зеленого аж на три метра отбросило! Кошак – в одну сторону, мы в другую… Ну, блин, дух перевели, решили такое дело серьезно отметить. Сели, выпиваем. Тут, – Андрей причмокнул. – опять шур-шур-шур… И рожа гепардовская из кустов. Мы ему мяса бросили. Сожрал. Еще кусок… Опять сожрал.
    – На хавчик пробило, – сообразил Комбижирик.
    – Само собой, – кивнул Циолковский. – Жрачка-то классная, он такой отродясь не видел. Поел, потом ушел… Мы, блин, думали, насовсем. Но ошиблись. Часа через два приходит и нам какую-то крысу в зубах волочет. Типа, в благодарность. Ну, мы крысу на прикорм в запруду кинули, а котяре еще буженины дали. Так и остался с нами… Лапу ему промыли, перебинтовали.
    – Ё-мое! – Фауст выпучил глаза, – Андрюха! Мы ж с тобой полицая снять забыли!
    – Как?!
    – Блин, до меня только щас дошло!
    – А когда вы крокодилов стреляли? – спросил Ортопед.
    – Да с неделю уже, – смутился Циолковский. – Блин, как неудобно получилось…
    – Там деревня рядом, – сказал Винни. – Места не глухие. Снимут…
    – А обещанные чучела где? – Ди-Ди Севен задал логичный вопрос.
    – Чартером летят, – Циолковский вздохнул.
    – На всех хватит?
    – С запасом. Даже останется…
    – Это хорошо, – улыбнулся Ортопед. – Можно будет Хоттабычу и Барракуде по штучке подарить.
* * *
    Горыныч метался по обочине Приморского шоссе почти полтора часа, яростно размахивая руками и распугивая тем самым редких водителей. Успеху в деле остановки попутного автотранспорта мешало еще то, что одежда Даниила после его приземления в грязный снег на дне оврага превратилась в нечто непотребное. Браток всегда уважал вещи светлых тонов, и это сослужило ему плохую службу. Пепельно-серая дубленка трансформировалась в бесформенную, покрытую ржаво-коричневыми разводами хламиду, слаксы, исполненные в тональности «белая ночь», стали напоминать несвежие кальсоны, а бледно-зеленый свитер впитал в себя все оттенки сточных вод. Со стороны Горыныч напоминал бомжа огромного роста, за спиной которого к тому же чадили останки некогда красного «мерседеса».
    Колесников воздевал к небу пудовые кулаки и материл пугливых шоферов.
    Повезло ему только тогда, когда из-за поворота вырулил «Land Cruiser Prado», за рулем которого восседал Армагеддонец. Узнав в перепачканном «бомже» Горыныча, коллега разинул рот и чуть не убрался с дороги вслед за кабриолетом. Скрипнули тормоза, и джип затормозил в десяти сантиметрах от полосатого отбойника. Армагеддонец вылетел из машины и бросился навстречу Даниилу, держа в руке помповое ружье и озираясь по сторонам, готовый в любую секунду отразить возможное нападение тех уродов, что расстреляли «мерседес» старого друга…
    В «Дюнах» царила нервозность.
    Площадка перед гостиничным комплексом была под завязку набита милицейскими «канарейками» и черными «волгами», на которых прибыло районное начальство. Из бара доносились возмущенные вопли членов съемочной группы, прерываемые визгливыми оправданиями Панаренко, Ковальских-Дюжей и оперов.
    Горыныч остался в машине, а Армагеддонец сходил в народ и выяснил, что именно произошло. «Группа захвата» и их оппоненты не стеснялись в выражениях, голос не понижали, так что браток быстро разузнал подробности инцидента.
    История с нападением ментов на клипмейкеров обоим правильным пацанам не понравилась. Особенно их насторожило то обстоятельство, что ловили именно Горыныча, вызванного знакомым барменом на встречу в совершенно определенное время.
    Братки криво ухмыльнулись.
    Милицейские подставы никогда не отличались изяществом исполнения, но в этот раз все сделали так топорно, что смысл мероприятия был ясен даже непосвященному в тонкости взаимоотношений между правоохранителями и их потенциальной клиентурой. А привлечение к аресту бритоголового объекта сотрудников ОБНОНа свидетельствовало об интеллектуальной ущербности разработчиков. У братанов обычно сильные адвокаты, которые на раз раскалывают ситуации с подброшенными наркотиками. И любая экспертиза показывает, что тренированные бугаи в девяносто девяти процентах случаев никогда в жизни к анаше с героином не притрагивались.
    – Тебе, блин, на месяцок замерзнуть* надо, – серьезно сказал Армагеддонец. – Если они воркуна* так внаглую подключили, значит, не отстанут…
    Горыныч пожевал нижнюю губу и кивнул.
* * *
    У поворота на основную трассу Рыбаков вспомнил о словах Мизинчика и прилип к окну. Но участок дороги, где два часа назад возилась бригада рабочих, был пуст. Осевая радовала глаз свежей разметкой, знаки, ограничивающие движение в связи с проводимыми работами, были убраны, и лишь на обочине сиротливо стоял оставленный ремонтниками компрессор.
    Денис еле заметно пожал плечами и вернулся к обсуждению с Ортопедом нюансов толкования Ветхого Завета, пытаясь убедить друга в том, что не стоит воспринимать данные в Пятикнижии Моисея рекомендации по строительству иудейских храмов в качестве неоспоримого доказательства «подлой сущности». еврейского народа.

Глава 11 ИГРЫ ИДИОТОВ

    Немного экзальтированная учительница тут же бросилась к микрофону, включила трансляцию и принялась рассказывать детям о тех исторических памятниках, мимо которых проносился автобус. Географичку практически никто не слушал – для девятилетних гимназистов было гораздо интереснее повозиться на широченных сиденьях и поиграть в карманные компьютерные игры, чем вертеть головами и рассматривать сто раз виденные здания и скульптуры. Бывший майор тоже не выказал энтузиазма и удалился по винтовой лестнице на второй этаж «неоплана», где до предела опустил спинку одного из кресел и погрузился в дрему.
    Автобус проехал по набережной Фонтанки, вырулил на Московский проспект и занял крайний левый ряд, легко разгоняясь до ста километров в час и обходя легковушки, которым водитель иногда помаргивал дальним светом ксеноновых фар. Седаны и универсалы живенько освобождали дорогу, когда в зеркалах заднего вида возникала приплюснутая морда серо-синего «неоплана». Лишь возле станции метро «Электросила» "настоящий кацо*" на древнем черном трехдверном джипе «форд бронко» не пожелал уступить и нахально тащился перед автобусом десяток кварталов, не обращая внимания ни на вспышки света, ни на звуковой сигнал. Однако на ближайшем перекрестке внедорожник был остановлен усиленным патрулем ГИБДД, притерся к обочине и освободил трассу. Лихие омоновцы вытащили из «форда» небритого грузинского коммерсанта в длинном кожаном плаще и тут же стали учить его жизни, дабы генацвале не зарывался и всегда уходил в правый ряд, буде позади него возникнет автобус с табличкой «Дети». Кацо что-то кричал о своем «княжеском» происхождении и близком знакомстве с начальником КУГИ*, перекатывался в полурастаявшей снежно-песочной жиже, собирающейся у тротуаров, и пытался залезть под свой джип, откуда невежливые милиционеры его раз за разом вытаскивали за ноги и продолжали экзекуцию.
    Окончания воспитательного процесса гордого дитяти Закавказья водитель «неоплана» не увидел. Зажегся зеленый свет, и автобус покатил дальше по проспекту.
    Миновав площадь Победы, посередине которой вздымается в небеса узкая четырехгранная гранитная стела, метко названная жителями города «стамеской», двухэтажное чудо шведской автопромышленности выскочило на трассу Санкт-Петербург-Москва и вышло на финальный участок своей поездки, заканчивающийся у ворот Пулковской обсерватории, где детей ждал сам директор сего научного центра, испытывающий жгучее желание самолично поводить гимназистов по институту. Карман директора отягощали три зеленые бумажки с ликом Франклина*, полученные от завуча учебного заведения в качестве спонсорской помощи небогатому члену-корреспонденту Российской Академии Наук, имевшего месячный оклад в два раза меньше платы за экскурсию и лишенного возможности что-либо украсть на работе. Ибо звезды, кометы и астероиды с финансовой точки зрения – только оттиски на фотографиях, их нельзя пощупать, а тем более – реализовать. Хотя некоторые коллеги члена-корреспондента и умудрялись организовывать шарашкины конторы, в которых всем желающим за скромные суммы в пару тысяч долларов выдавали на руки сертификаты о присвоении имени мецената какой-нибудь далекой галактике. Но директор Пулковской обсерватории не умел зарабатывать на чужой безграмотности и потому находился исключительно на скудном государственном коште, сокращавшемся год от года. Так что триста долларов были для него подарком судьбы…
    Из заснеженных кустов сразу после железнодорожного моста, нависающего над шоссе Е-95, внезапно выскочило тело в тулупе, перетянутом белыми ремнями, и активно замахало полосатым жезлом. Шофер «неоплана» дисциплинированно притормозил и встал у обочины.
    С шипением открылась передняя дверь. В проем просунулся краснощекий дорожный инспектор, быстро оглядел салон и махнул рукой напарникам, гревшимся в стоящих за кустами «жигулях».
    – Какие-то проблемы? – спокойно спросил водитель автобуса, протягивая права и путевой лист.
    Гибэдэдэшник повел себя странно. Он выдернул из кармана тулупа здоровенный черный пистолет и прижал срез ствола к шее водителя.
    – Дернешься – и ты покойник. Ясно?
    Шофер открыл рот и сглотнул.
    Тем временем второй милиционер пробежал по проходу, взлетел по лесенке на второй этаж и ударом приклада АКМ отправил в нокаут проснувшегося экс-майора. Третий лже-правоохранитель встал в начале салона, толкнул географичку на первый ряд сидений и направил автомат прямо на группу детей.
    – Значит, так, – пламягаситель ствола описал короткую дугу. – Всем – на второй этаж. Это не шутка. Шторы задернуть и сидеть тихо. Будете рыпаться – я пристрелю любого из вас без всяких разговоров. Понятно? – Человек в форме капитана милиции выждал три секунды и удовлетворенно кивнул. – Хорошие дети… Марш наверх!
    Третьеклассники с опаской вылезли в проход и засеменили к лестнице, все время оглядываясь на автоматчика. Одна девочка всхлипнула.
    – Тебе что, особое приглашение надо? – «капитан» сжал плечо географички и выдернул ее из кресла. – Иди и успокой своих учеников. Будут реветь – пеняй на себя.
    Учительница торопливо побежала вслед за детьми. Лже-милиционер высунулся наружу, махнул ручкой и повернулся к водителю.
    – Маршрут меняется. Едем в аэропорт.
    Шофер затравленно посмотрел на захвативших автобус людей.
    Из-за кустов появились еще двое в черных шапочках, тащившие в руках какие-то плоские коробки. Судя по тому, как тяжело дышал бегущий первым толстячок, коробки были довольно тяжелые. Груз свалили в проходе и отправились за следующей партией.
    Через семь минут в «неоплан» были занесены двенадцать картонных коробок и длинный ящик, покрытый черной непроницаемой тканью. Толстячок сделал последнюю ходку, приволок из милицейских «жигулей» два АКМ и рюкзак, набитый округлыми предметами размером с кулак.
    «Капитан» посмотрел на часы и положил руку на шею водителю.
    – Закрывай дверь и поехали…
    «Неоплан» медленно двинулся вперед.
    – Переодеваемся, – приказал старший группы террористов.
* * *
    Денис купил у торговки сосиску в тесте, обильно смазал ее горчицей и вернулся ко входу в продовольственный магазин, в окне которого сиял огромный белый плакат с фиолетово-зеленой надписью «Сахар. 16, 5 руб/кг».
    Ортопед сотоварищи задерживались.
    Рыбаков взглянул на часы, доел сосиску, вытер пальцы о салфетку и спрятал руки в карманы пуховика. Холодало. С утра поднялся северный ветер я теперь по улицам носились маленькие снежные вихри, затруднявшие и так нелегкое зимнее вождение по обледеневшему асфальту. Денис спрятал нос в воротник, встал спиной к ветру и принялся притоптывать на месте.
    Мимо магазина медленно прокатился вишневый «линкольн» с тремя напряженными братками, сделал разворот в конце переулка и потащился по противоположной стороне дороги.
    «Сообразит или нет?» – подумал весельчак Рыбаков, давший Ортопеду несколько фонетически измененное указание на ориентир места рандеву.
    Джип доехал до поворота, постоял с минуту снова двинулся обратно.
    Из заднего бокового окна «навигатора» на свежий воздух высунулся Пых и начал внимательно читать надписи на стенах домов и в витринах, время от времени сверяясь с зажатой в кулаке бумажкой. Скорость движения внедорожника упала до пяти километров в час, и до того места, где стоял Денис, «линкольн» добирался добрых пять минут.
    Пых, напряженно шевеля губами, в очередной раз прочел надпись на бумажке, поднял глаза и увидел Рыбакова.
    – Стой! – радостно рявкнул браток. – Приехали!
    Ортопед вдавил педаль тормоза. Джип встал у бровки.
    – Ну, блин, – Пых выбрался на тротуар. – Запарились мы тебя искать…
    Вслед за Николаем Раевским из «навигатора» вывалились Ортопед и Комбижирик.
    – И где здесь «каксап»? – возмущенно спросил Собинов, одергивая пятнистую куртку. – Миша, блин, как ты записываешь?
    – Я правильно все записал, – Ортопед неуверенно покосился на Рыбакова. – «Каксап» и цифры какие-то…
    Пых и Комбижирик покрутили головами.
    – Нет «каксапа», – твердо заявил Собинов.
    – Ошибаешься, – Денис ткнул рукой в сторону витрины с плакатом. – Вон он.
    – Где?! – хором спросили братки.
    – Вон, написано.
    – Но это же «сахар»! – в отчаянии выкрикнул Грызлов.
    – Смотря в какой транскрипции читать, – нахально промолвил Рыбаков. – Зная о твоем пристрастии к латинице, я позволил себе прочесть эту надпись по-английски.
    Ортопед шумно выдохнул воздух.
    – Блин, а я ненароком подумал, что Мишка – полный укроп*, – облегченно, сказал Пых. – Мы этот «каксап» уже полчаса ищем.
    – В следующий раз, – Денис придал своему лицу серьезное выражение, – я постараюсь облегчить задачу. Забью стрелу, например, у магазина «Мекса».
    – Какая «мекса»? – на щеках Грызлова вздулись желваки.
    – Где шубами торгуют, – пояснил сообразительный Комбижирик. – «Меха» по-русски…
    Ортопед грозно засопел.
    – Что с Горынычем? – Рыбаков перевел разговор в деловое русло.
    – Рвет и мечет, – Пых покачал головой. – Еле от немедленной разборки отговорили. Хотел, блин, у Кабаныча пулеметы взять – и в «Дюны».
    – Данька пацан жгучий*, – подтвердил Комбижирик. – Долго тянуть не будет.
    – Это понятно, – согласился Денис, которому вкратце уже рассказали о происшедшем. – Но, на мой взгляд, сначала надо выяснить, почему вдруг Горыныча решили замуровать*. Причем так срочно и с использованием стукачка. Менты ж не могут не врубаться, что Горыныч их барабана в момент вычислит и повесит на ближайшем дереве. Особенно после того, как захват сорвался. И эта история с машиной…
    – Экспертизу вчера сделали, – вспомнил Ортопед. – Там фигня нездоровая. Кто-то, блин, на «кабане» тормозную тягу перекусил.
    – Стукач здесь ни при чем, – Рыбаков поджал губы.
    – Ни при чем, – Грызлов поежился.
    – Игорян приказал всем проверить тачки, – сказал Пых. – На всякий случай.
    – И что?
    – Ничего, – Раевский развел руки. – У всех все в норме.
    – Значит, надо искать там, где Горыныч лично наколбасил, – констатировал Денис. – Барыг потрясти. Зная Даньку, я не удивлюсь, если окажется, что в последние две недели он пару-тройку раз наехал на каких-нибудь «левых» коммерсов. А нам либо не сказал, посчитав случившееся мелочью, либо сам не помнит этих фактов. По причине отключения сознания…
    Братки сдвинули брови и закивали. В словах Рыбакова был большой резон – на переломе тысячелетий гражданин Колесников частенько бывал неадекватен, поглощал убийственные дозы горячительных напитков и легко мог накатить на посторонних бизнесменов, а затем напрочь забыть о происшедшем.
    – Горыныча стоит временно успокоить, – Денис подвел итог рассуждениям. – Пусть отдохнет, купит себе новую тачку, отвлечется. Стукача тоже сейчас трогать опасно, да и незачем, все и так ясно…
    Ортопед отвлекся и с интересом посмотрел на толпу молодежи в ярких куртках, впихивающих прохожим какие-то рекламные буклеты.
    – Мишель, – Рыбаков дернул Грызлова за рукав дубленки. – Ты слушаешь или нет?
    – Да-да, – браток нехотя отвел взгляд от суетящихся рекламщиков. – Просто хотел, блин, понять, чо они раздают.
    – Тебе это не надо, – усмехнулся Денис.
    – Почему?
    – Потому, что это «Золотой петушок».
    – Че-ево?! – У Ортопеда округлились глаза.
    – Средство для повышения потенции. Для кукурузников*, – уточнил Рыбаков. – Они ко мне уже подходили, предлагали. Говорили, рекламная акция… Я отказался.
    – Надо было в рыло за такие предложения, – злобно заявил Пых. – Козлы! Мало им рекламы «Золотого конька». И так, блин, через каждые пять минут по телеку! Будто у нас вся страна – импотенты. Теперь еще и это выдумали!
    – Есть еще «Золотая кобыла», – добавил Комбижирик. – Для баб-с…
    – Может, разгоним? – деловито предложил Ортопед.
    – Миш, не надо, – попросил Денис. – Хорошо стоим… Ну зачем тебе драка?
    Из-за поворота вывернул обшарпаный троллейбус с большой красной буквой "У" на месте номера и, странно вихляя, двинулся по улице.
    – Ладно, не буду, – Грызлов решил послушаться более миролюбивого, чем он сам, друга. – Кстати, я тебе не показывал постановление по Глюку?
    – Какое постановление?
    – Судьи.
    – Нет.
    – Щас увидишь. Это, блин, нечто! – Ортопед хитро улыбнулся и отошел к «навигатору». – Я спецом даже десяток ксерокопий сделал!
    Троллейбус немного увеличил скорость.
    Браток наполовину залез в салон внедорожника, покопался где-то между передними сиденьями и помахал пачкой белых листов.
    Троллейбус подъехал совсем близко и неожиданно вильнул вправо.
    Ортопед захлопнул дверцу «линкольна» и периферийным зрением увидел надвигающуюся на него темную массу. В лобовом стекле кабины троллейбуса маячили два перекошенных от ужаса лица.
    К счастью, тренированное тело реального пацана среагировало быстрее, чем Михаил соображал. Браток мгновенно подпрыгнул, уходя с директрисы движения электрической повозки, оттолкнулся руками от левого переднего крыла джипа, перекатился по капоту и рухнул в сугроб с противоположной стороны «навигатора». Ксерокопии постановления судьи Коган разлетелись во все стороны.
    Троллейбус просвистел в миллиметре от борта внедорожника, снес боковое зеркало и, не снижая скорости, помчался дальше.
    Пых, Комбижирик и Денис бросились к Грызлову.
    Ортопед вскочил на ноги и погрозил кулаком удаляющемуся троллейбусу.
    – Нет, вы видели?! – заорал браток, отряхивая снег с рукава. – Вы, блин, табличку на «рогатом» видели?! Совсем троллейбусники озверели!
    – Какую табличку? – Пых поднял упавший радиотелефон.
    – Под стеклом! – выкрикнул возмущенный Ортопед.
    – Нет, – Рыбаков посмотрел на задние габаритные огни троллейбуса, напоследок мигнувшие красными всполохами в самом конце улицы.
    – «Внимание! За рулем – ученик токаря!», – возопил Грызлов. – Я, блин, их всех поубиваю!..
* * *
    «Неоплан» притормозил у ворот справа от эстакады, на которую заезжали пассажирские автобусы и маршрутные такси, почти уперся передним бампером в решетчатые створки и издал протяжный гудок.
    Из приземистого строения, предназначавшегося для отдыха сотрудников охраны аэропорта, появился недовольный мужчина в зеленой «аляске», надетой поверх синей милицейской формы, вразвалку подошел к автобусу слева и костяшками пальцев постучал в окно водительской кабины, намереваясь выговорить обнаглевшему шоферу за то, что тот перепутал служебный въезд с парковкой.
    То, что произошло дальше, в корне изменило отношение охранника к его внешне необременительным обязанностям.
    Опустилось боковое тонированное стекло и между глаз раскрывшему было рот служащему Пулкова уставился ствол «Калашникова».
    – Все понятно? – спросил человек в натянутой на голову черной шапочке с прорезями для глаз, высунувшийся из-за спины напряженного и бледного водителя. – Открывай калитку, сучок, или…
    Охранник аэропорта моргнул.
    – Считаю до пяти, – заявил террорист и положил руку на плечо шоферу. – У меня в автобусе двадцать детей. Я буду убивать по одному через каждые две минуты, если ты сейчас же не сбегаешь к себе в каморку и не нажмешь на кнопочку. Али не веришь? – террорист толкнул водителя. – Подтверди! Шофер деревянно опустил подбородок. Служащий затравленно посмотрел на автобус, потом на взлетное поле и икнул.
    – Раз, – сказал террорист и качнул стволом автомата. – Два…
    – Я понял! – выдохнул охранник. – Сейчас, сейчас!
    Зажужжали электроприводы ворот, и створки разъехались в стороны.
    «Неоплан» медленно въехал на поле, перевалил через бетонную гребенку и повернул налево к зданию аэровокзала.
* * *
    Только подполковник Огурцов впился зубами в бутерброд с ветчиной, помидорами и салатом, как телефон на его столе разразился дребезжащей трелью. Марк Антонович с трудом прожевал кусок, сглотнул и в раздражении схватил трубку.
    – Слушаю!
    Доклад подчиненного, минуту назад впустившего на территорию аэропорта автобус с террористами и заложниками, был краток, но эмоционален. Абонент дико визжал в микрофон и требовал надбавки за вредность. Из всего сообщения стража ворот вопросу произошедшего инцидента было посвящено от силы процентов двадцать слов, остальные же относились к условиям работы охраны и маленькой зарплате.
    Сначала Огурцов подумал, что охранник нажрался и несет чушь.
    Однако, повернувшись к окну, начальник линейного отдела милиции воочию убедился в обратном. Мимо пандуса грузового терминала медленно проплывал трехосный серо-синий двухэтажный автобус с тонированными стеклами.
    Марк Антонович почувствовал, как у него между лопаток потекла струйка пота. Он швырнул трубку на рычаги, не дослушав претензии подчиненного, рванул ящик стола и выдернул из его недр потрепанный телефонный справочник, на первой странице которого значился прямой номер антитеррористичеcкoгo центра ФСБ.
* * *
    «Неоплан» неспешно прокатился по седьмой ВПП, вернул на восьмую и остановился.
    – Вылезай, – террорист ткнул шофера стволом в шею. – Дальше я сам разберусь…
    Водителя отконвоировали на второй этаж и приковали наручниками к подлокотнику кресла через два ряда от пристегнутого аналогичным образом бывшего майора.
    Террорист уселся на место водителя и повел автобус дальше. «Неоплан» сделал почти полный круг и окончательно встал возле воткнутой в снег хворостины с незаметной желтой тряпочкой, завязаной узлом на конце.
    – Начали, – приказал старший группы. Один из террористов выскочил на бетон и обежал вокруг автобуса, скручивая нипели на всех шести колесах. Зашипел стравливаемый воздух и «неоплан» опустился на брюхо.
    Остальные взрезали охотничьими ножами картон коробок и принялись извлекать из них продолговатые бруски пластиковой взрывчатки, похожей на грязно-серую строительную замазку…
* * *
    – Среди мусоров встречаются редкостные уроды, выделяющиеся даже на общем непривлекательном фоне, – Денис принял из рук супруги фаянсовую чашку с горячим какао. На встрече с Ортопедом, Пыхом и Комбижириком он сильно промерз и по настоянию Ксении готовился влить в себя уже третью кружку витаминизированного напитка. – Когда речь идет о взаимоотношениях ментовки и взрослой части населения, поведение стражей порядка еще хоть как-то можно понять – они боятся ответной реакции и потому превентивно стараются человека загасить.
    Сидящий напротив Юрий Иванович кивнул.
    – А вот что касается детей – это вообще за гранью, – продолжил Рыбаков.
    – Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась подруга жизни.
    – Комплексное отношение, творчески перерабатываемое отдельными мусорками. Свежайший пример. Кто знает, какой первый приказ подписал новый начальник ГУВД с прикольной фамилией Колбаскин?
    – Не имею понятия, – пожал плечами гость.
    – О строительстве детского спецприемника на шесть тысяч мест!
    – И что в этом такого? – Ксения закончила хлопотать возле плиты и уселась на табуретку. – Судя по количеству беспризорников, нам надо минимум десять, таких спецприемников…
    – Ага! – Денис осклабился. – Только по статистике, которую выдает то же самое ГУВД, число неблагополучных «вольных» детей в Питере – всего две тысячи. Возникает вопрос: зачем строится учреждение, рассчитанное, на прием шести тысяч? Из благих побуждений, типа, с запасом, или по какой-то другой причине?
    – Я думаю, все понимают, что беспризорников больше двух тысяч, – вмешался Юрий Иванович, сам бывший детдомовец, – и поэтому строят приемник на шесть.
    – Внешне все выглядит разумно, – неожиданно легко согласился Рыбаков. – Но, увы, только внешне. Ведь предназначение приемника – не сбор беспризорников и не содержание их там до момента отправки по приютам. Это было бы слишком хорошо… Реальное назначение сего учреждения – временная изоляция подростков, совершивших какие-нибудь административные или полууголовные нарушения. Хотя, конечно, там будут находиться и беспризорники. Но основная цель создателей приемника – возможность направления туда трудных или просто непонравившихся мусорам несовершеннолетних. Причем без разбора…
    – А доказательства твоей теории? – улыбнулась Ксения.
    – Переходим к доказательствам, – хитро сощурился Денис. – Я тут кое-что подготовил, предвидя твои вопросики с подковырочкой.
    – Доверяй, но проверяй, – сказала жена.
    – Тоже верно. Итак, – хозяин дома закурил. – Живет в Питере одна старшая инспектрисса по делам несовершеннолетних. Некто капитан Тиунова. Зовут – Елена Акакиевна…
    Юрий Иванович хрюкнул и закашлялся, подавившись печеньем.
    – Зря смеешься, – Рыбаков подождал, пока гость придет в себя. – Имечко натуральное, папаня Тиуновой был горячим грузином, а среди них имя Акакий весьма распространено… Но дело не в имени. Сама мадам Тиунова представляет собой нормальную алкоголицу лет сорока, с торчащими во все стороны пергидролевыми волосиками и мордой, похожей на харю обиженного тапира, которому дали по носу тапком.
    – Ух! – Ксения подперла рукой подбородок. – Ну и рожа!
    – Какая – есть, такую и описываю, – Денис стряхнул пепел. – Но это не все. Муж мадам Тиуновой – тот еще фрукт. Такой же алкаш, промышляющий на бухалово тем, что ходит по знакомым, предлагает недорого сделать ремонт в квартирах, берет авансы и исчезает. Мелкое мошенничество в чистом виде, однако из-за того, что его жена трудится в ментовке, дела на него не заводят… Однако мы отвлеклись. Сия инспектрисса, получив копию приказа начальника Главка, открыла для себя новые возможности. Теперь, как только к ней приводят какого-нибудь пацана, разбившего окно в школе, она тут же начинает готовить документы для отправки подопечного в спецприемник. На месяц. И параллельно вымогает у родителей деньги за прекращение процедуры. Не слабо? Получается, что генерал Колбаскин, по недомыслию или из иных побуждений, организовал для своих подчиненных еще один источник дохода. Будто мало ему того, что ссасывание бабок с подследственных уже стало притчей во языцех… Теперь за детей принялись. И, как все понимают, пример мадам Тиуновой – не единственный. Так будут поступать минимум пятьдесят процентов инспекторов по делам несовершеннолетних. А когда их будут ловить, станут орать о маленьких окладах и обвинять во всем журналистов.
    – Почему журналистов? – не сообразил Юрий Иванович.
    – Потому, что менты их всегда в своих грехах обвиняют. Типа, не было бы статьи в газете, все оставалось бы шито-крыто. У нас так принято…
    Магнитола, настроенная на прием «Азии-минус» и запрограммированная на самостоятельную работу, включилась в момент начала информационного блока.
    «Сегодня на Северном флоте произошел очередной подводный инцидент, – трагическим голосом начал диктор. – На атомном ракетном крейсере „Шибздик“ возник пожар в четвертом отсеке, и экипаж принял героическое решение о его тушении путем полного затопления лодки, ибо огнетушители остались на берегу. Субмарину быстро обнаружили и теперь по специальным шлангам подают на нее продовольствие, воздух и топливо. Учитывая тот факт, что „Шибздик“ – атомная лодка, редакция нашей радиостанции выражает сомнение в целесообразности забрасывания кусков урана через шланг. Тем не менее пресс-секретарь Главкома ВМФ заявляет, что подача топлива на затонувшую субмарину не прекратится, пока „Шибздик“ не всплывет или его не разорвет пополам. Одновременно с этим корабли Северного флота и противолодочная авиация прочесывают акваторию Баренцева моря в поисках иностранной подлодки, с которой, по версии командующего флотом адмирала Зотова, был выброшен окурок, вызвавший пожар. Уже найдено семь аварийных буев зарубежного производства – три зеленых, два голубых, один фисташковый с сиреневой полосой и один цвета маренго. Теперь на Северном флоте решают, какой из буев имеет отношение к инциденту. Находящийся в Сочи Президент уже подписал указ о присвоении Главкому сухопутных войск, как единственному невиноватому в происшедшем с „Шибздиком“, звания Герой России…»
    Обалдевший Юрий Иванович приоткрыл рот.
    – Не бери в голову, – Денис выключил магнитолу. – Это они шутят. Цинично, конечно, но в самую точку. Именно такая у нас армия. Бардак, толстожопые генералы и худосочные рядовые. Солдаты строят дачи, отцы-командиры в них живут. И все вместе защищают то, что мы называем Родиной. Правда, каждый По-своему…
    Гость хмыкнул.
    – Историю одну вспомнил. Уровень идиотизма, как эта радиопередача.
    – Ну-ка, ну-ка, – Рыбаков поднял брови.
    – Как-то раз у нас в части офицер с ума сошел. В принципе, ничего особенного, в армии часто бывает. Но весь смак в том, что сумасшедшим оказался начальник медчасти, майор. Ну, отправили его в госпиталь. С капитаном-сопровождающим. По пути майор вел себя тихо, слюни пускал и бормотал чего-то… Приехали на место, зашли в приемное отделение. И тут майор ка-ак выхватит из рук капитана сопроводительные документы и ка-ак заорет: «Я вам психа привез! Принимайте!». Санитары – на капитана. Тот вопит, отбивается. Ему тут же по роже дали и укольчик сквозь одежду.
    – Почему они капитана крутить стали? – не сообразила Ксения.
    – Так у майора-то эмблемы медицинские в петлицах, а у капитана – пушки перекрещенные, – объяснил рассказчик. – Санитары, естественно, военному врачу поверили. Артиллериста – в палату, майору сопроводиловку подписали и до части обратно довезли. Он быстренько до медпункта добежал и там заперся. В части думали, что майор лечится, потому медпункт неделю не проверяли. Солдатам, естественно, не сказали, что медик с катушек съехал, так что тот по ночам ходил на кухню, брал у хлебореза еду и спокойно кормился. Псих – психом, а сообразил… Капитана в розыск объявили. Сначала позвонили в госпиталь, узнали, что пациент доставлен. Но фамилии доставленного не спросили! – Юрий Иваныч отрезал ножом кусочек груши и отправил его в рот. – И всю нашу часть заставили двое суток прочесывать обочину дороги между больницей и гарнизоном. А это – добрых сто километров… Пока мы по кустам шарили, капитану каждый день по двойной дозе галоперидола сандалили, чтобы особо не возмущался и не пытался ударить санитара. В конце «курса лечения» он уже сам ходить не мог… Ситуация разрешилась только тогда, когда майор на нашего начальника штаба нарвался. Тот пришел столовую проверить и видит – сидит майор и жареную картошку уплетает. Полковник на медика, врач – от него. Пошла погоня! Час по территории носились. К оружейному складу прибежали, там часовой по ним стрелять начал, всю часть на уши поднял. Тревогу объявили, думали, опять война началась… В общем, и смех и грех. Медика еле-еле отловили, потом капитана полдня вызволяли. Правда, он рапорт подал, когда в себя пришел. Комиссовали…
    – Неудивительно, – изрек Денис. – Опосля галоперидола в армии лучше не служить…
    – Как поживают твои чисто конкретные друзья? – гость перевел разговор на другую тему.
    – Нормально, – Рыбаков усмехнулся и посмотрел на свернутую газету, лежавшую на холодильнике. – Работа кипит… Только вот у брателлы-журналиста по кличке Гоблин башню напрочь снесло. Борец за свободу слова, блин.
    – Дело хорошее, – заявила Ксения. – Кого он на этот раз давит?
    – Использует свои связи для решения личных проблем, – Денис покачал головой. – Так что к свободе слова его нынешние экзерсисы не имеют никакого отношения.
    Запиликал телефон. Рыбаков посмотрел на табло определителя номера и снял трубку:
    – Здорово, Игорек!.. Сижу, пью какаву… А что случилось?.. Перестань… Серьезно?!. Кто именно?.. Когда? – лицо Дениса превратилось в неподвижную маску. – Понял… Буду готов. Ксения нахмурилась.
    – Проблемы?
    – Обалдеть, – тихо сказал Рыбаков. – У Хоттабыча дочку взяли в заложницы. Игорь через десять минут заедет.
* * *
    Группа «Град»* собралась в обычный для подобной ситуации срок – за час.
    Пока генералы бегали по коридорам, названивали друг другу и решали, кто возьмет на себя ответственность за происходящее, подполковник Леонид Стасов построил своих бойцов, проверил комплектность оружия и средств связи, вложил в кобуру любимый ОЦ-23 «Дротик»* и дал отмашку на посадку подчиненных в три микроавтобуса «форд» грязно-желтого цвета с красными полосами на бортах и эмблемой ФСБ на передних дверцах.
    Затянутые в черную форму офицеры мгновенно загрузили в грузовые отделения многоканальные радиостанции, длинные металлические ящики со сверхмощными В-94* и кофры с пеленгующей аппаратурой.
    Стасов проинформировал руководство о полной готовности «Града» и получил приказ выезжать. Через две минуты после разговора с начальником антитеррористического центра автобусы с бойцами вырулили на Литейный проспект и под рев сирен помчались к аэропорту.
* * *
    Фиолетовый «Mercedes-Benz G55 AMG», за рулем которого восседал Игорь Борцов, рыкнул двигателем, легко заскочил на тротуар перед подъездом и остановился в полуметре от Рыбакова.
    Денис отшатнулся и покрутил пальцем у виска.
    – Игорян, ты чего?
    Браток пересадил Герберта, свою гладкошерстную таксу, с переднего сиденья на заднее и пожал руку старому приятелю.
    – Извини, блин. Нервы…
    – Ты поаккуратнее, – попросил Денис и посмотрел на суетящегося миниатюрного кобелька, бегающего взад-вперед по широченной кожаной подушке. – Я понимаю, тормоза у твоего агрегата мертвые, но все-таки зима.
    – У меня шиповка стоит. – Борцов выкрутил руль, и джип съехал на дорогу.
    – Рассказывай, – Рыбаков решил не продолжать обсуждение водительского мастерства Игоря и пристегнулся.
    – Короче… Полчаса назад позвонил Хоттабыч. Его дочка и ее одноклассники сейчас в заложниках. Какие-то придурки захватили автобус, отогнали в Пулково и грозятся взорвать…
    – Аэропорт?
    – Не, автобус.
    – Откуда информация? – быстро спросил Денис.
    – Гена* знакомый брякнул. Как произошло, так и сообщил.
    – Что дочка Хоттабыча в автобусе делала? Ее ж, насколько я понимаю, в школу на машине отвозят…
    – Автобус экскурсионный. В обсерваторию, блин, ехали, – зло сказал Борцов. – На полпути чо-то произошло.
    Рыбаков прикусил нижнюю губу и задумался.
    – Что хотят эти идиоты?
    – Пока неизвестно, – «мерседес» пролетел перекресток и свернул на проспект Энгельса. – На месте только аэропортовские менты, РУБОП и ФСБ подтянутся позже.
    – Где в данный момент находится ручной мент Хоттабыча?
    – В своем кабинете в ГУВД. Он только сообщение слил. Как ты понимаешь, дальше от него толку мало. Все что мог, он уже сделал.
    – Ясно, набери мне Ортопеда.
    Игорь нажал большим пальцем кнопку на руле и четко произнес семь цифр. Интегрированный мобильный телефон GSM щелкнул, и из динамиков раздался недовольный голос Грызлова, звучащий на фоне уличного шума.
    – Да!
    – Миша, это Денис. – Рыбаков немного наклонился вперед. – Чем ты сейчас занят?
    – Еду по Невскому.
    – Ты в курсе?
    – Да! Пацаны тоже выехали. Четыре машины за мной идут. Остальные самостоятельно…
    – Куда?
    – В Пулково, – удивленно протянул Ортопед. – А куда ж еще?
    – Отставить. Встречаемся у метро «Московская», возле универсама. Мы с Игоряном будем там через двадцать минут.
    – Ясно, – Грызлов спорить не стал. – Щас Горыныч всех обзвонит.
    – Давай, – Денис откинулся обратно.
    – Ты что придумал? – поинтересовался Борцов.
    – Пока ничего, – Рыбаков вытащил сигарету. – Просто такой толпой в аэропорт ехать бессмысленно. Надо сначала обмозговать информацию и только потом действовать. Сейчас Хоттабыч перевозбужден, дров наломает, а результата не будет… Блин, не нравится мне все это. Есть в этой истории нечто странное…
    – Мусорская подстава? – Игорь сжал правую руку в кулак.
    – Упаси Господи! – Денис вылупился на приятеля. – Что-что, а к захвату заложников менты точно никакого отношения не имеют. Когда я смогу сформулировать, что именно меня настораживает, ты первый узнаешь.
    Борцов сдвинул брови к переносице и сосредоточился на управлении тяжелым внедорожником. Рыбаков потеребил подбородок, выбросил в окно недокуренную сигарету и насупился.
    «Мерседес» проскочил по трамвайным путям, подрезал начавшую движение на зеленый свет старенькую «ауди» и перестроился в крайний правый ряд. Перед капотом джипа вырос пухлый багажник красного «рено клио симбол», и тут Денис заметил, что Игорь почему-то не жмет на педаль тормоза, а дергает рычаг коробки передач, подняв колени к подбородку и дико выпучив глаза.
    Внедорожник повело боком.
    Толстенная хромированная решетка на бампере вмяла тонкую жесть французской малолитражки и отбросила «рено» к фонарному столбу. «Мерседес» совершил полный оборот вокруг своей вертикальной оси, заскрежетала система экстренной блокировки тормозов, и двухтонная машина остановилась. Борцов распахнул дверцу, выпрыгнул наружу, засунул руку под водительское кресло и выдернул на свет Божий радостно виляющего хвостом Герберта.
    – Еще раз под педали залезешь – прибью! – рык Игоряна разнесся по всему проспекту. – Третий раз, блин! Ну сколько можно!
    Пес покорно обвис и внимательно посмотрел на хозяина.
    Из разбитой «рено» вывалился молодой человек в костюме, с виду – начинающий коммерсант, и горестно запричитал.
    – Ребята! Я же на «стрелку» ехал! – Палец водите